Товарищи - Пистоленко Владимир Иванович - Страница 20

20

Он резко поднялся, будто стряхивая неожиданно набежавшие горькие думы.

— Вот тебе модель, — сказал он, достав из шкафчика шлифованный металлический предмет. — Догадываешься, что это таксе?

Жутаев улыбнулся:

— Будет мина.

— Правильно. У нас все группы этим заняты. Почетное задание — для фронта… Смотри внимательнее, я расскажу, как формовать эту модель, в чем ее особенности. А в цехе на практике увидишь, как это делается, и сам попробуешь заформовать.

— Товарищ мастер, модель мне хорошо знакома, я в Сергеевке с ней работал.

— Ах, так! — обрадовался Селезнев. — Тогда дело проще. Получай инструмент, и пойдем в цех, я покажу тебе рабочее место. — И вскользь, как о чем-то незначительном, спросил: — Ну, а с Мазаем, значит, вчера подрался?

Лицо Жутаева вспыхнуло:

— Да.

— Что сегодня вечером намерен делать?

Жутаев пожал плечами:

— Еще не знаю… Уроки учить.

— Приходи после ужина в преподавательскую.

Жутаев заволновался:

— Товарищ мастер, если вы вызываете насчет вчерашнего, то… я лучше сейчас…

— Чего — «вчерашнего»?

— Ну… моей драки с Мазаем.

— А что о ней говорить? Все равно: что было, то было. Или, может, ты оправдаешь свой вчерашний поступок?

— Товарищ мастер…

— А коли нет, то и говорить нечего. Говорить для говорильни — переливать из пустого в порожнее. Главное в том, чтобы понял человек, что и к чему. Правильно понял. А ты… понимаешь. Мне так кажется. Верно я говорю?

— Понимаю.

— Ну, вот и весь разговор об этом. Потолковать нужно совсем о другом. Просто уточнить насчет производственной практики: не отстал ли ты по какому разделу. Это же очень важно — ведь до экзаменов рукой подать. Сейчас, правда, задание для фронта, работа однообразная, но обучение по программе идет своим чередом, да иначе и быть не может. Ведь не вечно же вы будете мины формовать. Теперь уже всем ясно — война идет к концу. Нужно уметь многое другое, что и после войны потребуется. А к этому нужно готовиться сейчас. Без подготовки, брат, ничего путного не выйдет… Ну, получай инструмент, и пойдем.

Взяв набор инструментов, Жутаев вслед за мастером вышел в цех.

ПЕРВОЕ МЕСТО

В цехе уже шла работа. Одни из ребят полулежали на черной формовочной земле, другие сидели на корточках; каждый был занят своим делом и не обращал внимания на соседа.

Почти весь пол литейки был уставлен чугунными опоками, только посередине, от комнаты мастера до противоположной стены, оставался метровый проход.

Селезнев провел Жутаева в дальний угол к небольшой, никем не занятой площадке.

— Вась, что это за бледнолицый появился в нашем вигваме? — раздался девичий голос.

В сергеевском училище на литейно-формовочном отделении учились только юноши. Жутаев знал, что девушек не принимали на эти отделения, что работа в литейке считалась тяжелой, мужской. Услышав сейчас девичий голос, Жутаев удивился и невольно оглянулся. Среди литейки в вызывающей позе стояла невысокая девушка с трамбовкой в руке и надменно смотрела на него.

Слова ее прозвучали словно команда. Почти все ребята бросили работу и с любопытством уставились на «бледнолицего». Только Мазай, работавший рядом с девушкой, продолжал набивать опоку, всем своим видом показывая, что ему нет никакого дела до новичка.

Мастер тоже оглянулся, недовольно покачал головой и больше для себя пробурчал в усы:

— Не девчонка, а бритва! Минуты спокойно не посидит, обязательно что-нибудь придумает…

Но Жутаев расслышал эти слова.

— Вот тут будешь работать, — сказал мастер, указывая на свободное место рядом с кучей формовочной земли. — Окно напротив, днем здесь очень удобно, светло. Правда, от ваграночного желоба далековато. Заливка-то идет вручную, трудно чугун подтаскивать. Но ничего не поделаешь, все места заняты. Модель эту, говоришь, формовал? Тогда приступай к работе. Если будет что неясно, позови. Я все время в цехе. Да не стесняйся спрашивать. Слышишь?

— Слышу, товарищ мастер. Спасибо.

Тот же девичий голос неожиданно прозвучал уже совсем рядом:

— Товарищ мастер, а вы знаете, Бакланов и сегодня в цех не пришел.

Борис мельком взглянул на стоявшую возле него девушку и тут же отвел глаза: она пристально и недружелюбно смотрела на него, хотя и обращалась к мастеру.

«Что ей нужно?» — с неприязнью подумал Жутаев и принялся за работу.

Он расчистил рабочее место, принес воды, смочил черную, как сажа, формовочную землю, просеял ее, положил опоку на земляной пол, а в нее — модель.

Земля ложится точно на нужное место, ее обжимают быстрые и ловкие руки. Вот уже застучала плоская трамбовка. Еще, еще… Жутаев сгребает с опоки лишнюю землю, посыпает черную поверхность мелким, почти белым песком, накладывает новую опоку, насыпает в нее землю, трамбует. Потом снимает верхнюю опоку и встает перед нижней на колени. Смачивает землю у самой модели мокрой тряпкой, то и дело опуская ее в жестяной ящик с водой, точными движениями расшатывает модель, осторожно приподнимает ее и кладет на землю.

Прямо перед Жутаевым окно, вверху, над головой, — большая матовая электролампа. В цехе много света, но Жутаев достает из кармана зеркальце, ловит им световой луч и пускает «зайчика» в углубление, где только что лежала модель. Земляная поверхность будто отшлифована, но Жутаев замечает там лишнюю песчинку, там — зазубринку. Он берет ланцетку; одно точное движение— и песчинка извлечена. Несколько осторожных прикосновений — и зазубринки нет.

Жутаеву нравилась профессия формовщика. В цехе за работой он забывал обо всем: о еде, сне, отдыхе. Вот и теперь, едва руки коснулись формовочной земли, на душе стало легче, светлее. Все неприятное: и тяжелая дорога из Сергеевки, и невеселый разговор с Баклановым, ссора и драка с Мазаем, и недружелюбный взгляд девушки-формовщицы — все это вдруг ушло и скрылось, будто никогда и не было.

Жутаев почувствовал себя наедине с моделью, он почти перестал замечать, что происходит в цехе. Еще в сергеевском училище Жутаев поставил себе за правило: начал работать — забудь обо всем, что прямо ие связано с делом. Он уже неоднократно убеждался: когда следуешь этому правилу, работа спорится, выработка начинает расти все больше и больше, на в душе наступает спокойное, радостное равновесие, даже что-то вроде счастья.

Увлекшись работой, Жутаев не обращал внимания на других, но сам он был в центре внимания всего цеха. На него то и дело украдкой поглядывали, о чем-то перешептываясь, ребята.

Коля еще в общежитии, до начала работы, рассказал кому-то «по секрету», что вчера к ним в комнату вселили новенького, что вечером на него «налетел» Мазай и хотел «отлупить», как «Сидорову козу», но новенький не дался, повалил Мазая на пол и сам избил Ваську.

Очень скоро «секрет» перестал быть секретом, и о происшествии стало известно многим ребятам группы. Да и вообще все училище узнало о нем еще до прихода в цех. Не знали о случившемся только девушки, в том числе и Ольга Писаренко. По-разному отнеслись ребята к новости. Одни обрадовались, что в группе наконец появился человек, который не побоялся Мазая и смог дать ему «сдачу»; другие обиделись за Мазая и были возмущены тем, что Жутаев, придя в группу, вместо того чтобы беспрекословно подчиниться старосте, как это делали все, затеял драку. Да не просто подрался, а избил Ваську Мазая. А кто такой Мазай? Лучший формовщик в училище! А что такое новенький? Пока никому не известно, что он умеет и на что способен. Коля и еще несколько поклонников Мазая ни о чем больше и говорить не хотели, кроме того, что новенького нужно проучить. Своеобразно отнеслась ко всему Оля Писаренко. Но о ней нужно рассказать несколько подробнее.

В Чкалов Писаренко попала из Ленинграда. Родители девочки погибли во время блокады. Олю эвакуировали вместе с другими детьми работников завода, на котором ее отец был литейщиком. В Чкалове ее поместили в детский дом, и она на «отлично» закончила семилетку. Когда ей и двум ее подругам — Наташе и Наде — посоветовали поступить в один из городских техникумов, они наотрез отказались и заявили, что пойдут в ремесленное училище. Оля хотела стать металлургом, а Наташа и Надя — токарями. Обе подруги Оли не встретили препятствий в достижении своей цели, но Оле осуществить свое желание оказалось нелегко. На все отделения в ремесленных училищах ее охотно принимали, но на металлургическое взять отказывались, говоря, что это мужская профессия. Оля побывала в трех училищах и везде получила один ответ. Тогда она пошла в областное управление трудовых резервов.