Товарищи - Пистоленко Владимир Иванович - Страница 19

19

«Скажу матери и деду, да и всем в колхозе, то же, что и в вагоне говорил: мол, за хорошую работу премию получил — отпуск, — решил Егор. — Пока в Платовке не будут еще ничего знать, попрошусь в колхозе на работу. Возьмут, потому как рабочих рук нехватка, летом сам это видел. Буду так работать в бригаде, чтобы стать настоящим передовиком. Тогда, пожалуй, правление колхоза поможет остаться дома и больше не станет посылать в в училище. Даже сам директор ничего не сделает. И судить не станут — потому, я же не буду лодырничать, а хорошего работника судить не за что».

Он задумался и не заметил, как задремал. Во сне Бакланов увидел себя дома, в Платовке. Будто он сидит в колхозном клубе на сцене, а рядом с ним председатель колхоза. В зале народу битком набито. Председатель колхоза хлопает в ладоши, и весь народ тоже хлопает в ладоши. А Бакланов знает, что это хлопают ему за то, что он стал лучшим работником в своем колхозе.

БЕСЕДА С СЕЛЕЗНЕВЫМ

Как всегда, Мазай вскочил при первых же звуках утреннего звонка, зажег свет и, торопливо одеваясь, закричал:

— Эй, команда, свищут наверх!

— Не кричи, и так никто не спит! — недовольно огрызнулся Сергей, обладавший счастливым качеством просыпаться сразу. Он увидел пустую кровать Бакланова и удивился. — Васька, а где же Баклан?

Мазай посмотрел на пустую койку и недоуменно повел плечами:

— Правда нет.

— Я не слышал, когда он встал. А ты?

— И я тоже.

Мазай подошел к койке Бакланова и смотрел на нее, соображая, как же это могло произойти.

— Наверно, раньше нас собрался. Оделся тихонько — и в столовую, чтоб в цех первым. После вчерашней чечетки он знаешь как теперь нажмет? Ого, только держись! Чего доброго, всех обогнать может.

— Надо почаще заставлять его чечетку бить. Правда, Васька?

Ребята разговаривали, словно не замечая Жутаеву. Борис тоже не обращал внимания на них — встал, оделся и заправил койку.

— Ребята, где умывальник? — спросил он.

Ему не ответили.

— Что, трудно сказать?

Мазай, не глядя на Жутаева, буркнул:

— Ты к нам не лезь в компанию и переходи в другую комнату. Понятно?

— Почему переходить?

— Потому.

— А мне и тут неплохо.

— Переходи, пока не поздно.

— Меня сюда вселила дирекция, здесь и буду жить. А переведут — перейду. Сам же ты вчера говорил о дисциплине, а сегодня хочешь нарушить приказ директора.

Ему никто не ответил, и Борис, взяв в руки полотенце, не спеша вышел из комнаты.

— Давай, ребята, пошевеливайся, — заторопился Мазай, — чтоб раньше его в цеху быть, а то еще наябедничает. Я сам мастеру расскажу. И потребую: пускай убирают его отсюда.

Придя в цех одним из первых, Мазай подошел к Селезневу.

— Товарищ мастер, — нарочито невеселым голосом сказал он, — я сегодня, пожалуй, выработку свою сбавлю.

— Как сбавишь? Почему? — удивился Селезнев.

— Рука сильно болит. Правая. Вчера прислали в мою комнату новенького из Сергеевки, а он вроде немного ненормальный. Это все ребята заметили. Кинулся на меня драться. Ударил чем-то по руке — я даже и не знаю чем. В общем, работать трудно будет. Трамбовать никак нельзя… Главное, его никто не трогал. Я старался, чтоб все по-хорошему обошлось, как вы говорили. Ребятам дал команду — не обижать. А он сам десятерых обидит.

— Значит, он полез драться без причины? — спросил Селезнев, пытливо смотря на Мазая.

— Никто даже и не думал задевать его. Слова никто не сказал. Ну, он такой — и говорить не хочет. Видать, гордый да заносчивый. Я верно говорю, товарищ мастер: на пас и не глядит. Я пытался поговорить с ним — фырчит, и все. Потом драться полез.

— А может, он отбивался? А? По совести скажи.

— Ничего не отбивался, он кинулся на меня. Спросите Сережку с Колькой. Они расскажут. Что касается выработки, я, конечно, постараюсь не сбавить, хотя рука и болит. Сказал просто так. А вы, товарищ мастер, как-нибудь уж сделайте, чтоб его перевели от нас. Он жить спокойно не даст.

— А зачем переводить? Это не исправит человека. Воспитывать нужно. Отмахиваться от людей самое легкое дело: ни труда, ни уменья не нужно. Запомните, Мазай: если вы будете хорошо обращаться с людьми, они вам ответят тем же. Не будем переводить, никакой надобности в этом нет. Да и некуда — ни в одной комнате нет свободного места. А у вас комната просторная, хоть конем скачи.

К Селезневу подошел Жутаев.

Недовольный Мазай отошел от мастера на свое рабочее место и принялся набивать опоку.

Борис поздоровался:

— Я ваш новый ученик. Приехал из Сергеевки.

— Пойдем ко мне, поговорим.

В конторке мастера Селезнев пригласил Жутаева сесть. Тот поблагодарил, но остался стоять у с гола.

— Ну как? Познакомился с товарищами в общежитии?

Жутаев был уверен, что мастеру уже все известно и что Селезнев пригласил его в конторку именно для разговора о вчерашней драке. Вопрос мастера немного озадачил его: «Значит, еще ничего не сказали… Не успели? Или просто не хотят говорить? Но обо всем знает комендант и, конечно, расскажет».

— Да. познакомились.

Селезней хитровато прищурил глаз:

— Хорошие ребята, правда?

Жутаев смутился. О мазаевцах он пока слышал только нелестные отзывы.

— Вижу, не понравились, — сказал Селезнев.

— Почему? Может, и хорошие. Я же почти не знаю их, всего один раз виделись.

— Я и говорю — не понравились. Верно? А работают хорошо. Лучшая группа в училище. Особенно Мазай. Он впереди всех формовщиков. Вот с учебой у них похуже. И дисциплина прихрамывает, можно сказать, на обе ноги… — Он о чем-то сосредоточенно задумался и опять задал неожиданный вопрос — Озорноватые, заметил?

Жутаев снова смутился и даже покраснел. Он не считал себя вправе так быстро давать товарищам характеристику, но мастер ждал ответа и внимательно, выжидающе смотрел на него.

— Немного есть? — подсказал Селезнев.

— Есть немного, — согласился Жутаев и тут же поспешил добавить: — Я, конечно, знаю их очень мало.

— Правильно рассуждаешь. Торопиться с оценкой не надо. Прежде узнай получше, а потом уж и говори. В вашей группе не все озорноватые, но есть и такие. Смотри не тянись за ними. Находятся такие ребята, что тянутся и, наверно, думают, что следуют хорошему примеру… Ну ладно… — Мастер снял очки и протер их платком. — Так, значит, твоя фамилия Жутаев?

— Да. Жутаев Борис.

— Скажи, Жутаев, в ремесленное ты как попал — по призыву?

— Нет, я добровольно, сам просился. Окончил семилетку, хотел было в техникум пойти, а потом решил работать. Думаю, учеба к после войны никуда не убежит.

— Решение хорошее принял.

— У меня и папа так учился. Работал и учился. У него высшее образование: институт окончил.

— А какая специальность?

— У папы? Инженер. По котельному делу. Был котельщиком. Сейчас на фронте, почти с первых дней войны.

— Письма от него получаешь?

Борис не ожидал такого вопроса и даже удивился.

— Получаю.

— Когда было последнее?

— На прошлой неделе.

— Недавно. Это хорошо. О чем же он пишет? Не секрет?

— Нет, не секрет. — Немного волнуясь и торопясь, Жутаев рассказал о последних письмах отца.

— Сам-то ему почаще пиши. Почаще!

— А я каждый день пишу. Хоть открытку, да отправлю.

— Вот-вот! Необязательно посылать длинные письма. Можно и коротко, лишь бы о главном сказать. Он знает, что тебя сюда перевели?

— А как же, знает.

— Новый адрес сообщил?

— Нет, еще не успел.

— Сегодня же напиши. Ты ведь отличник? Значит, есть чем порадовать отца.

Жутаев поежился, чувствуя неловкость.

— Мне, товарищ мастер, нетрудно было отличником стать. Я все-таки семь классов окончил, а есть ребята — из четвертого класса пришли. Им, конечно, труднее.

— Нет, таких у нас немного. Большинство окончили семилетку. Но не все они отличники. Вот, например, в вашей комнате живет паренек — Сергей Рудаков, он тоже окончил семилетку, а до отличника ему еще далеко. В общем, о своих успехах пиши отцу не стесняясь, рассказывай все как есть. — Он замолчал. Лицо его погрустнело. — А у меня сын на фронте тоже Почти с самого начала войны. Полгода нет писем. Никаких вестей…