Психиатрическая власть - Фуко Мишель - Страница 75

Во-первых, вернемся к юридическим формам, о которых шла речь только что и в предшествующих курсах: важно, что они претерпели очень глубокую, фундаментальную трансформацию. Вспомните, что я говорил по поводу раннесредневеко-вой юстиции, до XII века: средневековая процедура выяснения виновности или, точнее, назначения вины индивиду, разновидности которой объединяются термином «божий суд», вовсе не была методом действительного восстановления происшедшего. Дело состояло отнюдь не в том, чтобы воспроизвести в рамках «божьего суда» некий аналогом,картину реально случившегося как преступное деяние. «Божий суд» и подобные ему практики были процедурами, определявшими форму установления победителя в состязании двух участников тяжбы;15 даже признание не являлось в средневековых судебных техниках этого периода признаком или методом нахождения признака виновности 16 Пытки инквизиции не были формой рассуждения, практикуемой нынешними палачами: если пытаемый признает что он виновен, это и будет наилучшим доказательством более верным чем даже свидетельство очевидца; средневековые палачи добивались отнюдь не такого доказательства a fortior..Инквизитор-ская пытка устраивала между судьей обвиняемым или подоз-реваемым подлинный физический поединок правипя котпппт были разумеется не то чтобы надувательскими ноаб™3„о несоизмеримыми, без тени взаимного пявенст«я — п»™Гр целью выяснить выдержит пплотоеняемн*i vr,™,и™ н« ИГ ™ да тот сдавался,этоГстанти^ГнГ™^ „™«™ доказательством его винотГости T^.ZnZ^Tальным проигпкпнем ЛТй игре ™!flT -е-

позволял его п^гокппитГчят™™>с состязании' который и

ЭТИ ягт^™'п~.1 a'^n ^ во ВТ° РУЮ

это встраивалось в некоторую знаковую систему-

ьпг Ргп ™„ нтп Од кот°РУ юзнаковую систему: .ей LnV J,Sfn1 описанный проигрыш

ппогтп пос™й о а ПР Ям ЫМпризнаком виновности; он был ™ст™»п И С" СТаДИе И' послеДним эпизодом, заключением

п™п,Г! ™„ ° С"о ЛН0И Этатизацией уголовного суда

произошел переход от этой техники установления истины через

280

выпытывание к ее установлению через констатацию, через свидетельство, через доказательство. 18

Во-вторых, то же самое следует сказать и об алхимии. Почему собственно алхимия так и не была в полном смысле слова опровергнута химией, почему она не заняла место заблуждения, тупика в истории науки? Потому что она не соответствует и никогда не соответствовала технологии доказательственной истины, но всецело принадлежала технологии истины-события или истины-выпытывания.

Каковы в самом общем виде основные принципы алхимического исследования? Прежде всего это посвящение индивида, его духовная или аскетическая квалификация; он должен подготовиться к восприятию истины, причем не столько усвоением ряда знаний, сколько успешным прохождением предусмотренного ритуала.19 Далее, сама алхимическая операция, алхимический opus —это не достижение некоего конечного результата; это ритуальная инсценировка ряда элементов, в числе которых благодаря стечению обстоятельств, вмешательству случая, удаче или благословению, возможно, окажется истина, которая воссияет или промелькнет, словно решающий миг, в некий ритуально определенный момент, который тем не менее всегда неизвестен алхимику, — тот как раз и должен узнать этот момент и постичь истину.20 Поэтому, кстати, алхимическое знание всегда теряется и не следует тем правилам накопления, что свойственны знанию научного типа; оно всегда возвращается к исходной точке, всегда начинает с нуля, и каждый должен заново проходить полный цикл посвящений, ибо не может просто встать на плечи своих предшественников.

С единственной оговоркой: иногда алхимик словно бы выдает секрет, впрочем, всегда загадочный секрет, шифрованную формулу, которую можно счесть бессмысленной, но которая-то и заключает в себе самое главное. И этот секрет — настолько секретный, что даже узнать о том, что это секрет, можно лишь пройдя ритуальные посвящения, особую подготовку или при должном стечении обстоятельств, — как раз и выводит на путь к чему-то, что свершится или не свершится; причем, как бы то ни было, затем он вновь окажется утрачен или, как минимум, скрыт в некоем тексте или в таинственной формуле, которую случай впоследствии снова вручит как шанс, как древнегре-

281

ческии кайрос,кому-то, кто опять-таки узнает или не узнает ее. 21

Итак, все это свойственно технологии истины, не имеющей ничего общего с технологией научной истины, и поэтому алхимия никак не вписывается в историю науки, даже на правах предзнаменования или возможности. Однако в рамках знания, которое, быть может, еще нельзя назвать научным, но которое приближается к таковому, обступает границы науки и складывается одновременно с ее рождением, в XVIII веке, — я имею в виду медицину, — эта технология истины-выпытывания или истины-события остается в ходу довольно долго.

Она составляет самую сердцевину медицинской практики многие века, я бы сказал, от Гиппократа" до Сайденхема23 или даже до медицины XVIII века в целом, то есть на протяжении двадцати двух столетий.24 В медицине, — но не в медицинской теории, не в той среде, где вызревали такие дисциплины, как анатомия или физиология, а в медицинской практике, в отношении, которое врач устанавливал с болезнью, — долгое время сохранялось нечто, коренившееся эти двадцать два века в технологии истины-выпытывания и отнюдь не в доказательственной истине; собственно говоря, это было понятие «кризиса» или, точнее, совокупность сосредоточенных вокруг него медицинских практик.

Но что такое кризис в медицинской мысли после Гиппократа? Кризис — это, как известно, момент, когда определяется дальнейший ход болезни, когда решается вопрос о жизни, смерти или переходе недуга в хроническое течение.25 Является ли он эволюционным моментом? Не совсем. Кризис — это, чтобы быть точным, момент борьбы, битвы или даже решающий момент самой этой битвы. Борьба Естества с Недугом, сражение тела с болезнетворной субстанцией26 или, в терминологии медиков XVIII века, битва твердых тел с жидкими и т. п.27 И борьба эта происходит в определенные дни, ее дата предсказана календар-но, однако предсказание это двусмысленно поскольку дни кризиса в течении болезни обозначают некий естественный ритм, характерный именно для данной болезни и ТОЛЬКО ДЛЯ нС£ Ины-

ми словами каждая болезнь имеет

собственный

ных кризисов и у каждого больного кризиса следует ожидать

в свои дни. Так, уже Гиппократ различал среди больных лихо-

282

радкой одних, у кого кризис наступает в четные дни, и других, у кого он случается в нечетные дни; у первых, соответственно, день кризиса мог быть 4, 6, 8, 10, 14, 28, 34, 38, 50, или 80-м.28 Этот ритм предоставлял Гиппократу и всей следовавшей его законам медицине своего рода описание болезни, которое, конечно, нельзя назвать симптоматологическим и которое характеризует болезнь исходя из известной даты возможного кризиса. И та, таким образом, оказывается внутренним свойством этой болезни.

И кроме того, эта дата являлась случаем, который надо угадать, тем самым, что в греческой мантике называли благоприятным днем.29 Точно так же, как были дни, когда нельзя было вступать в бой, были и дни, когда кризис считался нежелательным; точно так же, как были плохие полководцы, начинавшие наступление в неблагоприятные дни, были и больные — или болезни — у которых в эти неудачные дни случался кризис; были плохие кризисы, с необходимостью приводившие к дурному исходу, — хотя, если кризис наступал в благоприятный день, это тоже не гарантировало выздоровления, — и становившиеся своего рода дополнительным осложнением. Такова игра кризиса — одновременно и внутреннего свойства болезни, и принудительного случая, ритуального ритма развития событий.