Охотники за головами - Креспи Мишель - Страница 34

– А что вы сделали?

Он беспомощно улыбнулся.

– Ничего. А что я мог сделать? Я говорил ему то, что хотел, чтобы он передал дель Рьеко. Я превратил крота в двойного агента. Ну и наблюдал за ним. Я подмечал, что его особенно интересовало. В общем, знаете ли, как в детской игре: горячо – тепло – холодно. Это помогало мне ориентироваться. А что вы сделали со своим шпионом?

– С Мэрилин? То же, что и вы.

– Так это была Мэрилин? Очень любопытно. Я скорее подумал бы на ту, рыжую… Им нужны такие, которые не высовываются и не прячутся. Кто не бросается в глаза, но все знает. Секретарша дирекции… великолепно… я должен был сразу сообразить. А кто у вашей подруги? Шаламон?

– Леруа.

Он откинулся на спинку стула, направив в потолок кончик сигары.

– Леруа… неплохо сыграно. Но, видите ли, очень уж карикатурно. Моран со своим потрясным марсельским номером, ворчун Леруа… Кино, да и только… С Мэрилин вам, наверное, пришлось повозиться, она лучшая из всех троих. Даже я скорей всего не сразу бы сообразил…

Я положил локти на стол. Мои глаза пробежались по разложенным бумагам. В них – выдержки из юридической литературы. Комментарии к судебным решениям.

– Вы мне не ответили откровенно, Шарриак. Повторяю: с каких точно пор вы знаете?

Он притворился испуганным.

– О, вы же не будете меня пытать? Мне трудно назвать точное время. Как и у вас, все началось с сомнений. Появилась гипотеза. Смутное предположение. Потом это стало обретать форму. Сначала я был уверен на шестьдесят процентов, потом – на семьдесят, к концу – на восемьдесят. Как это бывает с рогоносцами.

– Не знаю, никогда им не был.

– Это вы так думаете. Но если это случилось, я здесь ни при чем, клянусь, я не имею удовольствия быть знакомым с вашей женой.

– А когда вы сказали ему, что вам все известно?

– Я был в нерешительности. Мне хотелось его помариновать. Но я не смог удержаться. «Слаб по-человечески…» Кто это сказал? Ницше. Мы не такие уж непросвещенные, как полагает наш арабский друг. Я даже читал Мао Цзэдуна, между прочим.

Дым от гадости, которую он курил, вызвал у меня кашель.

– Можно подумать, что я нахожусь у дантиста. Приходится вырывать у вас вопросы по одному.

– Естественно. А что я получу взамен?

– Я выдал вам Мэрилин и Леруа.

– Верно. Они мне ни к чему, но все же это знак доброй воли. К тому же теперь нам выгоднее вместе пройти оставшийся отрезок пути. Я давно стараюсь убедить вас в этом… Этим утром я прижал его. Поговорил как мужчина с мужчиной.

– Он не пытался отрицать?

– Еще бы, конечно. Но (он заговорил голосом Франсиса Бланша в роли немецкого офицера) «мы имеем сретстфа расфясыват ясыки…». Сперва попытался убедить меня, что он психолог. Знаете, как в тех тренировочных группах по подготовке кадров подсовывают таких типов в первую неделю работы. Наблюдающий психолог. А после он вам говорит: вы слишком авторитарный руководитель, слишком мягкий, слишком такой, слишком сякой… Вы отстегиваете им десять штук и говорите: «Мерси боку». Моран психолог! Я чуть не окочурился! Да моя бабушка была бы лучше!

– Последний вопрос… и на этом покончим, можно накладывать шов: что он вам дал?

– Ничего! Пока ничего. Он в шоке. Если я сдам его дель Рьеко, тот его выгонит и он станет безработным. Как мы. Смешно, правда? Он надеется, что я буду молчать. Конечно, надо бы с него получить кое-что… Немного…

– Систему условных обозначений. Продолжение тестов. Что-то в этом роде?

– Что-то вроде того. Небольшие подделки в записях. Но мы будем на равных. Вы проделаете то же самое с вашей Мэрилин, не так ли? А мадам Карре – с Леруа. Будет очень забавно. Что вы скажете о конкурсе, где заранее знают ответы?

– Все станет известно, и конкурс отменят.

– Нет. Вовсе нет. Вы знаете, во сколько обходится дель Рьеко весь этот бордель? И сколько это ему приносит – три стажировки в месяц в течение нескольких лет? Если его вышвырнут и разнесут эту историю по всему Парижу – ему конец. Мы вцепились ему в горло, Карсевиль.

Может быть, Шарриак был прав. Он с блаженным видом затянулся.

– Мы вцепились в Де Вавра, – повторил он. – Конечно, было бы лучше, если бы я был один. Жаль, что вы схватили ту же кость. Но вы хорошо сделали, что пришли ко мне. Мы могли бы напортачить поодиночке, если бы не поговорили. Теперь нужно согласовать наши действия, Карсевиль. Пока будем делать вид, что ничего не произошло. А Карре точно в курсе? Понадобится жертва. Мы не можем требовать, чтобы нас всех благословили одновременно. Выкладывайте, кто еще у вас в курсе?

Мне было неприятно заключать с ним союз. Но других решений не было. Шарриак антипатичен, но настоящий противник – дель Рьеко. Мы перечислили посвященных: он, я, Лоранс, Брижит Обер и Пинетти, которому бросили кусок. Пять из тринадцати, потому что нас никогда не было шестнадцать. Такую пропорцию ожидал Де Вавр.

– Ладно, – сказал Шарриак в заключение, – мы все соберемся здесь, скажем, через десять минут. Хватит, чтобы собрать всех. И молчок! Узнает еще хоть один – дело провалится.

В эту среду вечером, в десять минут двенадцатого, пять заговорщиков собрались в той же комнате. Мне пришлось вытащить из постели Брижит Обер, преспокойно отправившуюся спать, не думая о брошенной ею бомбе. В халате и шлепанцах она немного выбивалась из кадра. Простодушному Пинетти не удавалось избавиться от маски комедийного предателя. Лоранс держалась королевой, прямая как буква i, и подчеркнуто не смотрела в сторону Шарриака.

Последний уже очистил стол от ставших бесполезными юридических документов. Он открыл заседание, предоставив мне слово:

– Дорогие друзья, ситуация сильно изменилась. Наш друг Карсевиль проанализирует ее.

Я коротко обрисовал возникшие перспективы. Затем приступил непосредственно к анализу:

– Как всегда, есть несколько решений. Первое: каждый обрабатывает своего шпиона. Это мне не очень нравится. Моран, похоже, боится Шарриака, но неизвестно, как отреагирует Мэрилин. Если кто-то из троих донесет дель Рьеко, что мы пытаемся его шантажировать, это может плохо кончиться. Он восстановит его против нас, и дель Рьеко просто решит, что весь этот базар безрезультатен, все мы балбесы и никто из нас ему не подходит. Так что мы просто не имеем права действовать вразброд. Второе: мы концентрируемся на ком-то одном – на Моране, который, кажется, более уязвим. Забываем о Мэрилин и Леруа и трясем Морана. Его-то мы сообща и заставим работать на нас.

– Ничего не понимаю, – подала голос Брижит. – Что мы от него требуем?

– Для начала – изъять наши карточки, – пояснил Шарриак. – Затем в зависимости от того, что мы в них обнаружим, немного подправить их. Всего-то изменить две-три строчки в компьютере, и дело в шляпе: никто ничего не видел, не слышал; он молчит, мы молчим; он сохраняет свою работу, а мы получаем нашу. Дело нехитрое.

– Вы хотите смошенничать? – удивилась Брижит.

– Ну да! Немножко поменять правила… Я нахожу это справедливым. Вы видите, чего мы добились с нынешними методами найма? Если проигрываешь по действующим правилам, надо их менять. И только.

Когда Шарриак в форме, он может обратить в католичество аятоллу Хомейни и убедить записаться в коммунисты Джорджа Буша.

– Постойте-ка, это означает, что выиграют все?

– Да нет же, не все. Только мы. А впрочем, там видно будет.

– А как же другие?

– Дорогуша, – терпеливо возразил Шарриак, – это джунгли. А в джунглях есть львы и антилопы. Кто победит, по-вашему? Кем вы хотите быть?

– Львы в джунглях не водятся, – пренебрежительно бросила Лоранс.

Постучав пальцем по столу, я остановил пререкания:

– Мы здесь не на уроке географии или зоологии.

– Погодите же, – настаивала Брижит, – мы выкарабкаемся, а Мастрони? Он останется на дне? И Хирш тоже?

– Ежедневно кто-то умирает, а остальные живут, – ответил Шарриак. – У одних есть работа, у других ее нет. Все определяет случай. Этим случаем сегодня являемся мы – сидящие здесь.