Сказочные повести. Выпуск третий - Алексин Анатолий Георгиевич - Страница 38

— Наверное, заместитель по технической части, — сказал Петька.

Кудреватый Федя громко рассмеялся:

— Какая тут может быть техническая часть? Зампотех значит: «Заместитель Главного коменданта по потехам»!

Глядите…

Федя вытащил из-под стола старенький патефон, накрутил его и поставил пластинку. С двумя другими жителями мы знакомились под визгливые и хриплые звуки музыки.

Лысого старичка с острой бородкой звали доктор Клизман.

— Митька, ты выполнил задание? — спросил доктор.

— Сырье уже принес, — сказал Митька. — Осталось сварить.

Лидка задала вопрос:

— Скажите, доктор, неужели в Мурлындии так много клопов и паразитов?

Доктор Клизман отхлебнул чаю и сказал невесело:

— Паразитов везде предостаточно, мое дитя…

Главный комендант Степан Кузьмич, пожилой, со строгим, коричневым от загара лицом, сразу мне понравился, хоть и глядел сердито.

— Ты зачем ногой дрыгаешь? — спросил он у Петьки.

Тот не растерялся и заявил:

— Может, я чаю хочу!

— Если хочешь, — строго сказал Степан Кузьмич, — так попроси, а не дрыгайся. Садитесь к столу, жители!.

Вот так, благодаря Петькиному нахальству, мы еще раз позавтракали. Я пил настоящий вкусный чай и думал: «Может, излишняя деликатность только вредит в жизни? Может, надо так, как Петька? Говорят же, что нахальство — второе счастье…»

После чая мы пошли поступать в Лабаз. Много не разговаривая, по лесным тропинкам и ухабистой дороге мы дошли до громадного древнего дуба. Такой дуб и впятером, наверное, не обхватить. Меж его узловатых, удавообразных корней зияло мрачное отверстие, обложенное нетесаными каменьями. Обросшие мхом ступени вели вниз, в холодную глубину земли. Стало зябко…

На поляне перед дубом тлело несколько сложенных костром сосновых стволов, рядом валялась груда смолистых палок. Главный комендант Степан Кузьмич зажег палки от костра, построил нас шеренгой и перед каждым воткнул в землю факел. Федя заиграл на патефоне медленную, торжественную музыку.

— Теперь ступайте, — сказал Степан Кузьмич, — к доброму волшебнику.

Степан Кузьмич достал из карманов три стеклянные банки, емкостью граммов по семьсот пятьдесят, наполненные живыми, копошащимися муравьями, и вручил нам. Зампотех Федя переставил пластинку, и зазвучал бодрый марш. Доктор Клизман махал платочком.

Мы, взяв факелы, пошли за Главным комендантом вниз по замшелым ступеням…

— Как интересно!.. — прошептала Лидка.

— Жутковато… — поежился Петька.

Я сказал:

— В самом деле, припахивает волшебством!

Лестница кончилась. Мы ступили на сырой земляной пол пещеры и пошли вглубь, мимо стен, поблескивающих в свете факелов. На стенах чернели аккуратные четырехугольные дырки. Над каждой дыркой было что-то нарисовано.

— А зачем картинки? — спросила у Степана Кузьмича Лидка.

— Личный знак каждого жителя, — объяснил он. Чтоб не путали камеры. Вы тоже что-нибудь нарисуете.

— Мы подпишем, — сказал Петька.

— Без новшеств, — сказал Степан Кузьмич. — Все рисуют, и вы нарисуете.

Он подвел нас к стене и указал на три отверстия без картинок.

— Ставьте в камеры свои баночки и просите то, что вам сейчас больше всего нужно. Не забудьте сказать «спасибо», иначе ничего не выйдет.

Лидка затолкала в отверстие банку, зажмурилась и сказала:

— Добрый волшебник Лабаз, я новенькая, и у меня ничего нет, кроме зеркальца и расчески. Дай мне, пожалуйста, полотенце, зубную щетку и немножко конфет «Золотой ключик». Спасибо, добрый Лабаз!

Петька сунул банку и произнес замогильным голосом:

— Я тоже новенький, но не стану просить пустяков…

— Проси гитару! — шепнул я.

Петька отмахнулся и сказал тем же голосом:

— Добрый Лабаз! Мне больше всего не хватает одеяла. Дай мне его, пожалуйста. Спасибо, добрый Лабаз.

Петька отошел от стены довольный и уверенный. А мне все еще не верилось, что это серьезно, а не игра. Но я поборол неловкость, решительно сунул банку и сказал:

— Добрый волшебник Лабаз! Если это не надувательство, дай мне складной нож с двумя лезвиями, отверткой, шилом и напильничком. Вот и все. Спасибо, добрый Лабаз.

Мы нарисовали над камерами личные знаки. Лидка изобразила птичку вроде вороны. Петька нарисовал кораблик, а я — звезду.

— Ни еды себе не попросили, ни посуды, ни спичек, — упрекал нас Степан Кузьмич на обратном пути. — Как жить будете, если Митька не покормит?

— Перетерпим! — выразился Петька, который меньше всех умел терпеть. — В стране Лотарингии один житель пятьдесят шесть дней голодал, только нарзан пил. И ничего. Выжил.

Вечером Митька дал нам картошки, и мы пекли ее на костре подальше от Митькиного жилья, потому что он заварил свой клопомор и отравил всю окрестность тухлым, едучим запахом. А утром, даже не умывшись, мы помчались к волшебной пещере.

— Все будет, как заказано! — кричал Петька. — Вот увидите!

— Я с вами поделюсь конфетами! — пообещала Лидка.

А меня одолевали сомнения, и я молчал.

Пещера дохнула на нас холодом и мраком. Нервное пламя факелов металось и трещало над нашими головами.

Чем дальше шли, тем меньше оставалось у меня надежд на волшебство. Облапошили нас мурлындские затейники.

Теперь вся страна будет потешаться, проходу не дадут…

— Мне страшно, — пропищала Лидка. — Может, пойдем обратно?..

Я взял Лидку за трепещущую руку, чтобы она не так боялась.

— Ладно уж, дойдем. Надо убедиться своими глазами…

Наконец мы добрались до наших камер. Лидкина птичка, кораблик и моя звезда были на своих местах.

— Ну, смотрите… — басом прошептал Петька.

— А сам? — прошептала Лидка дрожащим голосом.

— Чего сам? Пусть Мишка первый, — пробасил Петька.

Я сунул руку в черную дыру, нащупал баночку и вы тащил ее. Баночка была пуста.

Тетрадь 4

Кроме пыли и одного дохлого муравья, ничего нигде не было.

— Пусто, — пискнула Лидка. — Нас надули.

Жарко трещали факелы, на стенах шевелились длинные тени. Я размахнулся чертовой банкой, но тут Петька крикнул:

— Постой! Может, он не в банку кладет?

— Конечно, не в банку! — обрадовалась Лидка. — Разве одеяло поместится в банку?! Посмотри еще!

Я не решался попробовать второй раз… Вдруг Лидка закрыла глаза и запустила руку в камеру.

— Есть… — сказала она сдавленным голосом, немного помедлила и вытащила полотенце.

Петька мгновенно кинулся к своей камере — и вытащил оттуда одеяло. Через секунду у нас в руках были и зубная щетка, и конфеты «Золотой ключик», и даже мой прекрасный складной нож с двумя лезвиями, отверткой, шилом и напильничком.

— Он еще и зубную пасту приложил, мятную! — вопила Лидка.

Мы орали и плясали, как дикари на празднике полнолуния. Мы размахивали факелами и обнимались. Лидка засовывала в наши рты конфеты «Золотой ключик». Мы убедились, что есть на свете настоящее волшебство. Мы были счастливы.

— Ты больше всех выгадал! — кричал Петька, раскрывая лезвия моего ножа. В свете факелов лезвия сверкали оранжевыми искрами.

— Согласен на ночь меняться, — сказал я. — Ты мне одеяло, а я тебе — нож!

— Фига!

Лидка первая пришла в себя.

— Мальчики, — сказала она очень добрым голосом. — Видите, как все хорошо получается. Принесем волшебнику еще муравьев и попросим, наконец, еды и посуды. Не пить же втроем из одного котелка. Это негигиенично.

— Плевал я на еду! — орал Петька, который еще никогда не плевал на еду. — Попрошу у волшебника гитару, сяду посреди улицы и буду играть! Хватай банки!

Треща и дымя, догорали наши факелы. Мы выбежали из пещеры окончательно счастливые.