Кольцо - Каммингс Мери - Страница 32

Все было как прежде, но Нику казалось, что все-таки что-то изменилось. Что-то, что трудно даже объяснить словами. Казалось, в глазах Нэнси порой мелькает какое-то странное выражение, словно бы вопрос... или недове­рие, и меньше в них стало радости — простой, может быть, немного наивной радости, которая раньше вспыхивала в ее глазах так часто.

Он больше не ездил встречать Нэнси — она или брала микроавтобус, или добиралась домой на такси.

Впрочем, вот-вот этот вопрос должен был стать не­актуальным — подарок ей на день рождения, темно-зеле­ный «вольво», был уже заказан. Кроме того, Ник гото­вил еще один подарок — ожерелье в старинном стиле, где центральным камнем будет топаз, подаренный ей на свадьбу.

Все было как прежде...

Однажды в субботу вечером он заехал к Нэнси в спаль­ню и увидел, что она разговаривает по телефону. Едва заметив его, она сказала: «Ладно, я тебе потом перезво­ню» — и положила трубку.

— Что, Робби? — кивнул Ник на телефон.

— Нет, один друг. Что, уже ужинать пора?

Ни о каких своих друзьях, кроме Робби, Нэнси нико­гда раньше не упоминала, и Ник удивился — слегка.

Весь вечер она была какой-то задумчиво-радостной, даже не сразу отреагировала на брошенную ей реплику, и лишь потом спохватилась и переспросила.

Через несколько дней телефон зазвонил во время ужи­на. Ник, сняв трубку, услышал мужской голос, который попросил позвать Нэнси.

Она схватила трубку так, словно давно ждала этого звонка. Закричала:

— Ну что, Стини, что?! Подожди, я сейчас переведу раз­говор к себе, а то мы тут ужинаем! — и бросила Нику на ходу: — Пожалуйста, положи трубку, когда я там возьму! — и сорвалась с места.

Вернулась она лишь минут через двадцать, страшно довольная — это было видно сразу.

— Что, хорошие новости? — решил поинтересоваться Ник.

— Да, это один мой друг. Он подписал выгодный кон­тракт и хотел похвастаться, — с этими словами Нэнси сунула в рот кусок остывшего бифштекса.

Нику показалось, что таким образом ему дают понять, что дальнейшие вопросы неуместны. Да и Бен заговорил о чем-то другом, возвращаться к вроде бы исчерпанной теме стало уже совсем неудобно.

«Я не буду допытываться!» — когда-то сказал он Нэнси.

«Я не буду допытываться...» — сказал он ей. И не мог, хотя знал, что, если спросит напрямую, она ответит... На­верное, ответит.

На следующее утро, он решил проверить по компью­теру звонки с их телефона за последний месяц. Чтобы успокоить совесть, несколько раз повторил самому себе, что смотрит просто так, «для порядка» — и вообще...

Что именно «вообще», Ник додумать не успел. В списке дат и номеров телефонов мелькнул незнакомый номер... номер с кодом Калифорнии. Еще один разговор — с тем же абонентом. И еще... Всего четыре разговора. Продолжитель­ность каждого — от пятнадцати минут до получаса. Первый разговор состоялся на следующий вечер после инцидента на автомобильной стоянке, последний — позавчера...

Наверное, были и «входящие» разговоры — он не стал проверять. Выключил компьютер и уставился на темный неподвижный экран.

Он не знал, что это на него так подействует. Подумаешь — ну позвонила Нэнси пару раз в Калифорнию этому своему бывшему приятелю (бывшему любовнику) — ну и что?! На­верное, и тот тоже звонил — ну и что?! Они же «остались друзьями», Нэнси когда-то сама говорила об этом — и сей­час человек захотел похвастаться контрактом — ну и что?! Что это — криминал? Супружеская измена?

А думалось совсем о другом — и от этих мыслей внутри рождалась тупая и не находящая себе выхода боль. О здоро­вом загорелом блондинистом красавчике (почем-то он пред­ставлялся именно блондином), звонкам которого Нэнси радуется, с которым она разговаривает, смеется, шутит — и выходит потом из комнаты веселая и разрумянившаяся.

И о том, что, возможно, она уже пожалела о своем опрометчивом решении выйти замуж за человека, кото­рый, конечно, может справиться с ее денежными пробле­мами, но не может дать ей того, что необходимо каждой женщине: уверенность в том, что ее поддержат и защи­тят, возможность поехать куда-то вместе — хоть на пляж, хоть на вечеринку, — да и, наконец, просто нормальный полноценный секс.

И что, наверное, именно случай на автомобильной стоянке заставил ее снова задуматься об этом...

Через неделю Ник проверил: больше звонков в Кали­форнию не было. И оттуда — тоже. К Нэнси он продолжал приглядываться — то она казалась ему все-таки какой-то задумчивой, а то — вполне нормальной. А может, у нее и раньше бывало такое задумчивое настроение — просто он не обращал внимания?

И еще одно — мелочь, конечно, но она купила себе но­вые тапки. Обычные, кожаные. Ник больше никогда не видел у нее на ногах тапочек-«собачек»...

Глава 19

Это был обычный рабочий день... и необычный. Не­обычный — из-за настроения. Нэнси все время ловила себя на том, что улыбается — так, ничему... просто пото­му, что все хорошо.

И гости в студии были забавные — человек с парочкой говорящих попугаев какаду. И они не просто говорили, а очень здорово разговаривали между собой! Один попу­гай говорил: «Полай собачкой!», а второй тявкал, потом первый просил: «А теперь кошкой!» — и второй мяукал! А потом они пели — вместе, хором, а хозяин подыгрывал им на флейте.

Она представляла, как будет рассказывать это за ужи­ном — и заранее смеялась. Но главным было совсем дру­гое — то, что она собиралась рассказать Нику попозже — ночью. А может, сразу, как только он выйдет встречать ее и проводит в комнату?

И как начать? «Ник, я хочу сказать тебе одну вещь...» Или: «Ты знаешь, я тут разговаривала с одним челове­ком...» Или просто: «А что я тебе сейчас расскажу!»

Наверное, он обрадуется... Или рассердится, скажет, что она лезет не в свое дело и что он сам давно все знает и ничего не хочет?! Нет, такого быть не может, не надо даже думать об этом!

Всю дорогу Нэнси представляла себе — как это будет. Подъехала к дому, увидела светящиеся окна — и рассмея­лась, до того вдруг стало хорошо на душе. Поставила ма­шину, выскочила из боковой двери гаража и побежала по дорожке, весело подумав: «Ага, сегодня я первая!» Это была своего рода игра — Ник почти всегда открывал еще до того, как она успевала позвонить, каким-то непости­жимым образом угадывая именно тот момент, когда ее рука тянулась к звонку.

Но в этот раз дверь не открылась.

Нэнси замерла в недоумении — он что, заработался?! — хотела позвонить второй раз — и тут услышала звук пово­рачивающегося ключа.

Открыл ей Бен. Нэнси растерянно обвела взгля­дом прихожую и уставилась на него, испуганно выдох­нув:

— Ник?!

— С ним все в порядке, — быстро ответил Бен. — Не волнуйся, тут такое дело... приехала твоя мать.

До нее не сразу дошло сказанное: рассудок отказывал­ся принимать это. Она хотела переспросить, но перед гла­зами забегали мелкие темные точки, а в ушах противно зазвенело. Кожу закололо, будто под одежду внезапно за­бралась целая стая комаров. Еще темнее...

— Ну ты чего... ты чего!!!

Растерянный голос Бена врезался в уши, и Нэнси мед­ленно открыла глаза. Она стояла, прислонившись к сте­не. Бен придерживал ее за плечо и, встревоженно глядя на нее, повторял:

— Ты чего? Успокойся, Нэнс, ну что ты?!

Нэнси дернула плечом, освобождаясь от его руки, вы­прямилась и сказала первое, что пришло в голову и показалось почему-то очень важным:

— Бен, забери мои кассеты... Я не хочу, чтобы их вы­бросили.

И на миг ей стало безумно жалко того невозвратимо­го ощущения радости, с которым она прожила этот день...

Ника раздражало все — и прежде всего чувство раздво­енности, которое владело им с того момента, как Алисия Хэнсфорд появилась на пороге.

С одной стороны, он с первого взгляда понял, что все, что рассказывала Нэнси о своей матери, — чистая прав­да. С другой — не смог противостоять обаянию этой оча­ровательной хрупкой женщины!