Два романа об отравителях - Кристи Агата - Страница 38

Примерно то же случилось и с миссис Ник. Он выяснил, что она пьет, испугался, что она проболтается, а поэтому подкараулил ее где — то и подсыпал ей в рюмку яду. Он всячески отпирался, но я знаю, что убийца — он. Потом была Пат. Он пришел ко мне и рассказал о случившемся. Сказал, что я должна сделать, чтобы у нас обоих было прочное алиби. Я тогда уже совершенно запуталась… выхода не было…

Наверное, если бы вы меня не поймали, я уехала бы за границу и начала новую жизнь. Но мне не удалось ускользнуть. И теперь я хочу лишь одного: убедиться, что жестокий, вечно смеющийся мерзавец отправится на виселицу.

Инспектор Шарп глубоко вздохнул. Все складывалось удачно, на редкость удачно, но он был удивлен.

Констебль лизнул карандаш.

— Я не совсем понимаю… — начал Шарп.

Она оборвала его:

— Вам не нужно ничего понимать. У меня есть свои причины так поступить.

Раздался мягкий голос Эркюля Пуаро:

— Из — за миссис Николетис?

Валери прерывисто задышала.

— Ведь она была вашей матерью, да?

— Да, — сказала Валери Хобхауз, — она была моей матерью…

Глава 22

— Я не понимаю, — умоляюще произнес мистер Акибомбо и тревожно посмотрел на своих рыжеволосых собеседников.

Салли Финн увлеклась разговором с Леном Бейтсоном, и Акибомбо с трудом улавливал нить разговора.

— Так кого же, по — твоему, — спросила Салли, — Нигель хотел скомпрометировать: тебя или меня?

— Скорее всего, обоих, — ответил Лен. — Но волосы он, наверное, снял с моей расчески.

— Простите, я не понимаю, — сказал мистер Акибомбо. — Значит, это Нигель прыгал по балконам?

— Нигель прыгуч как кошка. А я бы в жизни не перепрыгнул — вес не тот.

— Тогда примите мой искренний извинения за то, что я незаслуженно подозревал вас.

— Ладно, не переживай, — сказал Лен.

— Но ты, правда, здорово помог, — сказала Салли. — Как ты здорово сообразил про борную кислоту!

Мистер Акибомбо расцвел.

— Да вообще давно стоило понять, что Нигель страдал разными комплексами и…

— Ой, ради бога, не уподобляйся Колину! Нигель мне всегда был глубоко омерзителен, и теперь я наконец понимаю почему. Но ведь правда же, Лен, если бы сэр Артур Стэнли поменьше сентиментальничал и отдал бы Нигеля под суд, жизнь трех людей была бы сейчас спасена? Я не могу избавиться от этой мысли.

— Но, с другой стороны, его чувства тоже можно понять…

— Простите, мисс Салли…

— Да, Акибомбо?

— Может быть, если вы видите завтра на вечер в университете мой преподаватель, вы скажете ему, что я пришел к очень верный умозаключение? Потому что мой преподаватель часто говорит, что у меня в голове не — раз — бериха.

— Конечно! Обязательно скажу.

Лен Бейтсон был мрачнее тучи.

— Через неделю ты уже будешь в Америке, — сказал он.

На мгновение воцарилось молчание.

— Я приеду, — сказала Салли. — Или ты можешь приехать к нам учиться.

— Зачем?

— Акибомбо! — сказала Салли. — Тебе хотелось бы в один прекрасный день стать шафером на свадьбе?

— А что такое «шафер»?

— Ну, это когда жених… скажем, Лен, дает тебе на сохранение обручальное кольцо, и вы едете в церковь, очень нарядные, а потом он берет у тебя кольцо и надевает его мне на палец, и орган играет свадебный марш, и все плачут.

— Значит, вы с мистером Леном хотите пожениться?

— Ну да.

— Салли!

— Если, конечно, Лен не возражает.

— Салли, но ты не знаешь про моего отца…

— Ну и что? Тем более что я знаю. Твой отец полоумный. Ничего страшного, у многих отцы полоумные.

— Но это не передается по наследству. Честное слово! Как же я переживал все это время!

— Я немножко догадывалась.

— В Африке, — сказал мистер Акибомбо, — давно, когда еще не приходил атомный век и научная мысль, свадебные обряды были очень интересный и забавный. Хотите, я расскажу?

— Лучше не надо, — замахала руками Салли. — Я подозреваю, что нам с Леном придется краснеть, а рыжие краснеют очень густо.

Эркюль Пуаро поставил свою подпись на последнем письме, протянутом ему мисс Лемон.

— Все хорошо, — серьезно произнес он. — Напечатано без ошибок.

— По — моему, я не так часто ошибаюсь, — возразила секретарь.

— Нечасто, но все же бывает. Да, кстати, как дела у вашей сестры?

— Она подумывает отправиться в круиз. По скандинавским столицам.

— А — а, — сказал Эркюль Пуаро.

Он подумал, что вдруг… на корабле… Но сам он ни за какие блага мира не согласился бы на морское путешествие.

Сзади громко тикал маятник.

продекламировал Эркюль Пуаро.

— Что вы сказали, месье Пуаро?

— Да так, ничего, — ответил Пуаро.

Джон Диксон Карр

Темные очки

Первый взгляд сквозь очки

Насколько этот человек мог припомнить, все началось в одном из домов Помпеи. Он не мог забыть тот жаркий, безветренный день, тишину Аллеи Гробниц, нарушенную голосами англичан, красные олеандры в саду и девушку в белом, стоявшую в центре группы, в которой все, как один, словно на маскараде, были в черных очках.

Человек, наблюдавший эту сцену, неделю назад приехал в Неаполь по своим делам. Дела эти не имеют никакого отношения к нашему расскажу, но у него они занимали все время, так что только вечер в понедельник, 19 сентября, оказался свободным. Ночью он уезжал в Рим, а оттуда через Париж — в Лондон. Последний день он решил посвятить осмотру местных достопримечательностей — прошлое всегда привлекало его не меньше, чем настоящее. Таким образом он и очутился в этот самый тихий час дня на Аллее Гробниц.

Аллея Гробниц тянется вне стен Помпеи. Начинаясь от Геркуланских ворот, она полого спускается, похожая на узкую, выложенную каменными плитами борозду между двумя тротуарами. Высокие кипарисы, растущие вдоль нее, придают какую — то видимость жизни этой улице мертвых. Древние своды не поддались разрушающему влиянию времени, и кажется, будто это просто покинутое людьми предместье. Резкий, жгучий свет падал на камни, истертые колесами старинных колесниц, на траву, пробивающуюся в расщелины, и на маленьких ящериц, словно тени проносившихся в траве. Вдали возвышался Везувий, темно — синий в горячей дымке и громадный, несмотря на отделявшее его отсюда расстояние.

Человеку было жарко и хотелось спать. Длинные улицы опустошенных домов, мельком осмотренные дворики, утыканные колоннами, начали как — то странно действовать на его воображение. Он провел тут уже больше часа, не встретив живой души, не считая какого — то туриста с гидом, внезапно появившегося и так же внезапно исчезнувшего в конце Аллеи Фортуны.

Аллея Гробниц привела человека к самому концу города. Он задумался над тем, закончить ли на этом прогулку или еще раз вернуться назад, и вдруг увидел среди гробниц дом. Просторный дом — надо полагать, особняк какого — то патриция, поселившегося здесь в поисках спокойствия и тишины во времена расцвета Помпеи. Человек вошел внутрь.

В вестибюле стоял полумрак и пахло сыростью, здание сохранилось хуже, чем те реставрированные дома в центре города, которые он уже видел. Однако чуть подальше раскинулся залитый солнцем сад внутреннего дворика, окруженного колоннами. Вокруг разрушенного фонтана цвели красные олеандры и пинии. Он услышал шорох травы и голоса, говорившие по — английски.

Рядом с фонтаном он увидел одетую в белое девушку, которая смотрела в его сторону. Ее темно — каштановые волосы были зачесаны назад, лицо — овальное с маленькими, пухлыми губами, широко поставленные серые глаза с немного тяжеловатыми веками несмотря на серьезное выражение лица были полны юмора. Спокойными, естественными движениями она расправляла платье. Тем не менее, что — то в изгибе ее бровей говорило о том, что она нервничает.