Автобиография - Кристи Агата - Страница 74

– Чем вы мыли раковину в кладовой? Там чудовищный запах!

Он гордо указал мне на бутыль:

– Первоклассное дезинфицирующее средство.

– Здесь не госпиталь, – закричала я. – В следующий раз вы еще выстираете простыни с карболкой! Вымойте сейчас же раковину горячей водой с содой, если она у вас найдется, и выкиньте вон эту гадость!

Я прочитала ему целую лекцию о дезинфицирующих средствах: если они уничтожают бактерий, это обычно означает, что они так же вредны для человеческой кожи, полнейшая чистота без всякой дезинфекции – это в сто раз лучше.

– Микробы отличаются живучестью, – сказала я ему. – Слабые дезинфицирующие средства не берут сильных микробов. Они процветают даже в растворе карболки.

Моя речь не убедила его, и он продолжал пользоваться своей ужасной смесью всякий раз, когда был уверен, что меня нет дома.

Чтобы подготовиться к экзамену, мне, как мы договорились, надо было немножко поучиться у настоящего фармацевта. Один из главных фармацевтов Торки оказался настолько любезным, что разрешил мне приходить к нему по воскресеньям и получать нужные инструкции.

Я явилась, смиренная и трепещущая, – я жаждала учиться.

Впервые оказаться в аптеке по ту сторону прилавка – это своего рода открытие. Мы, любители, с предельной тщательностью наполняли пузырьки лекарствами. Если доктор прописывал больному двадцать граммов углекислого висмута, тот получал ровно двадцать граммов. Конечно, мы поступали правильно, но нет сомнений, что каждый фармацевт, оттрубивший свои пять лет и получивший диплом, знает свое дело точно так же, как хороший повар – рецепты блюд. Повар на глазок бросает все, что нужно для их изготовления, совершенно доверяя себе и ничуть не заботясь о точном соблюдении пропорций. Конечно, употребляя яды или наркотики, фармацевт действует осторожно, но безобидные вещества идут в ход без особых тонкостей. То же самое относится к красителям или придающим более приятный вкус ингредиентам. Иногда это приводит к тому, что пациент приходит обратно и жалуется, что в последний раз его лекарство было совсем другого цвета.

– Оно всегда было темно-розовым, а не бледно-розовым.

Или:

– У него совсем другой вкус: мне прописывали перечно-мятную микстуру – у меня была вкусная перечно-мятная микстура, вовсе не противная, сладкая, а не эта гадость.

Ясно, что вместо перечно-мятной настойки в микстуру влили воду с хлороформом.

Большинство пациентов в нашем университетском госпитале, где я работала в 1918 году, были на редкость придирчивы к вкусу и цвету получаемых лекарств. Вспоминаю старую ирланд-ку, которая просунула в окошко руку со смятой полукроной и попыталась всучить мне ее, бормоча:

– Сделайте его посильнее, дорогуша, ладно? Побольше перечно-мятной воды, вдвое крепче.

Я вернула ей деньги, с достоинством ответив, что такими вещами мы не занимаемся, и добавила, что мы сделаем ей лекарство точно по рецепту врача. Тем не менее я добавила перечной мяты, раз уж она так хотела, поскольку это не могло принести ей никакого вреда.

Каждый новичок в этой области, конечно, страшно боится ошибиться. Добавление ядов всегда проверяется другими фармацевтами, но даже при этом возможны опасные ситуации. Помню, как это было со мной. В тот день я готовила мази, и для одной из них налила немного фенола в крышечку от баночки, потом с величайшей предосторожностью добавила ее пипеткой, считая капли, в мазь и смешала все вместе на мраморном столике. Как только мазь была приготовлена, я положила ее в баночку, наклеила этикетку и начала готовить другую мазь. Посреди ночи я проснулась в холодном поту – я не помнила, что сделала с крышечкой, в которую налила фенол. Чем больше я думала, тем меньше могла вспомнить, что я с ней сделала: вымыла или нет. А не закрыла ли я этой крышечкой другую мазь? И чем больше я размышляла, тем тверже считала, что сделала именно так. Ясное дело, я поставила каждую баночку на свою полку, и наутро разносчик отнесет их по назначению. А в одной из них на крышке будет яд! Такой ее получит кто-то из пациентов. Испугавшись до полусмерти, не в состоянии больше выносить этого ужаса, я встала, оделась и пошла в госпиталь. Я вошла в лабораторию, минуя вестибюль, по наружной лестнице, и стала тщательно исследовать все приготовленные мною мази. По сей день не знаю, показалось мне или нет, но в одной баночке мне почудился запах фенола. Я сняла верхний слой мази и успокоилась: теперь все в порядке. Потом закрыла баночку, пошла домой и снова легла в постель.

Вообще говоря, отнюдь не только новички делают ошибки в фармакопее. Они-то всегда очень нервничают и все время советуются. Наиболее тяжелые отравления ядами происходят именно в тех случаях, когда лекарства изготовляют самые опытные специалисты, чересчур уверенные в себе. Они так хорошо знают свое дело, так овладели им, что в один «прекрасный» момент, погрузившись, скажем, в свои переживания, делают ошибку. В результате такой ошибки пострадал внук моего друга. Ребенок был болен, пришел доктор и выписал рецепт, который отнесли в аптеку фармацевту. Ребенку дали лекарство. После полудня бабушке не понравился вид внука; она сказала няне:

– Может быть, что-то неладное с лекарством? После второй дозы она забеспокоилась еще сильнее.

– Что-то здесь не так, – повторила она и послала за доктором; он бросил взгляд на ребенка, исследовал лекарство и предпринял экстренные меры. Дети очень тяжело переносят опий и его производные. Фармацевт ошибся: он довольно солидно переборщил с дозой. Как он горевал, несчастный! К тому времени он проработал в этой фирме четырнадцать лет и славился как самый осторожный и достойный доверия фармацевт. Пример показывает, что такое может случиться с каждым.

Проходя по воскресеньям курс фармацевтической подготовки, я столкнулась с некоторыми проблемами. От абитуриентов требовалось знание двух систем измерения – английской и метрической. Мой наставник учил меня, как производить метрические измерения. Кроме него, ни английские аптекари, ни английские доктора понятия о них не имели. Один из наших госпитальных врачей так никогда и не уразумел, что обозначает 0,1, и мог спросить:

– А теперь скажите мне наконец, это однопроцентный или стопроцентный раствор?

Большая опасность метрической системы состоит в том, что вы случайно можете нанести десятикратный вред.

Однажды я получила задание приготовить свечи – средство, которым в больнице пользовались не так уж часто, но считалось, что для прохождения экзамена я должна знать метод их изготовления. Занятие довольно замысловатое, в особенности приготовление масла какао, составляющего основу этой разновидности лекарственных форм. Трудность состоит в том, что если масло слишком горячее, оно не застывает в нужный момент, а если слишком холодное, то, застывая, принимает неправильную форму. Мистер Р., фармацевт, лично продемонстрировал мне в деталях всю процедуру обращения с маслом какао, а потом отмерил этот компонент с точностью до миллиграмма. Он показал мне, как в соответствующий момент надо вылепить свечи, поместить их в коробочку и снабдить ее ярлыком, мол, то-то и то-то в дозировке ноль ноль один. Потом он ушел заниматься другими делами, но я чувствовала беспокойство, потому что была убеждена, что он сделал десятипроцентные свечи, то есть, пропорция медикамента к маслу какао в этом лекарстве составляет не одну сотую грамма, а одну десятую. Я пересчитала дозу еще раз – да, он сделал вычисления неправильно. Но что же должен делать в таком случае новичок? Я только начинала, а он был опытнейшим фармацевтом города. Я не могла сказать ему: «Мистер Р., вы ошиблись».

Мистер Р. принадлежал к тому типу людей, которые вообще не могут ошибиться, в особенности на глазах учеников. Я как раз размышляла об этом, когда, проходя мимо, он бросил мне:

– Когда свечи застынут, упакуйте их и положите в шкаф. Они могут пригодиться.

Положение усугублялось. Я не могла положить эти свечи в шкаф. Они представляли собой большую опасность. Конечно, когда вредное лекарство вводится в прямую кишку, это не так опасно, но все же… Что же делать? Я была совершенно уверена, что последует ответ: «Все абсолютно правильно. Я как-никак в этом деле собаку съел».