Максимальный риск - Шоу Шантель - Страница 25

Джина быстро поправлялась, и ее выписали через десять дней после родов. Она плакала, когда ехала домой без ребенка, но Ланзо отвозил ее в клинику каждый день и неизменно оставался с ней и их дочерью.

— Я знаю, что у тебя много работы. — Джина наконец заговорила о том, что мучило ее последние дни.

Ланзо так настаивал, что будет принимать только финансовое участие, что ее смущало его постоянное присутствие в жизни Эндриа.

— Тебе не надо постоянно быть здесь. Ты четко дал понять, что не хочешь быть отцом.

Ланзо уставился на свою дочь, мирно спящую у него на руках.

— Я честно верил, что не хочу ребенка, — признался он. — Ты была права, назвав меня трусом. Я жил только ради себя и не позволял себе с кем-то сближаться. Потому что так проще и нет опасности снова обжечься. Но потом ты забеременела, и ты верила, что этот ребенок — чудо, которому не суждено сбыться. А я злился и думал, что буду только помогать деньгами. А потом родилась Эндриа. Маленький человечек, который так отчаянно цеплялся за жизнь. Я боялся, если ты полюбишь ее, твое сердце будет разбито, если она не справится. Я пытался защитить тебя. А ты пристыдила меня. Ты набросилась на меня как тигрица, защищающая своего детеныша. Ты знала — она может не выжить, но от этого ты любила ее еще больше. Ты не боялась рисковать своим сердцем, и ты заразила меня своей храбростью, cara.— Ему так много надо было сказать Джине, но после многих лет молчания ему с трудом давались эти признания.

Она откинула волосы с лица, и он вспомнил, как проводил по ним рукой.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

— Я говорю, что хочу быть частью жизни нашей дочери. Я ее отец, и я сделаю все, чтобы исполнить эту роль, заботиться о ней и защищать ее. И самое главное, любить ее.

Джина не могла сказать ни слова. Она чувствовала, что Ланзо ждет от нее ответа, но она не знала, что сказать. Всю беременность она молилась, чтобы он передумал и принял ребенка, но сейчас она видела множество потенциальных проблем. Им придется определить время встреч, возможно, в присутствии адвокатов, и им нужно будет решить, где они с Эндриа будут жить. Может, Ланзо захочет, чтобы они жили в Италии, чтобы он мог часто видеть свою дочь, но она собиралась стать одинокой матерью и планировала вернуться в Пул, где ее семья сможет ей помогать.

Эндриа пошевелилась и засопела, и Джина сразу поняла, что она хочет есть. Она протянула руки, когда Ланзо поднес ей ребенка, и материнский инстинкт взял верх надо всем остальным. В одном она была уверена: она никогда не согласится расстаться со своей дочерью, и если Ланзо хочет стать частью ее жизни, то ему придется постоянно присутствовать и в жизни Джины.

Будущее невозможно угадать, поэтому она перестала думать об этом и сконцентрировалась на маленьком чуде в своих руках.

Они забрали свою дочь домой через пять недель после ее рождения. Теперь она весила шесть фунтов, и, хотя она по-прежнему казалась очень маленькой, ее требовательные крики давали понять, что у нее нет никаких проблем с легкими.

Вместо того чтобы отвезти их в квартиру, Ланзо сообщил, что организовал перелет на виллу ди Суссурри в Позитано.

— Но нам придется покупать колыбель и коляску, — забеспокоилась Джина, пожалев, что заранее не обсудила с Ланзо вопросы их проживания.

Она не может жить в одном из его домов как гостья. Эндриа нужен постоянный дом. Но пока она не знала, следует ли ей планировать его покупку в Англии или в Италии.

— Обо всем позаботились, — заверил ее Ланзо. — Дафна уже на вилле и ждет встречи с новым членом семьи.

Джина хотела возразить, что они не семья. Они еще ничего не решили. А теперь возникла и еще одна проблема, подумала Джина, когда Ланзо опустился рядом с ней в самолете, после того как удостоверился, что Эндриа надежно пристегнута в специальной детской переноске. Последние несколько недель гормоны бушевали в ней, и ей не давала покоя страсть к Ланзо.

Если бы только врач на последнем осмотре не сказал, что она может вернуться к обычной сексуальной активности, как только почувствует, что готова. В тот же вечер она почувствовала, как напрягся ее живот, когда Ланзо вышел в гостиную без рубашки, в потертых джинсах и с мокрыми после душа волосами и присоединился к ней на диване, где она смотрела телевизор. И Джина с ужасом поняла, что хочет «вернуться к обычной сексуальной активности» прямо здесь, на диване. Она пробормотала, что устала, и убежала в свою комнату, успев заметить блеск в его глазах, словно он сумел прочитать ее мысли.

Джина повернулась к окну. Ланзо говорил, что хочет стать отцом для своей дочери, но он никак не показывал, что хочет возобновить их с Джиной отношения. Но она знала о его темпераменте и была уверена, что вскоре он найдет новую любовницу, если еще этого не сделал.

Потерявшись в лабиринте своих грустных мыслей, она вздрогнула, когда он взял ее за руку. Она посмотрела ему в глаза и узнала блеск желания. Он хочет ее? Если да, то как долго продлятся их отношения? Что случится, когда он устанет от нее, но будет просто приезжать к дочери? Возможно, было бы лучше, если бы Ланзо не менял своего решения об отцовстве, потому что в этом случае ей было бы гораздо проще забыть его.

* * *

Белые стены виллы ди Суссурри блестели на весеннем солнце, и, несмотря на то, что был еще апрель, розы уже цвели возле главного входа. Дафна с сияющей улыбкой поприветствовала их. Ее глаза сверкали, когда она склонилась над ребенком.

— Я никогда не думала, что увижу Ланзо таким счастливым, — призналась она Джине, когда он вышел из комнаты.

Джина заметила слезы в глазах экономки.

— Кристина была любовью его жизни, и, когда она умерла, горе почти уничтожило его. Но вы и бамбино снова принесли радость в его сердце.

— Вы говорили, что это был несчастный случай. Что с ней случилось? — спросила Джина, хватаясь за возможность узнать о прошлом Ланзо.

Но Дафна ничего не ответила и вышла из комнаты, оставляя Джину с множеством вопросов.

Она отправилась в холл и посмотрела на картину красивой итальянки, которую, как сказала Дафна, любил Ланзо.

— Пойдем посмотрим детскую, — пригласил ее Ланзо, выходя из кабинета. Он забрал у нее Эндриа и отправился наверх к комнате, которая раньше была главной спальней.

Сейчас в ней поклеили розовые обои, постелили ковер и повесили занавески. На полках стояли мягкие игрушки, а на полу были расставлены белые кролики. Детская была обставлена с заботой и любовью, но Джина не понимала почему.

— Тебе не нравится? — спросил Ланзо, заметив ее смущение.

— Очень красиво, как я и мечтала, — признала она. Джина вспомнила, как она изучала журналы в поисках идей для детской, но она не стала украшать комнату, потому что не собиралась оставаться в доме Ланзо. — Но все это напрасно, раз мы с Эндриа здесь ненадолго.

Ланзо осторожно положил дочь в кроватку и несколько секунд просто смотрел на нее, и любовь переполняла его сердце. Он чуть не потерял свою девочку, потому что так боялся любить ее, и одумался только благодаря Джине.

— Разумеется, вы с Эндриа останетесь здесь, cara,Я решил, что ей лучше будет расти в Позитано, чем в Риме. Побережье Амалфи такое красивое, и здесь у нее будет свобода, которой она не найдет в городе.

Джина разозлилась. Иногда Ланзо становился слишком самоуверенным и заносчивым.

—Что ты имеешь в виду под «я решил»? По-моему, мы вместе должны решать, где пройдет детство Эндриа. И нам стоит начать планировать, как мы будем ее растить, — быстро добавила она. — Если ты хочешь, чтобы я жила с ней в Италии, я готова сделать это. Я понимаю, что ты захочешь часто ее навещать...

— Я не собираюсь ее навещать, — резко перебил Ланзо. — Я сказал тебе, я хочу быть хорошим отцом, а это значит, что я буду жить с ней, завтракать с ней каждое утро и укладывать спать по вечерам. — Он помолчал и закончил: — Поэтому я считаю, что нам стоит пожениться.