Мраморный рай - Кузнецов Сергей Борисович - Страница 5

Последний, раненый, на столе. Очень плох. Мало того что его подрали… не видно, непонятно, отрывочно… так еще и яду напустили эти… Вторую сейчас достал пинцетом из раны дядя Хирург. Всего их три. Их яд воздействовал на… Голову? Чем помочь? Как не допустить, чтобы раненый погиб?

Мальчик в коридоре зажмурился и сжал кулачки.

И в тот момент, когда Хирург, достав из раны последнюю тварь, отошел, Полина присела на стул (ноги от напряжения не держали ее вовсе), а Яков отвлекся на банку, человек на столе вдруг немыслимым образом изогнулся – и заревел трубно, напугав медиков.

Не умрет, донес человечек-мотылек. Теперь точно не умрет.

Денис открыл глаза.

Полина, еще не придя в себя от страшного крика раненого, с беспокойством вгляделась в темное пространство коридора за полуоткрытой дверью медицинского блока. Ей показалось, что она увидела там сына. Она даже сделала несколько шагов к выходу.

– Денис?

Человечек-мотылек возвратился, и Денис поспешно отступал к лестнице. Очень хотелось спать. Но главное: он сумел помочь. Сам не знал, как, да это было и не важно, но сумел.

– Сынок, это ты?

– Полина, – сказал Хирург. – Мы не закончили. Сейчас обработаем раны и перевяжем…

– Мне кажется, – неуверенно сказала она, – там мой Дениска…

– Откуда ему взяться? Спит твой Дениска. Посвети лучше.

Но она еще почти минуту вглядывалась в темноту коридора, пока не удостоверилась, что там действительно никого нет.

Торги завершились под утро. Большинство караванщиков к этому времени спали прямо на полу. Запах в Зале стоял такой, что глаза Сергея слезились, и он покашливал.

Джедай все-таки купил «шоколад» за свиную колбасу, добытую в метро на «Речном вокзале», и патроны; был взбешен ценой, но вида старался не показывать.

Василий ушел в самый дальний угол, уселся на пол и, прислонив голову к стене, задремал. Почти сразу к нему присоединился младший Джедаев сын, привалился, устроился поудобнее и тоже закрыл глаза. Не спали только сам Джедай, его старший, трое членов Совета Общины, Сергей, да странная женщина, пришедшая с караваном. На протяжении всех торгов она то и дело принималась плакать – но теперь почти беззвучно.

Аркадий Борисович жадно расспрашивал Джедая о том, что видели караванщики в дороге, о том, какая жизнь на Ганзе, какая в Полисе. Тот отвечал скупо, сквозь зубы – все не мог простить себе слабости, которую проявил при покупке «шоколада». Добиться красочного, подробного рассказа банкир так и не сумел.

Сидевший рядом с членами Совета Сергей следил за их разговором невнимательно: все его мысли занимала женщина, так нагло и зло его отшившая. Однако ни малейшей обиды на женщину в нем не было. Напротив, Сергей все еще жалел ее и хотел бы хоть чем-нибудь помочь.

– Кто она? – спросил он Джедая, вклинившись в разговор и кивая в сторону женщины.

– Сумасшедшая сука, – отрезал караванщик.

Сергей молчал, ожидая продолжения.

– Прибилась к нам три дня назад, – сказал Джедай. – Толку от нее нет. Поклажу нести не может, устает. Стрелять не умеет. Парни пробовали… – он сделал неопределенный жест лапищей, – так стала кусаться, царапаться, вцепилась в лицо и чуть не оставила без глаз… Куда там вашим волкокрысам…

– Не знаем, что с ней делать, – добавил старший сын.

Валентин Валентинович заволновался, с подозрением косясь на Сергея.

– Ты прекрати! Вижу – что-то задумал!.. Добреньким хочешь быть, понимаю, но я не позволю. Никто не позволит… Лишний рот, знаешь ли…

– Лишний работник, прежде всего, – сказал Сергей. – Как зовут ее?

Джедай едва заметно пожал плечами.

– Сергей, учти: урежем рацион вашей семьи! – не унимался Валентин Валентинович. – За свой счет кормить ее будешь! У нас непредвиденный едок – тот раненый, когда-то еще работать сможет, а жрать такому слону много надо!

– Нельзя этого, – сказал Сергей. – Она с караваном пропадет.

– А толку от нее, как от бабы, все равно нет, – сказал Джедай. – Захочет остаться – забирайте.

– Сергей! – зашипел Валентин Валентинович, но тот уже направился к женщине.

Она при его приближении напряглась и сразу перестала плакать. Сергей сел рядом с ней на пол.

– Тебя как звать? – спросил он.

– Ди… Динара… Дина, – несмело, но вполне мирно ответила та.

– А меня Сергей. – Он мельком глянул в сторону мужчин: пять пар глаз внимательно наблюдали за ними. – Хочешь остаться здесь, Дина?

Она недоверчиво посмотрела на него.

– Нужно будет работать, – продолжал Сергей, – здесь все работают. Но это все же лучше, чем идти с караваном. Тут тебя никто не обидит. До утра осталось несколько часов. Я организую место для сна, а днем подумаем, куда тебя поселить.

Он снова посмотрел на сидящих поодаль мужчин. Валентин Валентинович качал головой, банкир ухмылялся, Скрынникову, казалось, было все равно.

Ничего, подумал Сергей, ничего… Все правильно.

Глава 2

Сейчас уже практически невозможно восстановить хронологию событий, которые привели к образованию Общины в нынешнем ее виде, – слишком много прошло времени, а записей вести никто не пытался, не до того было.

Известно лишь, что в те страшные дни, когда закончилась прежняя жизнь, слишком многие жители города оказались осведомлены о том, что расположенный на окраине засекреченный «ящик» с пятью своими минусовыми этажами может служить убежищем. Столько народу оборонный институт в любом случае не вместил бы.

Толпы обезумевших от страха людей расстреливались еще на дальних подступах к институту. Да и не с той стороны «ящик» им надо было штурмовать – гермоворота, ведущие на минусовые этажи, находились совсем в другом месте. Однако, по казенной формулировке тогдашнего руководства, была опасность, что вход будет «стихийно обнаружен».

Именно поэтому охране был отдан приказ стрелять на поражение по всем гражданским, которые приближались к объекту ближе, чем на полкилометра.

Люди шли за спасением, за надеждой и получали пулю в живот.

Из тех, кто тогда участвовал в бойне, сегодня в живых почти никого не осталось, хотя среди них было много молодых солдат; для тех же, кто не умер и нашел в себе силы продолжать жить все эти годы, самой, наверное, тяжкой мукой являются сны. Почти все они засыпают с трудом, часто просыпаются ночью, и тела их, испытывая катастрофический недостаток отдыха, быстро изнашиваются.

Тех, кто знал, с какой стороны подобраться к институту, тогда нашлось не так много; оказалось, что, если зайти с правильной стороны, место в Ноевом ковчеге можно было купить. Главное, заплатить – и вот ты уже внутри. Во сколько ты ценишь свою жизнь? Сколько отдашь за жизнь своей любимой девушки? Сына? А если не хватит заплатить за все, что выберешь?

Те, кто слушал рассказы дедов про войну, вещей с собой не брал. Вместо одежды, вместо драгоценностей – консервы и мешки с картошкой, вместо денег – крупа. Едой платили. Нанесли столько, что первое время колония совсем не бедствовала.

Но была и другая плата. Был случай, когда успешный бизнесмен, прихвативший с собой из сейфа кейс с валютой, на входе в бункер понял, что деньги в новом мире обесценились. С военным руководством – пятью здоровыми мужиками – ему пришлось расплатиться красавицей женой и пятнадцатилетней дочерью.

Дочь в семью не вернулась, осталась жить с одним из военных, жена заболела и зачахла, а сам бизнесмен год спустя во время выхода на поверхность отстал от группы, и больше его никто не видел.

Численность колонистов на протяжении многих лет ее существования была плавающей. Иногда она сокращалась: люди умирали – иные от болезней, иные от тоски по небу; мужчины гибли во время рейдов на поверхность. То вдруг начинала активно восполняться: беженцы, отсиживавшиеся по подвалам и коллекторам, приходили целыми семьями. Некоторым из них даже повезло не встретить на своем пути ни одного зверя – и они слушали, раскрыв рты, истории о разного рода чудовищах и воспринимали их, как сказки. Кого-то приводили с собой и просили оставить караванщики, но такое бывало крайне редко.