Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Лицом к лицу (пер. Гуляева) - Куин (Квин) Эллери - Страница 39


39
Изменить размер шрифта:

Эллери заметил, что он инстинктивно подался вперед на краешек кресла. Более того, его отец, натура недоступная для впечатлений, сделал то же самое.

Никто не смел ни вздохнуть, ни кашлянуть.

И вдруг на сцене в самом центре зажегся узкий, ослепительный белый конус. Словно омытая этим переливающимся светом, возле огромного розового рояля сидела Лоретта. Ее руки спокойно лежали на коленях. Фоном служил черный бархатный занавес с вышитой на нем огромной американской розой. Девушка была одета в искрящееся платье с блестками того же цвета, что и вышитая роза. Платье наглухо закрывало грудь до самой шеи, спина же оставалась полностью обнаженной. На девушке не было ни одного украшения, а белая кожа и золотые волосы казались вырезанными в черном бархате. Она задумчиво смотрела – но не на публику, а на свои собственные колени. Создавалось впечатление, что она сидит где-то совсем одна, прислушиваясь к чему-то, недоступному для простых смертных.

Она оставалась неподвижной в этой сосредоточенной позе целых тридцать секунд. Затем подняла глаза вверх и перевела их на дирижера, находившегося сбоку. Тот поднял палочку и застыл. Потом внезапно опустил ее, оркестр взорвался мощным волнующим аккордом звенящей меди, и у всех перехватило дыхание.

Аккорд тут же перешел в нежную тревожную мелодию вступления, названную Гауденсом «Где же, о где?» Замерли последние звуки вступления, и Лоретга подняла руки к клавишам. Она извлекла быстрое небрежное арпеджио, откинула сияющую голову назад и запела.

Голос был вроде бы тот же самый, который Эллери слышал не репетиции – но в то же время уже и не тот. В нем появилось особое напряжение, нечто неуловимое, что и создает разницу между простым качеством и особым стилем исполнения. То ли Лоретта действительно решила продемонстрировать все свои скрытые возможности, то ли Марта Беллина научила ее кое-каким тайнам певческого мастерства, но факт остается фактом – голос девушки приобрел оба свойства: совершенство Глори Гилд и свой собственный стиль, стиль Лоретты Спейнер. В этом смысле Вальтер Кер был абсолютно прав. Двух певиц разделяло целое поколение, те же самые гены составили новую комбинацию, и в результате возникло нечто новое – стиль племянницы, но унаследовавший достояние своей тетушки.

В пении девушки легко узнавались хорошо знакомые интимные нотки голоса Глори, адресованные каждому слушателю в отдельности, изнемогающие от едва скрытой внутренней страсти. Новым же была удивительная сосредоточенность на себе самой, чего никогда не наблюдалось у Глори, работавшей исключительно на публику. Лоретга же, казалось, слушателей вообще не замечала и раскованность ее пения была скорее результатом внутренней отрешенности, чем слияния с публикой, как было у Глори. Было похоже, будто она просто поет в тишине своей спальни, позволяя себе поэтому невиданную свободу чувственных эмоций и выражений, чего никогда не допустила бы при посторонних. И это превращало каждого мужчину и каждую женщину в зале в некое подобие любопытного Тома, прижимающегося ухом к замочной скважине. Это заставляло кровь гулко колотиться в висках, а воздух застывать в легких.

Это заставало слушателя врасплох и напрочь лишало его самообладания.

С трудом преодолевая собственную бурную реакцию, Эллери постарался переключить внимание с своих ощущений на то, что происходило с окружающими. Его отец буквально висел на кончике кресла, веки полуприкрыты, на губах застыла странная гримаса – смесь страдания и наслаждения. Несколько других видимых поблизости в окружающей темноте лиц представляли такое же, способное смутить стороннего наблюдателя, зрелище. С каждого была сорвана социальная маска, нарушена привычная схема поведения в обществе, каждое предстало во всей наготе своих раскрепощенных эмоций. Картина оказалась не из приятных, она вызывала у Эллери и отвращение, и интерес в равной мере. Боже мой, думал Эллери, эта девушка становится разрушительной социальной силой, превращающей уравновешенное общество граждан в толпу независимых друг от друга, обезумевших от страстей животных. Она способна утолить острую юношескую тоску и заменить услады марихуаны и ЛСД в университетских общежитиях! Но она сама не в силах осознать опасную степень своего могущества. Ее пластинки разойдутся десятимиллионными тиражами и.., и против нее просто необходимо создать особый ограничительный закон!

За этим последовало еще пять песен. «Любовь, любовь», «Что мне делать с тобой», «Даже луны не видно», «Возьми меня» и «Я хочу умереть»…

Ладони Лоретты снова спокойно легли на колени. Она даже не услышала рева, который потряс здание театра.

Даже не подняла глаз. Просто сидела на своем месте, как и вначале: руки на коленях, глаза опущены, мысли витают где-то далеко-далеко.

Эллери готов был поклясться, что она следовала инструкциям Орина Стина, но в то же время он был уверен, что не дай продюсер вообще никаких указаний, она вела бы себя точно так же.

Публика не хотела отпускать ее. Занавес падал, поднимался, падал снова и вновь поднимался.., а она все сидела – маленькая искрящаяся фигурка около огромного рояля на теперь уже совсем пустой сцене.

Еще! Еще! ЕЩЕ!

Восторженные крики публики слились в сплошной вой.

Лоретта повернулась на сиденье, вся розовая в пятне света, и впервые прямо взглянула в зал.

Этого было достаточно: наступила тишина.

– Я готова бесконечно петь и петь для вас, – проворковала девушка, – Но впереди еще большая часть великолепного шоу мистера Стина, поэтому я могу исполнить для вас на бис всего одну песню. Я надеюсь, что Билли Гауденс не будет в обиде, если я обращусь в далекое прошлое. Слова этой песни написаны человеком, который хорошо вам известен, но в сфере, далекой от искусства. Это Джеймс Уокер. Автор музыки – Эрнст Болл. Впервые песня стала известна в 1905, а потом, в конце двадцатых, у нее началась вторая жизнь. Да-да, именно в то время Джимми Уокер стал мэром Нью-Йорка! Эта песня была особенно любима Глори Гилд – моей теткой.

Ловкий ход со стороны Стина! Эллери был абсолютно уверен, что вся речь Лоретты – задуманный им ловкий ход, ведь произнесенное вслух имя Джи-Джи сразу же делало явным то, что было у всех в подсознании.

Лоретта повернулась назад к роялю.

Казалось, воздух наэлектризован так, что сейчас посыплются искры.

Все затаили дыхание.

И она запела опять.

Выбор был, скорее всего, неудачен: как в музыкальном, так и в стихотворном отношении. Музыка Болла была слишком слащавой, а стихи Уокера – особенно в отношении рифмы – ассоциировались с канарейкой в золотой клеточке над головой бедной швеи.

Летом цветочки цветут, мой друг,
А в жизни цветет любовь,
Я рад свое сердце тебе отдать,
В котором вскипает кровь.
Ночью я видел печальный сон:
Я буду и стар, и сед.
А будешь ли ты меня любить Как нынче, в семнадцать лет?

Припев:

В декабре меня люби, как любила в мае.
А иначе как мне жить, я и сам не знаю.
Когда я стану и стар, и сед
Ты люби, как в семнадцать лет
Или май, или декабрь – разницы, милая, нет.

Лоретта спела припев со всем «воодушевлением», на какое только была способна. Нечто вроде английского «высокого» стиля. Эллери только покачал головой – какая оплошность! После стольких лет работы в шоу-бизнесе Орин Стан – или Билл Гауденс – просто обязаны были предвидеть, что в устах Лоретгы ее номер «на бис» прозвучит не больше чем пародией. Будь на ее месте любая другая певица, ее давно бы осмеяли. И только благодаря магической власти Лоретты аудитория приняла эту песню из иного времени и иного мира так же восторженно, как и предыдущую музыку Гауденса.