Убийство в Восточном экспрессе - Кристи Агата - Страница 36

– По правде говоря, «сухой закон» мне никогда не мешал, сказал Хардман.

– Понятно. Ходите в подпольные забегаловки, – сказал мсье Бук, с удовольствием выговаривая последнее слово. – Эти специфические американские выражения, они такие выразительные, такие оригинальные.

– Мне бы хотелось съездить в Америку, – сказал Пуаро.

– Да, у нас вы научились бы передовым методам, – сказал Хардман. – Европу надо тормошить, не то она совсем закиснет.

– Америка, конечно, передовая страна, – согласился Пуаро, – тут я с вами согласен. И лично мне американцы многим нравятся. Но должен сказать – хотя вы, наверное, сочтете меня старомодным, – что американки мне нравятся гораздо меньше, чем мои соотечественницы. Мне кажется, никто не может сравниться с француженкой или бельгийкой – они такие кокетливые, такие женственные.

Хардман на минутку отвернулся и взглянул на сугробы за окном.

– Возможно, вы и правы, мсье Пуаро, – сказал он, – но я думаю, что мужчины всегда предпочитают своих соотечественниц, – и он мигнул, будто снег слепил ему глаза. – Просто режет глаза, правда? – заметил он. – Как хотите, господа, а мне это действует на нервы: и убийство, и снег, и все прочее, а главное – бездействие. Слоняешься попусту, а время уходит. Я не привык сидеть сложа руки.

– Вы энергичны, как и подобает американцу, – улыбнулся Пуаро.

Проводник поставил вещи на полку, и они перешли в соседнее купе. Там в углу, попыхивая трубкой, читал журнал полковник Дрбэтнот.

Пуаро объяснил цель их прихода. Полковник не стал возражать. Его багаж состоял из двух тяжелых кожаных чемоданов.

– Остальные вещи я отправил морем, – объяснил он.

Как большинство военных, полковник умел паковать вещи, поэтому осмотр багажа занял всего несколько минут. Пуаро заметил пакетик с ершиками для трубок.

– Вы всегда употребляете такие ершики? – спросил он.

– Почти всегда. Если удается их достать.

– Понятно, – кивнул Пуаро.

Ершики были как две капли воды похожи на тот, что нашли в купе убитого.

Когда они вышли в коридор, доктор Константин упомянул об этом обстоятельстве.

– И все-таки, – пробормотал Пуаро, – мне не верится. Не тот у него характер, а если мы это признаем, значит, мы должны признать, что он не может быть убийцей.

Дверь следующего купе была закрыта. Его занимала княгиня Драгомирова. Они постучались и в ответ услышали глубокое контральто княгини:

– Войдите.

Мсье Бук выступил в роли посредника. Вежливо и почтительно он объяснил цель их прихода.

Княгиня выслушала его молча: ее крохотное жабье личико было бесстрастно.

– Если это необходимо, господа, – сказала она спокойно, когда мсье Бук изложил просьбу Пуаро, – то не о чем и говорить. Ключи у моей горничной. Она вам все покажет.

– Ваши ключи всегда у горничной, мадам? – спросил Пуаро.

– Разумеется, мсье.

– А если ночью на границе таможенники потребуют открыть один из чемоданов?

Старуха пожала плечами:

– Это вряд ли вероятно, но в таком случае проводник приведет мою горничную.

– Значит, вы ей абсолютно доверяете, мадам?

– Я уже говорила вам об этом, – спокойно сказала княгиня. – Я не держу у себя людей, которым не доверяю.

– Да, – сказал Пуаро задумчиво, – в наши дни преданность не так уж часто встречается. Так что, пожалуй, лучше держать неказистую служанку, которой можно доверять, чем более шикарную горничную, элегантную парижанку, к примеру.

Темные проницательные глаза княгини медленно поднялись на него:

– На что вы намекаете, мсье Пуаро?

– Я, мадам? Ни на что.

– Да нет же. Вы считаете – не так ли? – что моими туалетами должна была бы заниматься элегантная француженка?

– Это было бы, пожалуй, более естественно, мадам.

Княгиня покачала головой.

– Шмидт мне предана, – последнее слово она особо подчеркнула. – А преданность – бесценна.

Прибыла горничная с ключами. Княгиня по-немецки велела ей распаковать чемоданы и помочь их осмотреть. Сама же вышла в коридор и стала глядеть в окно на снег. Пуаро вышел вместе с княгиней, предоставив мсье Буку обыскать багаж.

Княгиня с грустной улыбкой поглядела на Пуаро:

– А вас, мсье, не интересует, что у меня в чемоданах?

Пуаро покачал головой:

– Это чистая формальность, мадам.

– Вы в этом уверены?

– В вашем случае – да.

– А ведь я знала и любила Соню Армстронг. Что вы об этом думаете? Что я не стану пачкать рук убийством такого негодяя, как Кассетти? Может, быть, вы и правы.

Минуту-две она молчала. Потом сказала:

– А знаете, как бы я поступила с таким человеком, будь на то моя воля? Я бы позвала моих слуг и приказала: «Засеките его до смерти и выкиньте на свалку!» Так поступали в дни моей юности, мсье.

Пуаро и тут ничего не сказал.

– Вы молчите, мсье Пуаро. Интересно знать, что вы думаете? – с неожиданной горячностью сказала княгиня.

Пуаро посмотрел ей в глаза.

– Я думаю, мадам, – сказал он, – что у вас сильная воля, чего никак не скажешь о ваших руках.

Она поглядела на свои тонкие, обтянутые черным шелком, унизанные кольцами пальцы, напоминающие когти.

– Это правда, – сказала княгиня, – руки у меня очень слабые. И я не знаю, радоваться этому или огорчаться. – И, резко повернувшись, ушла в купе, где ее горничная деловито запаковывала чемоданы.

Извинения мсье Бука княгиня оборвала на полуслове.

– Нет никакой необходимости извиняться, мсье, – сказала она. – Произошло убийство. Следовательно, эти меры необходимы. Только и всего.

– Вы очень любезны, мадам.

Они откланялись – княгиня в ответ слегка кивнула головой.

Двери двух следующих купе были закрыты. Мсье Бук остановился и почесал в затылке:

– Вот черт, это грозит неприятностями. У них дипломатические паспорта: их багаж досмотру не подлежит.

– Таможенному досмотру – нет, но когда речь идет об убийстве…

– Знаю. И тем не менее я бы хотел избежать международных осложнений…

– Не огорчайтесь, друг мой. Граф и графиня разумные люди и все поймут. Видели, как была любезна княгиня Драгомирова?

– Она настоящая аристократка. И хотя эти двое люди того же круга, граф показался мне человеком не слишком покладистым. Он был очень недоволен, когда вы настояли на своем и допросили его жену. А обыск разозлит его еще больше. Давайте, э-э… давайте обойдемся без них? Ведь, в конце концов, какое они могут иметь отношение к этому делу? Зачем мне навлекать на себя ненужные неприятности?