Белые медведи - Крысов Анатолий Вадимович - Страница 31

– Нет, – мотает головой Варвара и добавляет: только не ее.

Все, что я услышал, похоже на бред. Стараясь не придавать рассказу женщины особого значения, я поднимаюсь и собираюсь уходить. Здесь больше нечего делать, все понятно и так: напуганная неотвратимыми изменениями в сознании и преследованием карлика, Инна обратилась к ведунье – так сделал бы любой на ее месте. А та, чтобы отработать полученные деньги, стала пичкать мою сестру небылицами про демонов и страшные душевные недуги. Возможно, она и сейчас пытается заработать еще чуток наличности, внушая мне опасность потустороннего вмешательства.

Я уже открываю дверь на улицу, когда мне в спину Варвара говорит:

– Будьте осторожны, Саша. Скоро маленький человек придет и за вами.

21

Никифорыч, который начал зарабатывать большие деньги еще на службе в армии – он сдавал своих солдат в аренду для постройки дач и вырубки леса, – смотрит на меня, потирая кончик носа, обдумывает услышанное. Затем переспрашивает:

– Так прямо и сказала, «маленький человек»?

Я киваю.

Может быть, у меня не все в порядке с мозгами, но с ушами проблем нет и не было. Я абсолютно уверен, что ведунья Варвара предупреждала меня о скором пришествии маленького человека по мою душу. Теперь-то все и сошлось: гном Инны, карлик, преследующий меня, надпись на башне Льва Соломоновича, галлюцинации во время секса с Анжелой. Кстати, надо срочно сдать кровь на анализ, вдруг там найдется что-нибудь еще психотропное, кроме кокаина, которым я, видимо, скоро начну завтракать, обедать и ужинать.

Этот маленький человек определенно пытается свести меня с ума, как сделал это уже с моей сестрой, а затем убить наподобие Аркаши и Льва Соломоновича. Он выбрал идеальную тактику: загнать зверя, и, уже обессилевшего, его и прикончить, вдоволь поглумившись. Да, уродцу не совладать с нами при прочих равных условиях, поэтому он выжидает и наносит точечные удары. Но какая же у него жестокость! Хладнокровно порезать человека на части, а после разложить по ведрам – это посильно только глубоко больному маньяку.

Вова теперь не сводит глаз с меня, он постоянно занимается рекогносцировкой окрестностей. Любой подозрительный тип заставляет моего охранника съеживаться в ожидании нападения. Он ни на секунду не отпускает рукоятку пистолета, лежащего теперь в кармане со снятым предохранителем. Но этот факт не особо вселяет в меня надежду на спасение: будет надо – карлик разберется и с ним, я уверен.

Мы опять сидим в «Троекурове», Маша Кокаинщица составила нам компанию, и теперь, по всей видимости, жалеет об этом – так уж подавлено выглядит ее лицо. Штука ли, узнать, что за друзьями – а возможно, и за ней тоже – охотится безжалостный убийца ростом с пятилетнего ребенка? К слову, то, что убийцей является таинственный карлик, пугает еще больше: отклонения в развитии всегда придают существу весомый демонический вид. В детстве многие не могут уснуть несколько ночей подряд, впервые увидев лилипутов на арене цирка.

– Это все слишком странно, – говорит Маша Кокаинщица и добавляет: вы точно уверены?

Подумав, я отвечаю:

– Сомнений быть не может, нам надо искать карлика. Причем чем быстрее, тем лучше, пока он окончательно меня не довел до могилы.

– Успокойся, Саша, – говорит Никифорыч. Он, как всегда, спокоен. – Ничего с тобой не случится.

Хотелось бы мне быть таким же уверенным, как и мой друг. Перед лицом реальной опасности всегда яснее чувствуешь запах могилы, чем в отдалении. Таков закон жизни: человек много раз на дню думает о смерти, но все эти мысли кажутся смешными, как только сама смерть появляется на расстоянии вытянутой руки. Или даже ближе, в моем случае.

Никто не может быть в полной безопасности. Точнее, каждый находится в опасности, а степень его спокойствия определяется количеством шансов сыграть в ящик в процентном эквиваленте. И я уверен, что моя шкала все быстрее и быстрее стремится к отметке в сто.

– Где же этот Серега? – глядя на часы, говорит Никифорыч.

У нас сейчас должно быть что-то наподобие военного совета, но последнего генерала все нет. Поскольку я окончательно потерял любую работоспособность, Сергей теперь взвалил себе на плечи бразды правления бизнесом.

– А он вообще жив? – вдруг спрашивает Маша Кокаинщица. Всегда обожал эту женщину за нестандартность подхода, честность высказываний. – Позвоните ему.

Я подчиняюсь и набираю с мобильника нужный номер. После продолжительного молчания автоответчик сообщает, что у абонента либо кончилась батарея, либо он находится вне зоны досягаемости сети. Между прочим, вот такой ответ – это самый тревожный знак.

– У него не работает телефон, – говорю. – Сел, наверное.

– Хотелось бы верить, – вторит мне Маша Кокаинщица.

Смешное дело, но мы – сильные, богатые люди – сбились сейчас в кучку, словно жалкие ободранные койоты, в ожидании исхода. Никто не выходит на дорогу с широко распахнутой на груди рубашкой и не размахивает победным флагом, хотя именно так мы привыкли вести себя по жизни. Такого поворота событий стоило ожидать: наши души слишком изнежились в золотых песках собственного успеха. Невидимые перья тщеславия теперь растут из наших спин, и это самое страшное, что могло случиться. К сожалению, понимание пришло только что.

Как бы то ни было, сдаваться нельзя, а никто и не собирался. Следует срочно перегруппироваться, проститься с потерями и нанести контрудар. Примерно в таком ключе сейчас размышляет Никифорыч, я думаю. Он – вояка старой закалки – будет для меня единственным спасением, больше некому.

В «Троекурове» практически нет людей, что удивительно. Виной всему ужасная метель, которая до сих пор терроризирует город. Машины на всех основных магистралях растянулись в длинные пробки, напоминающие южно-африканских змей. Остальные дороги, которые поменьше, попросту занесло снегом так, что по ним вряд ли сможет проехать автомобиль, разве что вездеход с гусеницами вместо колес.

– Да, в такую погоду редкий мобильник работает нормально, – говорит Вова, и я, пожалуй, с ним согласен.

Остальные придерживаются того же мнения, о чем и сообщают.

– Стоит чуть-чуть испортиться погоде, как город впадает в кому, – говорит Маша Кокаинщица.

Я не совсем согласен с такой формулировкой, так как всем известно, что koma, в переводе с греческого, это глубокий сон, дремота. А в Большой советской энциклопедии на эту тему говорится, что коматозное состояние – это угрожающее жизни состояние, характеризующееся потерей сознания, резким ослаблением или отсутствием реакции на внешние раздражители, угасанием рефлексов до полного их исчезновения, нарушением глубины и частоты дыхания, изменением сосудистого тонуса, учащением или замедлением пульса, нарушением температурной регуляции.

Наш же город в период климатических катаклизмов похож скорее на эпилептика со свойственными этой болезни судорогами, аффективными нарушениями (страх, тоска, злобность или повышенно-экстатическое настроение), бредом и падениями. Я сам много раз был частью очередного припадка, пытаясь прорваться через городские джунгли во время муссонов.

– Да уж, – только и говорит Никифорыч.

Он хочет сказать что-то еще, но в этот момент входная дверь открывается, и на пороге мы видим Сергея, стряхивающего с рукавом куски слипшейся, затвердевшей массы.

– Дрянная погода! – ругается Сергея и, повесив пальто на вешалку, присаживается к нам.

Мы все приветствуем его, затем вкратце вводим в курс дела. Он слушает нас не без интереса, но больше с ухмылкой на лице, чем с озабоченностью. Рассказ начинается с предположений о маньяке-карлике и заканчивается пророчеством ведуньи Варвары. Я также сообщаю о своих подозрениях насчет болезни Инны.

Наконец Сергей отвечает:

– Ну, Машу я понять еще могу, – он еле скрывает улыбку. – Но вот остальных – нет. Саня, ты опять решил взяться за старое? Опять шпигуешь себя всякой гадостью?

Никифорыч морщится, а затем говорит: