Рождество Эркюля Пуаро - Кристи Агата - Страница 38

Пуаро невольно вскрикнул. Пилар обернулась.

— Нет-нет, ничего, — успокоил ее Пуаро. — Просто я.., да, я споткнулся.

Он обвел долгим взглядом дом.

— Сколько окон! У домов, мадемуазель, тоже есть глаза… Глаза и уши. Как жаль, что англичане так любят открывать окна.

На террасе появилась Лидия.

— Ленч готов. Пилар, дорогая, все вполне удачно разрешилось. После ленча Альфред все подробно тебе разъяснит. Пойдемте.

Все двинулись к дому. Пуаро чуть-чуть отстал. Вид у него был очень мрачный.

Когда все уже выходили из столовой, Альфред сказал Пилар:

— Пойдем ко мне, дорогая. Я должен кое о чем с тобой поговорить.

Он повел ее через холл в свой кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Остальные направились в гостиную. Только Эркюль Пуаро остался в холле, задумчиво глядя на дверь кабинета.

Внезапно он заметил, что рядом топчется дворецкий.

— В чем дело, Тресилиан? — обернулся к нему Пуаро. Старик выглядел встревоженным.

— Я хотел поговорить с мистером Ли. Но сейчас его неудобно беспокоить.

— Что-нибудь случилось? — спросил Пуаро.

— Не знаю, что и сказать, сэр. Я ничего не могу понять.

— Так в чем же дело?

— Видите ли, сэр, — не сразу ответил Тресилиан, — вы, наверное, заметили, что по обе стороны парадной двери лежат пушечные ядра. Они очень большие и очень тяжелые — как-никак из камня. Так вот, сэр, одно из них исчезло!

Эркюль Пуаро удивленно поднял брови.

— Когда?

— Готов поклясться, что еще нынче утром они были на месте, сэр.

— Пойдемте посмотрим.

Они вместе вышли на крыльцо. Пуаро, наклонившись, осмотрел оставшееся ядро. Когда он выпрямился, лицо у него было совсем мрачным.

— Кому понадобилось украсть такую вещь, сэр? — с дрожью в голосе осведомился Тресилиан. — Я что-то ничего не понимаю.

— Не нравится мне это, — сказал Пуаро. — Очень не нравится…

Тресилиан с тревогой смотрел на него.

— Что происходит с нашим домом, сэр? С тех пор как убили хозяина, он совсем не похож на прежний. Я все время как во сне… То и дело путаюсь и порой уже не верю собственным глазам…

— Вот это зря, — покачал головой Эркюль Пуаро. — Собственным глазам как раз следует верить.

— У меня плохое зрение, — возразил Тресилиан. — Не то что прежде. Путаю веши, путаю людей. Я уже слишком стар для своей работы.

— Не надо унывать. — Пуаро похлопал его по плечу.

— Спасибо, сэр. Я понимаю, вы желаете мне добра. Но никуда не денешься — я действительно уже стар. Мне все вспоминаются прежние дни и прежние лица. Мисс Дженни, мистер Дэвид и мистер Альфред. Я все время вижу их такими, какими они были раньше — в молодости. С того вечера как явился домой мистер Гарри…

— Вот-вот, — кивнул Пуаро, — так я и думал. Вы только что сказали: «с тех пор как убили хозяина», но в действительности это началось раньше — с тех пор как вернулся домой мистер Гарри — верно? Все переменилось и стало каким-то ненастоящим.

— Вы совершенно правы, сэр, — ответил дворецкий. — Именно с тех пор. Он и раньше, бывало, как приедет, всех перебаламутит.

Он снова взглянул туда, где раньше лежало пушечное ядро.

— Кто мог взять его, сэр? — прошептал он. — И зачем? Прямо какой-то сумасшедший дом.

— Меня пугает не безумие, а, наоборот, чересчур здравый ум, — сказал Пуаро. — Кого-то, Тресилиан, подстерегает смертельная опасность.

Он повернулся и вошел в дом.

В эту минуту из кабинета выскочила Пилар. Щеки ее пылали. Глаза сверкали, подбородок был надменно вскинут.

Когда Пуаро поравнялся с ней, она, вдруг топнув ногой, сказала:

— Я этого не приму.

— Чего именно, мадемуазель? — удивленно спросил Пуаро.

— Альфред только что сказал мне, что я могу получить деньги, причитавшиеся раньше моей матери, — ответила Пилар.

— Ну и что?

— Он еще сказал, что по закону они не мои. Но он, Лидия и остальные считают, что мамины деньги все же должны достаться мне. Пусть восторжествует справедливость, сказали они. И поэтому намерены отдать их мне.

— Ну и что? — повторил Пуаро.

— Как вы не понимаете? — снова топнула ногой Пилар. — Они хотят отдать их мне… Отдать.

— Это ущемляет вашу гордость? Напрасно. Они правы — по справедливости эти деньги должны принадлежать вам…

— Вы не понимаете… — начала было Пилар.

— Наоборот, — возразил Пуаро, — я все превосходно понимаю.

Она обиженно отвернулась.

Раздался звонок в дверь. Пуаро оглянулся. За стеклом он увидел силуэт инспектора Сагдена.

— Вы куда? — быстро спросил Пуаро Пилар.

— В гостиную, — мрачно ответила она, — к остальным.

— Очень хорошо. Там и оставайтесь. И не ходите по дому одна, особенно когда стемнеет. Берегитесь. Вам грозит опасность, мадемуазель. Вы и представить себе не можете, насколько серьезная опасность.

Он повернулся и пошел встречать Сагдена. Сагден, подождав, пока Тресилиан удалится к себе в буфетную, сунул под нос Пуаро телеграмму.

— Попался, голубчик! — сказал он. — Прочтите! Это ответ от южноафриканской полиции на мой запрос.

Телеграмма гласила: «Единственный сын Эбенезера Фарра умер два года назад».

— Итак, теперь нам все известно! — заявил Сагден. — Смешно — совсем не то, что я думал…

Высоко подняв голову, Пилар переступила порог гостиной.

Она направилась прямо к Лидии, которая, сидя у окна, что-то вязала.

— Лидия, я пришла сказать, что не возьму этих денег. Я уезжаю — немедленно…

Лидия взглянула на нее с изумлением.

— Мое дорогое дитя, — сказала она, опуская спицы, — Альфред, наверное, плохо объяснил тебе суть нашего решения. Это ни в коей мере не благотворительность, как тебе это могло показаться. И не проявление доброты или щедрости с нашей стороны. Просто мы хотим восстановить справедливость. Была бы жива твоя мать, эти деньги унаследовала бы она, а после нее — ты. Это твое право, ты — ее дочь. Все должно быть по справедливости.

— Вот поэтому я и не могу их принять, — горячо заговорила Пилар, — особенно когда вы так говорите и потому что вы… такая! Я… я ужасно радовалась, что приехала сюда. Это было просто как веселое приключение, а вы все испортили. Я уезжаю немедленно и больше никогда вас не побеспокою…

Ее душили слезы. Она повернулась и, ничего вокруг не видя, выбежала из комнаты.

— Вот уж не думала, что она так все воспримет, — глядя ей вслед, беспомощно произнесла Лидия.

— Девочка очень расстроена… — заметила Хильда. Джордж откашлялся и с важным видом изрек:

— Я еще утром сказал, что ваше решение глубоко порочно. У Пилар хватило ума самой это понять. Она не хочет принимать вашу милостыню…

— Это не милостыня, — резко перебила его Лидия. — У нее есть право на эти деньги.

— Она, по-видимому, так не считает! — отрезал Джордж.

Тут вошли инспектор Сагден и Эркюль Пуаро.

— Где мистер Фарр? — оглядевшись, спросил Сагден. — Мне нужно с ним поговорить.

Но прежде чем ему успели ответить, Эркюль Пуаро резко выпалил:

— А где сеньорита Эстравадос?

— Отправилась собирать свои вещи, — не без злорадства констатировал Джордж Ли. — По-видимому, ее английские родственники порядком ей надоели.

Пуаро тут же развернулся.

— Скорее! — уже на ходу бросил он Сагдену. Едва они вышли в холл, где-то в отдалении раздался грохот и чей-то вскрик.

— Скорее! — снова крикнул Пуаро.

Они помчались по коридору к дальней лестнице. Дверь в комнату Пилар была открыта, а в проеме стоял мужчина. Когда они подбежали, он повернулся. Это был Стивен Фарр.

— Она жива… — сказал он.

Пилар стояла прислонившись к стене и не сводила глаз с огромного каменного ядра, которое лежало на полу у ее ног.

— Его установили над дверью, — едва дыша, произнесла она. — Оно должно было упасть мне на голову, когда я входила в комнату, но я зацепилась юбкой за гвоздь, и оно пролетело мимо.