Объявлено убийство - Кристи Агата - Страница 43

— Зажгите свет, — сказала мисс Блеклок. — И подбросьте в камин угля. Я ужасно замерзла. Проходите, садитесь возле огня, мисс Хинчклифф. Инспектор обещал приехать через пятнадцать минут. Значит, он вот-вот будет.

— Мици снова спустилась вниз, — сообщила Джулия.

— Да? Порой мне кажется, что она сумасшедшая, просто сумасшедшая. Но, может, мы все тут безумны?

— Терпеть не могу, когда говорят, что преступники сумасшедшие! — вдруг брякнула мисс Хинчклифф. — По-моему, наоборот, они очень даже неплохо соображают.., раз способны так холодно и жестоко рассчитать каждый свой шаг.

С улицы донесся шум машины, и вошел Креддок с полковником, миссис Истербрук, Эдмундом и миссис Светтенхэм. Вид у них был подавленный.

Полковник Истербрук сказал голосом, прозвучавшим как слабое эхо его обычного голоса:

— Ха! Хороший огонь.

Миссис Истербрук села рядом с мужем, не снимая шубы. Ее лицо, всегда очаровательное и немножко кукольное, напоминало сейчас маленькую, облезлую мордочку ласки. Эдмунд был настроен весьма злобно и хмуро глядел по сторонам. Миссис Светтенхэм держалась напряженно и казалась пародией на саму себя.

— Ужасно, правда? — затараторила она. — Я имею в виду то, что творится. Воистину молчание — золото. Никому не дано знать, кто будет следующим.., это как с ума. Мисс Блеклок, дорогая, вам не кажется, что вам не помешало бы выпить чуточку бренди? Всего полрюмочки. Я всегда говорила, что бренди — прекрасная штука, он так взбадривает! С моей.., с нашей стороны, конечно, ужасно, что мы вторглись к вам, но нас заставил прийти инспектор. Ах, все так ужасно, ее ведь не нашли. Я о бедной старушке, которая жила у викария. Банч Хармон чуть не помешалась. Никто не знает, куда она пропала. К нам не заходила… Я ее вообще сегодня не видела. А уж я бы знала, если б она возвратилась в дом викария, ведь я была в гостиной на другой половине дома, а Эдмунд работал у себя в кабинете, у него окна выходят на улицу… Так что какой бы дорогой она ни пошла, мы все равно бы ее увидели. Но я все же надеюсь и молюсь, чтобы с нашей дорогой старушкой ничего не приключилось. Хоть бы все было в порядке!

— Мама! — В голосе Эдмунда звучало страдание. — Неужели ты не можешь помолчать?

— Конечно, дорогой, охотно! — заявила миссис Светтенхэм и уселась рядом с Джулией.

Инспектор Креддок стал возле двери. Лицом к нему рядком сидели три женщины. Джулия и миссис Светтенхэм расположились на диване, а миссис Истербрук притулилась на подлокотнике кресла, в котором восседал ее муж. Креддок их так не рассаживал, но то, что они сели вместе, очень его устраивало.

Мисс Блеклок и мисс Хинчклифф склонились над камином. Эдмунд стоял возле них. Филлипа отошла в глубь комнаты, в тень.

Креддок начал без проволочек.

— Ни для кого не секрет, что мисс Мергатройд убили, — сказал он. — У нас есть основания полагать, что убийца — женщина. По ряду причин мы можем сузить круг подозреваемых. Я намерен спросить у некоторых дам, что они делали сегодня с шестнадцати часов до шестнадцати часов двадцати минут. У меня уже есть сведения о передвижениях одной молодой особы, именующей себя мисс Симмонс. Я прошу ее повторить свои показания. Причем должен предупредить вас, мисс Симмонс, вы не обязаны отвечать, если боитесь, что ваши ответы будут вам инкриминированы, каждое ваше слово будет фиксироваться констеблем Эдвардсом и может быть использовано в качестве свидетельских показаний на суде.

— Это все обязательно, да? — спросила Джулия. Она сильно побледнела, но держала себя в руках. — Хорошо, я повторю. С четырех до двадцати минут пятого я гуляла по полям — сначала у ручья, около фермы Комптона. Потом вышла на дорогу и свернула в поле, где растут три тополя. Насколько помню, по пути никого не встретила. Мимо Боулдерса я не проходила.

— А чем вы занимались, миссис Светтенхэм?

Эдмунд поинтересовался:

— А вы что, всех нас подозреваете?

Инспектор повернулся к нему.

— Нет. На данный момент только мисс Симмонс. Но я не исключаю, что обвинение может быть предъявлено любому из здесь присутствующих, и, разумеется, каждый из вас имеет право заявить о том, что согласен отвечать только в присутствии своего адвоката.

— О, это лишь зряшная трата времени! — вскричала миссис Светтенхэм. — Я уверена, что в двух словах смогу рассказать о том, что делала в это время. Вас ведь это интересует, да? Я начинаю?

— Пожалуйста, миссис Светтенхэм.

— Сейчас. — Миссис Светтенхэм на миг зажмурилась. — Конечно, к убийству мисс Мергатройд я не имею ни малейшего отношения. Думаю, это всем здесь очевидно. Но существуют общепринятые правила.., и я прекрасно понимаю, что полиция вынуждена задавать массу ненужных вопросов и тщательно записывать все ответы. Для так называемого “досье”. Я права? — Миссис Светтенхэм повернулась к констеблю Эдвардсу, прилежно записывавшему каждое ее слово, и снисходительно добавила:

— Надеюсь, я говорю не слишком быстро?

Констебль Эдварде, хороший стенографист, однако человек совершенно несветский, покраснел до ушей и ответил:

— Все в порядке, мадам. Разве что чуточку помедленней.

Миссис Светтенхэм продолжила свою речь, делая выразительные паузы там, где, по ее мнению, следовало ставить запятые или точки.

— Наверняка, конечно, сказать трудно, потому что у меня отсутствует чувство времени. Когда началась война, половина наших часов вообще встала, а другие спешат, отстают или вовсе не ходят, потому что мы их не заводим. — Миссис Светтенхэм помолчала, дабы присутствующие в полной мере прочувствовали, насколько ненадежны нынче временные ориентиры, а потом важно заявила с очень серьезным выражением на лице:

— Пожалуй, в четыре часа я вывязывала пятку на чулке (и по необъяснимым причинам ошиблась.., провязала лицевой ряд вместо изнаночного). А может, я была во дворе, обрезала увядшие хризантемы… Хотя нет, это произошло раньше, до дождя.

— Дождь, — напомнил инспектор, — начался в шестнадцать часов десять минут.

— Правда? Это облегчает дело. Тогда я поднялась на чердак и подставила тазик туда, где у нас обычно капает с крыши. На этот раз текло так сильно, что я поняла: водосток опять забит. Я спустилась, надела плащ и резиновые сапоги. Я позвала Эдмунда, но он не ответил, и я решила, что он работает над очередным сложным эпизодом своего романа и не стоит его беспокоить. Лучше самой все сделать, я ведь раньше прекрасно и сама справлялась. Ничего сложного тут нет, нужно только взять ручку от метлы и привязать ее к такой длинной штуке, которой поднимают фрамуги.

— Вы, вероятно, собирались прочистить водосток? уточнил Креддок, видя замешательство своего подчиненного.

— Да, он весь был забит листьями. Мне пришлось порядком повозиться, я насквозь промокла, но в конце концов добилась своего. Потом пошла домой, переоделась и помылась. Они так “благоухают”, эти опавшие листья! Затем я отправилась на кухню и поставила чайник. Кухонные часы показывали шесть пятнадцать.

Констебль Эдварде нервно моргнул.

— А это значит, — торжествующе закончила миссис Светтенхэм, — что на самом деле было ровно без двадцати пять. Или примерно столько.

— Кто-нибудь видел, как вы прочищали водосток? спросил Креддок.

— Ну, естественно, нет! — воскликнула миссис Светтенхэм. — А то бы я их живенько привлекла. Одной ведь ужасно трудно!

— То есть, по вашим словам, выходит, что, когда начался дождь, вы вышли в плаще и сапогах на улицу и занялись чисткой водостока, но подтвердить ваши показания некому?

— Можете осмотреть водосток, — нашлась миссис Светтенхэм. — Он такой чистенький, просто прелесть!

— Мистер Светтенхэм, вы слышали, как ваша мать звала вас?

— Нет, — сказал Эдмунд. — Я спал без задних ног.

— Эдмунд, — укоризненно сказала мать, — а я-то думала, ты работаешь…

Инспектор Креддок повернулся к миссис Истербрук:

— Ну, а вы, миссис Истербрук?

— Я сидела с Арчи в его кабинете, — сказала миссис Истербрук, устремив на Креддока невинный взгляд. — Мы слушали радио, да, Арчи?