Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения. Книга стихов

Ратушинская Ирина Борисовна

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения. Книга стихов - Ратушинская Ирина Борисовна - Страница 11

Изменить размер шрифта:

«Я твердь сложу, и обведу зубцами...»

Я твердь сложу, и обведу зубцами,

И купол выращу светлее облаков,

И буквицы глубоко врежу в камень,

И не сорвусь с расшатанных мостков.

Шагну назад, но разучусь паденью

И, не расслышав снизу голоса,

Намечу контуры — невидимые зренью,

Но ясные, когда закрыть глаза.

А для незрячих — краску разведу,

Которую ни страх, ни тлен не тронет.

И напишу такую красоту,

Что проклянут меня и похоронят.

1980 Киев

«Мимо идущий, не пей в этом городе воду...»

Мимо идущий, не пей в этом городе воду —

Насмерть полюбишь за соль

С привкусом лета!

Не приклони головы — остановятся годы.

Ты не прошёл по Тропе.

Помни об этом.

В добрых домах не забудь цели,

Не уступи мостовых

Пыльное счастье...

Слышишь, как тихо? Но ангелы улетели.

Сердце твоё да свершится вне их власти.

Женской руки не целуй в человеческой гуще:

Бойся запомнить апрель —

Запах перчаток!

Знаком Тропы да пребудет твой лоб опечатан,

Гордыми губы да будут твои,

Мимо идущий!

Не возлюби.

1980 Одесса

«В низкой комнате тёмный воздух...»

В низкой комнате тёмный воздух —

Только занавесы качнут...

Мы опять играем во взрослых.

Ах, как скучно играть во взрослых!

Ах, как долго играть во взрослых!

Но осталось пару минут.

Помолчим, успокоим руки.

Так ли тошен червонный сон?

Страшно ль, Господи, в первой вьюге,

В первой памяти, в первом круге?

Но спиралью уходит он.

Ах, как мы играем старательно —

Худо-бедно ли — всё едино:

Те, кто выживет, — в дочки-матери,

А кто сгинет, — в отца и сына.

До последнего, до упада —

Лишь бы душу не загубя...

Не казни себя, мальчик, не надо.

Это сделают за тебя.

1980 Киев

«С какою нежностью и властью...»

С какою нежностью и властью

Нас время за плечи берёт,

Чтоб об свободу в клочья — рот,

Да степь, да шпоры —

Да вперёд —

Какая жизнь, какое счастье,

Какой блистательный конец, —

Напишет вдохновенный лжец

С неисторическим пристрастьем.

Чтоб семилетним пацаном,

Расплакавшись над нашим «прежде»,

Готовый тою же ценой

Всё те же искупить надежды —

Хоть кто-нибудь, когда-нибудь...

Казённый дом, червонный путь.

1980 Киев

«Хорошая моя собака...»

Хорошая моя собака

(Ну так что же, что не моя?),

Ну его — этот смысл бытия,

Эту смесь правоты и ва-банка!

Мы с тобою залезем под плед

(Четверговые клетки на сером)

И прикинемся, будто нас нет.

Но не слишком — чтоб сверху не сели.

Нам напустят из форточки стужу,

Никотин выгоняя на двор.

А мы носа не сунем наружу

И ни ухом не ввяжемся в спор.

И пускай себе копья ломают

(Поломаются — не беда)...

Ты не думай, я всё понимаю.

Только жаль — говорю иногда.

1980 Киев

«Бестолковый приёмник...»

Бестолковый приёмник

короткими плещет волнами.

Ничего не слыхать.

Приговор. А на сколько? кому?

Лишь стеклянного столика

хрупкая твердь между нами —

Да растрёпанный ангел

грустит в сигаретном дыму.

И кого он сумеет сберечь,

Несмышлёная птаха —

Неумело пернат,

Темноглаз не по здешним краям,

Не по здешним порядкам

не знающий плача и страха —

Неуказанно чей беспризорник

И чей савояр!

И кому он слетит на плечо

Между дверью и цепью?

С кем поделит удушье

И в свой молчаливый черёд

Переменит на пайку паёк,

Да тряпьё на отрепье,

Да ажурную штопку оград

на простой переплёт?

И зачем он ввязался в кошмар,

Где снега без ответа,

Где с рожденья до казни

одно выбирают из двух?

Он не знает, он спит,

Заслоняясь ладошкой от света...

Он привык под помехи.

Не нужно прикручивать звук.

1980 Киев

«О, какое богатство разом...»

О, какое богатство разом:

В тесноте картонной коробки —

Разноцветный ряд круглобокий —

Ах, как катятся и смеются!

Непонятное слово «искусство»,

Где последнее «с» двойное —

Как на лодке странное имя:

Блещет золотом, пахнет лаком,

А наощупь — крепость печати!

Может, остров так называют?

Ну, пускай — красивое слово.

Самый добрый, конечно, синий:

Мягко-мягко идёт в бумагу,

Пахнет вечером и мышами.

Самый лютый, конечно, рыжий:

Твёрдой линией — только контур!

Не желает ложиться тенью,

И придётся раскрасить синим

Даже тень оранжевой кошки,

И усы этой тени — синим...

А зелёных в коробке двое:

Очень бледный — капустный дождик,

Очень яркий — самый прекрасный!

Он — деревья, лягушки, море,

Он — извилистые драконы,

Он светлей светящихся стрелок —

Не пускает глаза с бумаги,

А закроешь глаза — горячий...

И приходится даже солнце

Рисовать этим ясным цветом:

Ни соломенный, ни яичный

Не умеют гореть на небе.

Ими можно мостить дорогу,

Или бабочкам красить юбки,

Или с красным пускать побегать.

А не каждого пустишь с красным,

Потому что он сам — нахальный:

Всех теснит — петухов рисует.

А ещё там в коробке чёрный.

А зачем там чёрный — не знаю.

1980 Киев