Вопросы цены и стоимости (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна - Страница 23

Вот же стерва! - с каким-то уважительным восхищением признал он. - Воспитанника… Еще бы усыновить предложила!

О нет! Катарина, теперь уже Грие, не опускалась до шпилек, подколок и гадостей в сторону юноши, которого муж привел в дом безо всяких объяснений. Наоборот, с Равилем она держалась вполне доброжелательно и ровно, не роняя своего достоинства и попросту не находя смысла в склоках. Само собой, настоящей сердечности и теплоты ей не хватало - откуда бы ей взяться - но в целом юный Поль ей был даже симпатичен.

Во всяком случае, он держал себя без развязанности и пошлости, чем выгодно отличался даже от ее родного брата. Молодой человек производил впечатление умного, не сидел на шее у своего содержателя, свесив ножки, и не ел хлеб даром, предполагая, что достаточно прекрасных глаз и милой мордашки. И какие бы отношения не связывали юношу и Ожье - на показ они не выставлялись.

При таких условиях Катарина мудро рассудила, что было бы бесполезной и бесцельной глупостью настраивать против себя мужа, третируя его любимца, и тратить собственное время на мелкие пакости из числа тех, на которые горазд изобретательный женский ум. Само собой, пожелай она того, молодая хозяйка с легкостью могла бы сделать жизнь юноши в новом доме невыносимой, тем более что ни семьи, ни друзей, ни кого-нибудь, кто мог бы просто поддержать, - у рыжика Поля очевидно не было. Однако никакого смысла затевать домашнюю войну Катарина для себя не видела.

Зато Равилю ее спокойная уверенность стала как нож по и без того раненному сердцу! Ему почти хотелось, чтобы она показала себя склочной мерзкой бабенкой - должен же быть у человека хоть один недостаток! Хотелось, чтобы у него хотя бы раз появился повод сорваться на грубость, нахамить, помянуть недобрым словом за глаза. Позлорадствовать в адрес новоиспеченного супруга: я б для тебя все сделал, что можно и что нельзя, а ты мною побрезговал, не захотел, променял на не весть что, вот и мучайся теперь…

Хоть какое-то облегчение, вместо душившего его безмятежного покоя и уюта, стараниями новой госпожи, когда в довершении ко всему приходилось улыбаться и желать доброй ночи, с бессильной ненавистью разбиваясь взглядом о закрывающиеся за молодоженами двери спальни.

Но даже малюсенького повода так и не представилось. Катарина была само радушие, Ожье, казалось, задался целью стать воплощением примерного семьянина, и превосходил невозмутимостью саму невозмутимость.

И то правда, зачем тратить свое душевное здоровье на какого-то приблуду, он и так никто… В комнате было тепло, но Равиль зябко повел плечами, так и не подняв глаз от своей тарелки.

- Поль? - вторично окликнул его Ожье, как показалось с раздражением.

Юноша едва не вздрогнул, но безразлично уронил:

- Как пожелаете.

Весь обед он был занят исключительно тем, что упорно и сосредоточенно, заставлял плавающую в супе зелень, выстроиться в строгом геометрическом порядке. Не получалось. То рука опять не вовремя дрогнет, то дыхание сорвется…

Мужчина смерил его тяжелым взглядом, и вернулся к обсуждению других повседневных забот. Катарина лишь слегка приподняла брови, ничем иным не выдав удивления разыгравшейся сценой.

От выматывающей тоски впору было выть на луну. Словно что-то безнадежно оборвалось в груди после неудачного разговора с Ожье и теперь неприкаянно дергалось тоненькой жилкой, тупо ныло оголенным нервом, заходясь болью от любого прикосновения.

Равиль сам удивлялся, что удержало его тогда броситься вслед за любимым мужчиной, признаваясь во всем, что успело наболеть, и прося прощения, если разочаровал. Не страх - Ожье бы не оттолкнул его наверняка, пожалел бы, успокоил, утешил как обычно… Может поэтому и не бросился, промолчал, что хотелось услышать в ответ вовсе не утешения и уговоры. Лучше уж никак, чем так!

А может, зря не бросился, потому что это «никак» сейчас и происходило. Дни шли за днями, и в один далеко не прекрасный момент Равиль осознал, что больше не сможет выносить эту семейную пастораль. Ожье с того дня оставался с ним вежливым и предупредительным, затронутая тема больше не поднималась, ни чем не показал недовольства и ни в чем лисенка не упрекнул, от чего становилось еще горше. Юношу словно вымораживало рядом, и он сбегал при ближайшей возможности, рьяно впиваясь в первое же подвернувшееся дело, лишь бы занять себя.

Не заметить эти маневры было бы трудно и для менее наблюдательного человека. В конце концов Ожье сам стал избегать Равиля, сведя общение к минимуму, которого невозможно избежать, когда живешь в одном доме и работаешь вместе. Так было куда проще бороться с собственным разбушевавшимся вдруг сердцем.

Лисенок- лисенок, да что же с тобой происходит…

Юноша был сам не свой. В делах выкладывался до изнеможения, так что почти загнал себя. Спал с лица, под глазами опять залегли тени, а в глазах… Смотреть ему в глаза было тяжело, тяжело снова и снова натыкаться на непримиримое отчаянное выражение больше напоминающее упрек.

В чем? В том, что влез, куда его не приглашали? И теперь парнишка взялся отрабатывать то, что якобы должен, и доказывать, что и без постели чего-то стоит? Вот же послал Господь наказание, как и подступиться не знаешь!

- Оставь, я кому-нибудь другому скажу… - Ожье в который раз попытался остановить его и отобрать очередной гроссбух.

- Вы считаете, что я не справлюсь? - Равиль с вызовом откинул голову.

Мужчина крепко взял себя в руки и ответил спокойно:

- Справишься. Просто я считаю, что тебе еще и отдохнуть не мешало бы. Ты же того гляди опять в обморок падать начнешь!

Юноша вспомнил, при каких обстоятельствах с ним случилась эта оказия, и вспыхнул.

- А вас это волнует?

- Вообще-то да, я за тебя беспокоюсь, - взгляд Ожье тяжелел с каждым словом.

- Не тревожьтесь, я не доставлю вам хлопот! - Равиль вырвался и тут же ушел по какому-то другому делу, о котором просила его Катарина.

Вот и поговорили! Терпения Грие было не занимать, но и оно все же не бесконечное. Все чаще хотелось взять и потрясти мальчишку хорошенько, чтобы мозги наконец вернулись на место. Или сгрести в охапку и зацеловать до потери сознания, как ни один Ксавьер не сможет…

И потерять его наверняка. Потерять последние остатки доверия между ними, не важно каким окажется результат. Даст ли юноша отпор, как мерзавцу, способному воспользоваться его зависимостью и пожелавшему между делом блуд почесать по старой памяти, либо же подчинится, сочтя себя обязанным.

Так может именно в этом и дело? Равиль отошел от кошмаров, расправился, многому научился, ощутив некоторую уверенность: хотя бы в том, что чтобы прокормиться ему не нужно будет непременно раздвигать ноги. Парень молод, вполне естественно, что проснулись другие интересы, и что необычного в том, что его потянуло к кому-то. А человек, который способен сломать его новую жизнь с той же легкостью, с какой перечеркнул старую, всячески выказывает свое неодобрение… Что ж, мальчишку можно было только уважать за то, что он отстаивает свое право выбора, а не тащится на поводке у своего благодетеля и покровителя!

Вот только легче от этого не становилось и личность Ксавьера Таша по-прежнему не вызывала симпатии, пусть и вел себя ухажер пристойно, взялся учить Равиля владеть оружием, например.

Можно подумать, был бы на его месте кто другой, Ожье бы их благословлять бросился! Смешно и грустно… Грие никогда не почитал себя способным на такую безумную, бешеную ревность! Он срывался на партнерах и конкурентах, последних просто давя в крошево. Молодая жена к исходу второго месяца супружества и весьма бурных ночей, очевидно устала от темперамента супруга и осторожно намекала на их договоренность. В отношении соперника Ожье провел обходной маневр, превзойдя всех записных светских и церковных интриганов вместе взятых, чтобы сплавить нахала куда подальше, так что господин Таш ради выгодного предприятия должен был в скорости отбыть на Аппенины… И лишь непредсказуемое рыжее, самое дорогое и шарахающееся от него чудо - Ожье не мог и пальцем тронуть, упрекнуть хоть полусловом, задеть хоть полувзглядом.