Место назначения неизвестно - Кристи Агата - Страница 9

На следующий день спали очень долго, так как миссис Бейкер предупредила, что путешествие возобновится только вечером. Когда все проснулись, миссис Бейкер указала на три охапки одежды, которую кто-то услужливо принес и оставил у дверей.

— Следующий этап, — объявила она. — Мы надеваем туземное платье, нашу одежду снимаем и оставляем здесь.

Вскоре изящный костюм американки, твидовое пальто Хилари, а также монашеская одежда Нидхейм смешались в одной общей куче. Все происходящее вызывало у Хилари странное ощущение чего-то нереального.

Она с растущей антипатией приглядывалась к немке. Это была молодая женщина, видимо моложе Хилари. Бледный цвет лица, короткие руки с толстыми пальцами, выпуклые холодные глаза, которые загорались каким-то фанатичным огнем. Говорила она высокомерным, не допускающим возражений тоном. К Хилари и миссис Бейкер она относилась с каким-то нескрываемым пренебрежением, как к людям, недостойным ее общества. Ее поведение возмущало Хилари. А миссис Бейкер, казалось, ничего не замечала.

Что касается миссис Бейкер, то для Хилари с каждой минутой она становилась все большей и большей загадкой. С жестокой немкой ее нельзя было сравнить, миссис Бейкер казалась самой заурядной женщиной. Светские манеры делались все более и более механическими, как у хорошо запрограммированного робота. Ее высказывания продолжали оставаться обыденными, не выходящими за обычные рамки. Но Хилари утверждалась в своем подозрении, что все это было лишь фарсом, в котором та участвовала уже сотый раз. И видно было, что действительная роль, исполняемая миссис Бейкер, очень далека от нынешней.

«Кто же она на самом деле? — Хилари не переставала задавать себе этот вопрос. — Может быть, она тоже фанатичка? Мечтает о создании нового мира? Активный противник существующей капиталистической системы? И нормальную человеческую жизнь принесла в жертву своим политическим убеждениям?» На все эти вопросы ответить было нелегко. Поздним вечером путешествие продолжили. На сей раз пассажиров разместили в открытом автомобиле туристского типа. Все были в национальной одежде берберов.

— Как вы себя чувствуете, миссис Беттертон? — с улыбкой спросил Энди Питерс.

— У меня такое состояние, будто все это снится, — проговорила Хилари.

— Да, во всем этом есть что-то фантастичное.

— А все-таки, где мы сейчас?

Энди Питерс пожал плечами.

— Этого никто не знает. Разве только миссис Бейкер.

— Какая пустынная страна!

— Конечно, ведь это настоящая пустыня. Так все и было задумано.

— Чтобы не оставить никаких следов?

— Конечно. Вы понимаете, вся эта штука тщательно разработана. Ни один этап нашего путешествия не должен быть связан с другим. Самолет уничтожен, он сгорел. Старая автомашина с огромным багажником движется через пустыню под покровом ночи. Если кто и заметит ее, то решит, что это какая-нибудь археологическая экспедиция, одна из тех, что вечно ищут что-то в этих местах. На следующие сутки появляется туристский автомобиль, переполненный берберами, — самое обычное зрелище на этих дорогах. А затем… — Он опять пожал плечами. — Кто знает, что последует затем! — Энди Питерс тряхнул головой. — И спрашивать совершенно бесполезно. Увидим сами… А что это за четыре свободы, о которых говорят в вашей стране? Свобода от бедности, свобода от страха… — Питерс явно хотел сменить тему разговора.

— Свобода от дураков, — с горечью сказал доктор Баррон, подсевший к ним. — Вот чего хотелось бы мне. Вот что необходимо для моих исследований. Свобода от бюрократии! Свобода ото всех этих изводящих нас ограничений, которые мешают работе!

— Вы бактериолог, не так ли, — доктор Баррон?

— Да. Я бактериолог. Вы даже не представляете себе, дорогой друг, что это за замечательнейшая из наук! Правда, тут требуется терпение, опыты и еще раз опыты, и, конечно, — деньги, много денег. Без оборудования, помощников и сырья ничего не сделаешь. А если будет все, что необходимо, то нет таких вершин, которых нельзя было бы достичь!

— Счастья, например? — спросила Хилари.

Баррон улыбнулся ей, улыбка была теплая, человечная.

— Вы истинная женщина, мадам! Только женщина во всех случаях жизни говорит о счастье.

— А достается оно ей редко, — грустно сказала Хилари. Баррон согласно кивнул головой.

— Может быть, и так.

— Личное счастье не имеет значения, — начал Питерс серьезно. — Надо думать о счастье для всех, о братстве духа. Трудящиеся свободные и объединенные, в руках которых находятся средства производства. Свобода от поджигателей войны, от жадных ненасытных людей, которые все захватили в свои руки. Наука! Наука для всех, и никакой подозрительности между государствами!

— Именно! — отозвался с восхищением Эрикссон. — Господствовать должны ученые. Это они должны контролировать и управлять. Они и только они — супермены! Только супермен что-то значит! К рабам можно относиться терпимо, но они всего лишь рабы!

Под утро, на восходе солнца, шофер остановил, машину и позволил пассажирам размять ноги.

— У вас несколько ошеломленный вид, — шепнул Энди насмешливо Хилари.

— Конечно, доктор Баррон прав. Я всего только женщина. Я не занималась никакими исследовательскими работами. У меня, я полагаю, нет блестящих способностей. Я ищу всего лишь счастье, как любая другая глупая женщина.

— Ну и что же в этом плохого? — отозвался Питерс.

— Видите ли, здесь я чувствую себя не в своей тарелке. Я только женщина, которая стремится встретиться с мужем.

— И этого вполне достаточно, — ответил ее собеседник, — вы выразили самую суть.

— Мне очень приятно, что вы все это понимаете…

— Да, это действительно так. Скажите, — Питерс снова понизил голос, — а вы очень беспокоитесь о своем муже?

— Разве я оказалась бы здесь, если бы все было иначе? — ответила Хилари вопросом.

— Думаю, что нет. Вы разделяете его взгляды?

Хилари постаралась избежать прямого ответа:

— Вам не кажется, что разговор о политических взглядах внутри нашей небольшой группы как-то несколько курьезен.

— Да, — произнес задумчиво Питерс, — пребывание с этими людьми кое-чему научило нас…

— Я не думаю, — продолжала Хилари, — что у доктора Баррона вообще есть какие-нибудь политические убеждения. Единственное, что ему нужно, это чтобы кто-то субсидировал его научные эксперименты. А вот фрейлин Нидхейм говорит, как самая настоящая фашистка. Что касается Эрикссона…

— Интересно, что вы можете сказать об Эрикссоне?

— В нем есть что-то отталкивающее, это самый опасный тип людей, они одержимы какой-то одной идеей… Он напоминает мне безумного ученого из кинофильма…

— Почему же? И я верю в Братство народов. Вы, например, займете там место любящей супруги, а миссис Бейкер… Гм, какое место вы отведете ей?

— Не знаю. Ее еще труднее понять, чем кого-либо другого.

— Я бы этого не сказал. Все очень просто.

— Как же?

— Я думаю, что ее бог — деньги, и только деньги. А она — всего лишь маленький, хорошо оплачиваемый винтик во всем этом большом механизме.

— Она тоже чем-то пугает меня, — призналась Хилари.

— Чем же? В ней ведь нет ничего от безумного ученого.

— Она пугает меня своей обыденностью. Самая ординарная женщина, таких тысячи, и вот именно она принимает участие во всем этом.

— Хозяева смотрят на вещи реально. На эту службу берут только лучших. Как мужчин, так и женщин. — Голос Питерса стал суровым.

— Разве можно считать лучшими тех, для кого существуют только деньги? Ведь такие люди могут легко перейти на другую сторону.

— Это было бы очень рискованно, — проговорил Питерс спокойно, — но миссис Бейкер — женщина разумная. К чему бы ей так рисковать?

Хилари вдруг вздрогнула.

— Что? Вам холодно?

— Да, я немного продрогла.

— Давайте походим.

Они стали прохаживаться взад и вперед. Вдруг Питерс нагнулся и поднял что-то с земли.

— Смотрите! Это вы потеряли.

Хилари протянула руку: