Десять негритят - Кристи Агата - Страница 27

Они все сходят с ума... Они уже спятили... боятся умереть. Все мы боимся умереть... И я боюсь умереть... но это не помешает нам умереть... «Катафалк подан». Где я это читал? Девчонка... Надо следить за девчонкой. Да, буду следить за ней...

Без четверти четыре... всего без двадцати четыре. Наверно, часы остановились... Я ничего не понимаю... ничего. Быть такого не могло... И все же было!.. Почему мы не просыпаемся? Проснитесь – день Страшного суда настал! Я не могу думать, мысли разбегаются... Голова. С головой что-то неладное... голова просто разламывается... чуть не лопается... Быть такого не может... Который час? Господи! Всего без четверти четыре.

Только не терять головы... Только не терять головы... Главное, не терять головы... Тогда нет ничего проще – ведь все продумано до малейших деталей. Но никто не должен заподозрить. И тогда они поверят. Не могут не поверить. На ком из них остановить выбор? Вот в чем вопрос – на ком? Наверное... да, да, пожалуй, на нем.

Часы пробили пять, все подскочили.

– Кто хочет чаю? – спросила Вера.

Наступило молчание. Его прервал Блор.

– Я не откажусь, – сказал он.

Вера поднялась:

– Пойду приготовлю чай. А вы все можете остаться здесь.

– Моя дорогая, – вежливо остановил ее Уоргрейв, – мне кажется, я выражу общее мнение, если скажу, что мы предпочтем пойти с вами и поглядеть, как вы будете это делать.

Вера вскинула на него глаза, нервно засмеялась.

– Ну конечно же, – сказала она, – этого следовало ожидать.

На кухню отправились впятером. Вера приготовила чай. Его пили только она с Блором. Остальные предпочли виски... Откупорили новую бутылку, вытащили сифон сельтерской из непочатого, забитого гвоздями ящика.

– Береженого Бог бережет! – пробормотал судья, и губы его раздвинула змеиная улыбка.

Потом все вернулись в гостиную. Хотя время стояло летнее, там было темно. Ломбард повернул выключатель, но свет не зажегся.

– Ничего удивительного, – заметил он, – мотор не работает. Роджерса нет, никто им не занимался. Но мы, пожалуй, смогли бы его завести, – добавил он не слишком уверенно.

– Я видел в кладовке пачку свечей, – сказал судья, – думаю, так будет проще.

Ломбард вышел из комнаты. Остальные продолжали следить друг за другом. Вскоре вернулся Филипп с пачкой свечей и стопкой блюдец. Он зажег пять свечей и расставил их по комнате. Часы показывали без четверти шесть.

2

В шесть двадцать Вере стало невмоготу. Она решила подняться к себе, смочить холодной водой виски – уж очень болела голова. Встала, подошла к двери. Тут же спохватилась, вернулась, достала свечу из ящика. Зажгла ее, накапала воска в блюдечко, прилепила свечу и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Четверо мужчин остались в гостиной. Вера поднялась наверх, миновала коридор. Открыла дверь и застыла на пороге как вкопанная. Ноздри ее затрепетали. Море... Запах моря в Сент-Треденнике.

Он самый. Она не могла ошибиться. Ничего удивительного, что на острове все пропахло морем, но это вовсе не тот запах, который обычно приносит с собой морской ветер. Такой запах был в тот день на пляже после прилива, когда солнце начало припекать поросшие водорослями скалы...

Можно мне поплыть к острову, мисс Клейторн? Почему мне нельзя к острову?

Паршивый, испорченный мальчишка! Ему бы только канючить! Подумать только: не будь его, Хьюго был бы богат... мог на ней жениться...

Хьюго!.. Он где-то здесь, совсем рядом. Нет, он, наверное, ждет ее в комнате...

Она шагнула вперед. Из окна потянуло сквозняком, пламя свечи затрепетало. Дрогнуло и погасло... Наступила темнота. Веру охватил ужас. «Не будь дурой, – сказала она себе, – чего ты так боишься? Вся четверка сейчас там, внизу. В комнате никого нет и быть не может. У тебя разыгралось воображение».

Но ведь этот запах, запах песчаного пляжа в Сент-Треденнике, не был игрой воображения.

Конечно, в комнате кто-то есть... Она слышала шум – сомнений быть не может... Она прислушалась... И тут холодная, липкая рука коснулась ее горла – мокрая рука, пахнущая морем...

3

Вера закричала. Вне себя от ужаса, она кричала что было мочи – звала на помощь. Она не слышала, какой переполох поднялся в гостиной, как упал перевернутый в суматохе стул, распахнулась дверь и, перепрыгивая через ступеньки, мчались к ней мужчины. Страх заглушал все. Но тут в дверном проеме замелькали огоньки: мужчины со свечами в руках ворвались в комнату, и Вера пришла в себя.

– Какого черта?

– Что стряслось?

– Господи, что с вами?

Вера вздрогнула, сделала шаг вперед и рухнула на пол. Кажется, кто-то склонился над ней, кто-то посадил ее, пригнул ее голову к коленям – она была в полузабытьи.

Но тут кто-то закричал: «Ну и ну, посмотрите-ка сюда», и она очнулась. Открыла глаза, подняла голову. Мужчины, сбившись в кучу, смотрели на потолок – оттуда свешивалась длинная лента морских водорослей, тускло поблескивавшая при свете свечей. Вот что коснулось ее горла. Вот что она приняла в темноте за липкую, мокрую руку утопленника, вышедшего с того света, чтобы прикончить ее!

Вера истерически захохотала:

– Водоросли... всего-навсего водоросли... Теперь понятно, откуда здесь такой запах. – И снова потеряла сознание – тошнота накатывала волнами. И снова кто-то посадил ее, пригнул ее голову к коленям.

Казалось, прошла вечность. Ей поднесли стакан – судя по запаху, ей налили коньяк. Она потянулась отхлебнуть, но что-то остановило ее, тревожный сигнал сиреной завыл в мозгу. Она выпрямилась, оттолкнула стакан.

– Где вы это взяли? – сухо спросила она.

Блор долго таращился на нее и только потом ответил:

– Принес из кухни.

– Не буду пить, – резко отказалась Вера.

На какой-то миг все оторопели, потом раздался смех Ломбарда.

– Браво, Вера! – одобрительно сказал он. – Вижу, здравый смысл вам не изменил, хотя всего минуту назад вы и праздновали труса. Я спущусь, принесу непочатую бутылку. – И он выскочил за дверь.

– Мне уже лучше, – не слишком убежденно сказала Вера. – Я, пожалуй, выпью воды.

Армстронг помог ей подняться. Шатаясь и цепляясь за Армстронга, Вера подошла к умывальнику. Пустила холодную воду, наполнила стакан.

– Зря вы отказались от коньяка, – обиженно сказал Блор.

– Как знать, – сказал Армстронг.

– Я туда ничего не подсыпал, – рассердился Блор. – Вы ведь на это намекаете?

– А я и не утверждаю, что вы туда что-то подсыпали. Но вы вполне могли это сделать, а не вы, так кто-то другой мог на всякий случай подложить в бутылку яду.

В комнату влетел Ломбард. Он держал непочатую бутылку коньяка и штопор. Ткнул нераскупоренную бутылку Вере под нос и сказал:

– Держите, голубушка. Пейте смело. – Сорвал фольгу и вытащил пробку. – Хорошо, что в доме большие запасы спиртного. Очень предусмотрительно со стороны А.Н. Онима.

Веру била мелкая дрожь. Армстронг подержал стакан, Филипп налил коньяку.

– Выпейте, мисс Клейторн, – сказал врач, – вы только что перенесли тяжелое потрясение.

Вера отхлебнула коньяку, и на щеках ее снова заиграл румянец.

Ломбард засмеялся:

– Вот первое убийство, которое сорвалось.

– Вы думаете, меня хотели убить? – прошептала Вера.

– Ну да, ожидали, что вы от страха отдадите концы! – ответил Ломбард. – Такое может случиться, верно, доктор?

Армстронг уклонился от ответа.

– Гм-гм, не могу вам сказать ничего определенного. Крепкий молодой человек со здоровым сердцем вряд ли умрет от испуга. С другой стороны... – Он взял коньяк, принесенный Блором, окунул в него палец, осторожно лизнул. Лицо его хранило бесстрастное выражение. – Вкус вроде бы обычный, – неуверенно сказал он.