Том 5. Литургия мне - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 6

Он был самый покойный из всех семи отроков, — он был книжный и отвлеченный. Тело его нежно пламенело в дымном озарении светочей и казалось почти прозрачным. Члены его были тонки и стройны, и движения его медленны и исполнены необычайной и волнующей прелести.

Повинуясь обаянию его шепота и его переходящих со свитка на меня и обратно взоров, я посмотрел на себя с таким странным и спокойным любопытством, словно взирая на чужого и нового человека. И со спокойным удивлением я увидел свое тонкое тело, облеченное в старое и пыльное одеяние.

Это была та одежда, которую носят все горожане в Европе, — скучная, черная одежда, повседневная и обременительная, как вериги.

Твердые поручи и твердая кираса на груди стесняли движения, но не защищали ни от чего, — и твердость их была обманчивая, и побуждалась простою и даже не теплою водою. Убогое золото блестело на груди в столь скудном количестве, что не соблазнило бы оно и голодного вора. Черная обувь когда-то зачем-то блестела, и кто-то другой в поте лица заботился о том, чтобы она с каждым восходом солнца воспринимала новый блеск, — но теперь она покрылась пылью. Далека и трудна была дорога, по которой пришел я в эту темницу.

Переводя глаза то на себя, то на читающего свой свиток отрока, я почувствовал, что в отроке есть нечто, смутно беспокоящее меня каким-то еще новым беспокойством, — не тем страхом, как от первых четырех, но чувством неизъяснимо волнующим. И с усилием всматриваясь в его черты, я наконец понял, что это — я. Я сам стоял перед собою и читал свой приговор.

В стране инобытия свершаются иные возможности, неслыханные на земле.

И слова свитка зажглись передо мною тусклым пламенем, но я не стал их читать, ибо знал их наизусть.

Сколько раз в томительные дни, в тоскливые ночи читал я и перечитывал этот свиток, прежде чем отдал его исполнителям!

И тогда увидел я последних двух отроков. Они таились сначала сзади других и шептались и смеялись негромко, и теперь подошли и стали рядом с отроком, читающим свиток.

Это были самые сильные и высокие из всех отроков. Их широкие и могучие плечи, их высокие груди, медленно и сильно дышащие, их слегка согнутые руки со вздутыми мускулами, — все это внушало страх. Истинно, это были исполнители, и лица их дышали жадным, веселым и беспощадным смехом и издевательством. В руках у каждого из них виднелось по связке длинных и крепких бичей, похожих на змей.

Эти отроки смеялись, прыгали от нетерпения, щекотали друг друга концами бичей и при этом повизгивали от нетерпения и восторга. Они жадно и насмешливо смотрели на меня и шептали что-то.

Отрок со свитком кончил читать и сказал спокойно:

— Верно. Это — он.

Остальные шесть отроков обрадовались и засмеялись громко. И громче всех смеялись отроки с бичами. И сказал я отрокам:

— Чему вы смеетесь? Разве вы не знаете, что это — я?

Отроки замолчали, и испуг выразился на их лицах. Но отрок со свитком сказал медленно и спокойно:

— Не бойтесь. Это — только он. И даже больше того скажу вам. Это — тело, преданное нам на забаву. Ибо мы — дети и хотим играть.

Отроки опять обрадовались и засмеялись еще громче прежнего. И отрок со свитком сказал, обращаясь ко мне:

— Даже и правдою ты не соблазнишь нас, величайшим из соблазнов — правдою. Потому что мы только исполнители.

Возвысив голос, начал говорить он так, при наставшем внезапно молчании:

— Это тело, слабое и больное, отягощенное пороками и грехами всего мира, надлежит уничтожить. Как мастер мнет глину, когда изваяние не удалось, так и это порочное тело надлежит смять и уничтожить. И вот повеление исполнителя.

Он развернул свиток и читал медленно и спокойно:

— Тело, которое вы найдете в темнице двигающимся, рассуждающим и чувствующим, предадите вы жесточайшим мучениям, истязаниям невыносимым, даже до смерти. Вы обнажите преданное вам тело и подвергнете его поруганиям по произволу вашему. И потом распрострете вы его на полу темничном и свяжете столь крепко, чтобы оно не могло избежать жестокости вашей. И будете бичевать его медленно и долго. Но не до смерти. И потом отрежете руки и ноги его, и остальное ввергнете в медленно горящее пламя. И темница его да будет предана огню. И память о нем да истребится на земле.

Он окончил чтение, и отроки радостно засмеялись. И сказал он:

— Таково повеление повелителя.

И я сказал:

— Повелитель — я.

Отрок со свитком ответил мне:

— Нам все равно, кто повелитель. Мы — исполнители. И исполним повеление.

И обратясь к другим отрокам, он сказал им:

— Утвердите светочи ваши в стене и начните.

Драматические произведения

Победа смерти

Действующие лица:

Король Хлодовег.

Берта, его жена.

Альгиста, её служанка.

Мальгиста, мать Альгисты.

Этельберт, брат Берты.

Лингард, паж.

Рыцари, дамы, пажи, слуги и служанки.

Действие первое

Те же сени слабо освещены факелами, вставленными в железные кольца у колонн. Из дверей в зале слышатся громкие голоса пирующих, песни, смех, звон бокалов.

Песня (в зале).

Альгиста и Мальгиста стоят близ входа в столовую, таясь за колонною. Альгиста закрыла свое лицо серым покрывалом. Говорят тихо:

Мальгиста.Милая дочь моя Альгиста, ты не боишься?

Альгиста.Я не боюсь.

Мальгиста.Настало время совершить великий наш замысел, увенчать красоту и низвергнуть безобразие.

Альгиста.Безобразная и злая, глупая и жадная, достойная дочь многих поколений королей жестоких и коварных, она веселится и торжествует. Она хочет быть королевою — зачем?

Мальгиста.Нет, не Берта хромая, дочь кровожадного короля Коломана, — ты, моя прекрасная Альгиста, достойна быть королевою.

Альгиста.Я буду королевою. И не будет Альгисты, и забудется имя Альгисты, — а я буду королевою.

Мальгиста.Может быть, последний раз называю я тебя моею дочерью. Дай же мне еще раз поцеловать лицо моей Альгисты, цветущие розами уста моей милой дочери. Завтра я склонюсь пред тобою, как рабыня перед госпожой.

Альгиста быстро откидывает покрывало. Любуется ею мать, целует её прекрасное лицо. Альгиста закрывается.

Альгиста.Я стояла здесь долго одна, прячась в темном углу за столпами. Здесь, передо мною, после венчального торжества, с королем прощались рыцари, привезшие королевну нашу Берту. Ушли, уехали, и теперь только мы две остались при ней. Потом смотрела я, как здешний король, и Берта, и гости вошли в тот зал и сели за стол. Сидят и пируют, а я стою одна и смотрю. С моего места видно мне лицо короля, и рядом с ним Берта.

Мальгиста.Госпожа наша Берта, следуя древнему обыкновению, сидит, покрытая левантскою тканью, расшитою золотом.

Альгиста.Пусть Берта закрыта своею златотканною вуалью, — я знаю, я помню её изрытое оспою лицо, я знаю, что одна нога госпожи моей короче, чем другая, и хитро сделанными золотыми каблуками она скрывает это.

Мальгиста( тихо смеётся и говорит шепотом). Много пышных обрядов придумали владыки, чтобы возвеличить себя выше нас. Их тщеславие и нам иногда на пользу. Король Хлодовег еще не видел лица госпожи нашей.

Альгиста.Я знаю. Хотели обмануть здешнего короля. Увидел бы завтра утром, да уж поздно было бы. Не прогонишь разделившую ложе, хоть бы и противна она была.