На Севере дальнем - Шундик Николай Елисеевич - Страница 12

— Да спит она еще, наверное, — наконец не выдержал Петя.

— Подождем еще немножко, — попросил Кэукай.

— Зовут ее Соня, — тихонько сообщил Петя, склонившись к уху Кэукая, хотя их и так никто не мог слышать.

Кэукаю не меньше, чем Пете, нравилась та таинственность, с которой они решили во что бы то ни стало повидать дочку доктора, Соню. Поэтому он с выражением чрезвычайной на­стороженности в лице осмотрелся вокруг, а затем сообщил ему все, что успел узнать о русской девочке.

— Ей семь лет. После дороги она немного болела, потому так долго и не выходила на улицу.

— А ты откуда все это узнал? — вдруг во весь голос, со­всем игнорируя то, что они тайком подобрались к дому док­тора, спросил Петя.

Кэукай протестующе замахал на Петю руками, предлагая хотя бы немножко пригнуться. Но такой уж упрямый человек был этот Петя! Разочарованный в своем друге, который, ока­зывается, так заинтересовался девчонкой, что даже знает, сколько ей лет, Петя всем своим видом старался показать, что с Кэукаем ему больше не по пути.

—Тоже мне друг — о девчонке сведения собирал! — еще громче сказал он.

—Да тише ты, язык откусил бы, что ли! — досадливо по­морщился Кэукай. И вдруг, сделав несколько шагов за угол, таинственно поманил Петю пальцем: — Иди сюда, в окно за­глянем. Незаметно заглянем...

Это показалось Пете заманчивым.

— Как невидимки? — спросил он.

— Да, да, — поспешил ответить Кэукай, хотя, как назло, совершенно забыл, что значит русское слово «невидимка».

Затаив дыхание, плотно прижимаясь к стене дома, маль­чики начали подкрадываться к окну.

— Э-э-э!.. Совсем зря вы собираетесь в окно смотреть! — неожиданно послышался насмешливый голос Эттая.

Петя и Кэукай, как ошпаренные, мгновенно повернули головы.

— Она там, у нашей яранги, с моей сестренкой играет.

— Кто — она? — смущенно спросил Петя.

— Понятно же, Соня, — с самым невинным видом ответил Эттай; узенькие глазки его смотрели насмешливо.

Петя хотел было, по-настоящему рассердиться на Эттая, но раздумал:

— Пойдем тогда к твоей яранге, посмотрим, какая она, эта Соня.

— Я так думаю, что у вас ничего не получится, — вдруг заявил Эттай, с достоинством закладывая руки за спину.

— Это почему же? — спросил Кэукай.

—Да убежит она сразу. Соня из мальчиков только меня одного не боится. А всех остальных сильно боится. Пугливая, ну прямо как дикий олень, — поморщился он.

—Тогда вот что: мы подкрадемся незаметно, подползем по-пластунски, а когда хорошо рассмотрим, встанем прямо перед ней, и всё, — предложил свой план действий Петя. В тоне его чувствовалась решительность.

Кэукай и Эттай приняли этот план с восторгом.

— А чего тебе ползти? Тебя-то она не боится, — пренебре­жительно заметил Эттаю Кэукай.

— Да чего ей, правда, Эттая бояться, когда он так себе, ни то и ни се, — поддержал Петя.

Поняв, что недавнее его преимущество перед друзьями превратилось в самый настоящий порок, Эттай вздохнул, про­вел рукой под носом и сказал, стремясь придать себе как можно более устрашающий вид:

— Заметил я, что последнее время ее как будто бросало в дрожь, когда она на меня смотрела. Так что и я поползу тоже. А то убежит, если увидит меня...

— А все же какая она? — поинтересовался Кэукай.

—Такая... — неопределенно взмахнул руками Эттай. — Голова, руки, ноги...

— Ну да, конечно, и глаза есть, — иронически заметил Петя.

— Да, да, и глаза и уши есть, — не чувствуя насмешки, подтвердил Эттай.

—Э, разве от него добьешься толку! Пойдем сами посмо­трим, — предложил Кэукай.

Пригибаясь низко к земле, мальчики побежали к яранге Эттая. Недалеко от яранги они легли на землю и, укрыва­ясь за бочками и камнями, поползли по-пластунски. Когда Пете казалось, что Эттай слишком громко сопит, он повора­чивал голову и, делая устрашающие глаза, просил дышать тише.

Девочки заметили подползающих к ним мальчиков, удив­ленно переглянулись и на время прекратили игру. И, хотя Пете, Кэукаю и Эттаю было совершенно ясно, что они уже давным-давно замечены, все трое упорно продолжали ползти. Соня не выдержала, пошла к ним навстречу и с серьезнейшим видом спросила:

— Интересно, вы всегда так, на животе, ходите или иногда ногами тоже?

Друзья прижались к земле, а затем смущенно перегляну­лись, как бы говоря друг другу: «А и вправду мы очутились в каком-то глупом положении».

— А чего же? Если хочешь знать, мы и на спине ходить можем, — заявил Эттай.

Петя встал на колени.

— Ну и удивил! Я вот на руках ходить умею! — похва­стался он.

— А ну-ка, походи,—доверчиво наклонилась над ним Соня.

Петя встал, отряхнулся от мусора и, состроив рожицу Эттаю, воскликнул:

— Эх, ты, а говорил, что она пугливая, как дикий олень! Показать им, что ли, как на руках ходят?

— Показать, конечно, показать! — горячо поддержал Пе­тю Кэукай.

Соня ему очень понравилась, и сейчас он ругал себя за то, что до сих пор не выучился у Пети ходить на руках и не может изумить русскую девочку своей ловкостью.

И тут Кэукай вспомнил, что никто из всего класса не умеет лучше него делать пятерной прыжок [11]с места. И только он об этом успел подумать, как Петя дернул его за рукав и сказал:

— Я похожу на руках, а ты покажи свой пятерной...

Кэукай посмотрел на друга с благодарностью:

— Хорошо, что ты вспомнил об этом!

Эттай стоял чуть в стороне и, усиленно вращая носком растоптанного торбаза, не отрывал от Кэукая невеселых глаз.

— А ты, Эттай, покажешь девчон... то есть, — запнулся Петя, — девочкам, как мечешь аркан.

Грустное лицо Эттая мгновенно просветлело.

А Соня и Кааля, обнявшись так, как это могут делать толь­ко девочки, терпеливо ждали, когда же наконец мальчики начнут демонстрировать перед ними свою ловкость.

РАЗБИТАЯ ТРУБКА

Пять дней носило Экэчо в море на льдине, пока не подо­брал его пограничный катер.

Истощенного и окоченевшего Экэчо положили в поселко­вую больницу. Долго он лежал с закрытыми глазами, пока не почувствовал, что кто-то взял его за руку. Экэчо открыл глаза. Перед ним сидел полный человек в белом халате с чи­сто выбритой головой. «Это, кажется, новый доктор, который с парохода сошел», — подумал Экэчо, разглядывая добродуш­ное лицо человека с темно-серыми глазами за толстыми стек­лами очков.

— Ну что, ожил? — улыбнулся человек в халате. — Ме­ня зовут Степан Иванович, а можно просто — Морозов, това­рищ Морозов, а еще проще—врач, или, как еще говорят, доктор.

Экэчо изобразил на своем лице некое подобие улыбки, за­мотал головой: дескать, не понимаю, хотя отлично понял, что говорил ему доктор.

— Не понимаешь? Вот досада какая! — вздохнул Степан Иванович. — Ну ничего, мы с тобой договоримся.

Кухлянка с Экэчо уже была снята. Доктор взял стетоскоп и принялся его выслушивать.

— Так, так... Хорошо... — время от времени приговаривал он, поворачивая пациента с одного бока на другой.

Экэчо морщился, но, однако, не сопротивлялся: чувствовал он себя довольно скверно и надеялся, что врач поможет. «Вот уже каким ты стал: радуешься, что к доктору попал, — неве­село подумал о себе Экэчо, но тут же поспешил оправдать себя: — Что ж поделать, если меня притащили к нему! Где шамана теперь взять? Перевелись шаманы на чукотской зем­ле. А Мэнгылю далеко... Однако больше я никогда Мэнгылю не увижу...»

— Ну, ничего страшного нет! — весело сказал доктор. — Истощен немножко. Но мы тебя здесь подкормим. Только сна­чала понемножку есть будешь, совсем понемножку. Ты уж не обижайся, — попросил Степан Иванович, нисколько не сму­щаясь тем, что больной, как казалось ему, совсем не пони­мает русских слов.

Озабоченно почесав мизинцем лысину, доктор энергичной походкой вышел из палаты.

Через три дня Экэчо выпустили из больницы. Он знал, что с ним будут серьезно разговаривать в правлении колхоза, и уже сочинил историю, как он выехал в море перед рассве­том, чтобы поохотиться немножко, всего лишь до утра, и как раздавило его байдару и ему пришлось плавать на льдине в море.