От мира сего - Крелин Юлий Зусманович - Страница 17

Ну вот. Значит, теперь уж точно. Оперировать будешь ты. Лариса! А где она?

— Пошла легла.

— Вот я же говорю — кретинка! — Он вышел в другую комнату.

— Ну что за идиотическая блажь. Это ведь всеобщая болезнь: каждый считает, что он может все — дома, в хирургии, в управлении, на улице. Сапоги должен тачать сапожник… Неужели ты все ж решила ехать?!

Ее ответа не слышно было.

— Ну, как хочешь. Я в эту игру не играю. Говорят, на ошибках учатся. Может, в конце концов ты и станешь человеком. Завтра утром я лечу на консультацию. А ты управляйся как знаешь.

Ее ответа опять не слышно было в этой комнате.

— Почему я должен лететь послезавтра? Там, милая, человек больной, который хочет выздороветь, а не изуверствует. Болезни надо лечить, а изуверство… за изуверство надо учить, бить то есть. Короче, я лечу завтра утром.

Он пришел.

— Ну ладно, ребята. Сейчас побросаю к себе в портфель кое-что, а вы не обращайте внимания. Я при вас… Мытье, бритье — завтра. Пижама — тоже завтра. Рубашка, носки — вот они. Детективчик бы в дорогу. Лариса! Где Сименон?

— Я его читаю.

— Потом прочтешь. Ладно? А то что я там буду делать. И в дороге. Хорошо?

— Хорошо, возьми.

— Слушайте, ребята. Договоритесь в отделении насчет консультации. Надо ее проконсультировать у специалистов. Невозможно же, человек так мучается… Она хоть и не хочет лечиться, но я кровь из носу, а привезу ее. Надо же лечиться. Баба, она баба и есть. Ладно, ребята. Раз мне ехать завтра, тогда чешите. Утром, сразу после конференции, мне позвони. Вообще, надо бы мне помочь ей уложиться. Впрочем, благословите меня на твердость. Учить надо. А твердость, она ведь нам не легко дается. А?

ДЕМПИНГ

(Начальник)

Я шел по длинному коридору отделения. В том конце его столы, за которыми обедают больные. Вот больные уже встают. Надо бы побыстрее, а то попадем в самую толкотню. Я пошел побыстрее, почти бегом. Говорят, начальникам бегать не солидно.

Уважения не будет от больных. Политики! Даже здесь придумали какой-то расчет. А разве можно все рассчитать. Я, например, считаю, что значительно неприятнее будет встретиться с этой толпой поевших и проталкиваться сквозь них. А эти растянулись по всему коридору. Идут еле-еле, боятся солидность растерять. Все от бескультурья. Я-то бегу. А они что, моложе меня? Или большие все политики? Идут степенно. Сейчас я им выдам.

— Если шеф ваш позволяет себе почти бежать по отделению, то вы тоже можете. Экие солидные. У вас сил меньше, чем у меня, что ли? Пять человек, а растянулись на весь коридор. Быстрее, быстрее ходить надо, уж если профессор себе это позволяет.

Ну хорошо! Задергались сразу, побежали. Может быть, зря я их так. Мы ж на работе. Эти-то подумают, что и делать нам нечего. Ну конечно, вот и пошли больные. Прямо в толпу сейчас врежемся. Не надо было останавливаться кричать на них. Да уж больно политика их меня раздражает. Не остановись я — успел бы пройти. Все на виду у больных, все среди них. Даже больного я должен смотреть в палате среди всех. В уборную идти — тоже в общую с больными.

Впереди всех больных медленно шел очень худой человек, покрытый крупными каплями пота. Бледный. Вернее, серый. Бедняга. Пижама на нем висела почти смирительной рубашкой. Быстрее проскочить. Я успел проскользнуть быстро мимо них всех. А этот больно мучается. Что ж с ним делать?

Лет пять назад он поступил к нам с тяжелым желудочным кровотечением. Сделали ему резекцию желудка. Спасли. А теперь на тебе — демпинг-синдром: после каждой еды кидает в жар, слабость, пот. И работать не может. Отчего же этот демпинг все-таки бывает? Вот ведь пища для ума.

И хотя я намеревался устроить всем клизму совсем по другому поводу, переключился на демпинг. И понимаю, что сейчас надо было дело налаживать, о деле говорить, а не сумел. Нет, нельзя такому, как я, быть начальником. Отвлекаюсь на науку.

— Ну, что ж делать с демпингом?

— А что с демпингом? Ну вот.

— Как что! А вы что! Научились демпинг лечить? Вам это уже не проблема?! А я так не знаю, как быть. Видали, какой он шел с обеда?

— Ну что же, его лечить надо.

— Ты кому это говоришь? Родственникам или врачу? Может, ты знаешь, чем лечить? Мудрецов у меня полно. Я лично не умею лечить демпинг. Вчера тоже один развел дискуссию. Пока, как мне кажется, никто из вас еще не умнее меня. Проблема еще совсем неясная. Не знаю, как лечить этих страдальцев. Этот больной с демпингом просто мне сейчас на глаза попался, поэтому я о нем и говорю. Не в нем дело.

Вчера мы с Сергеем — это его больной — взяли этого больного под экран, смотрели на рентгене. Последнее время я редко хожу к рентгенологам, в темноту. Между прочим, несмотря на это, быстро привык к темноте, быстро адаптировался. Мы его уже не первый раз смотрим. При демпинге барий быстро проваливается из остатка желудка в кишку. А тут мы решили смешать барий с сахаром и сметаной. Они это хуже всего переносят. Значит, должно проваливаться еще быстрее.

Рентгенолог села на свой трон.

— Ну-ка глотните глоточек небольшой. Так. Хорошо. Как вы считаете?

— Пока все нормально. — Это я сказал.

— А теперь пейте все до конца. Я думаю, что детали органики нам сейчас исследовать не надо. Мы его уже смотрели.

— Конечно, пусть пьет.

Пока мы говорили и обсуждали, нужно ли все ему пить, он стаканчик прикончил и отреагировал:

— Ну и гадость.

— Ну что вы! Ведь кашу маслом не испортишь, а тут и сметана, и сахар.

— А вы вот попробуйте эту сметану и сахар. Впрочем, я вам этого не желаю, это я так, от детского хамства.

Мы — люди культурные, посмеялись и стали смотреть.

— Ну что ж, пошла эвакуация нормально, не быстро.

— Ничего. Хорошо.

— Я сейчас сниму, а потом посмотрим еще раз через пятнадцать минут.

Поставила кассету и громко, почти на крике: «Больной! Не дышать! не дышать!»

Аппарат зазуммерил, щелкнул, и рентгенолог тихо, еле слышно сказала: «Можно дышать».

Через пятнадцать минут эта масса все еще стояла в желудке. Вот тебе и демпинг. Я ж всегда говорил, что это для нас абсолютно непонятная вещь. Должно проваливаться сверх всякой нормы, а тут наоборот.

И через тридцать минут барий со сметаной продолжал находиться в желудке. Это уже ни в какие ворота не лезет, это ужо вопреки всему известному о демпинге.

— А что, если мы ему перед едой будем атропин давать? — Сергей, конечно, не может без необоснованных раздражающих предложений. Как я от него устал!

— Зачем?

— Ну, раз у него стоит и не выходит, а ему от этого плохо, значит, надо попробовать давать какой-нибудь антиспастический препарат. Пусть быстрее переходит в кишку, если ему тяжело от такой незначительной задержки.

— Все мое учение для вас совершенно проходит бесследно. Одни раз увидел — все, проблема закрыта. И это ученый! Ну как ты можешь, исходя из этой неожиданной картины, из этого одного случая, не проверив на контрольных больных без демпинга, на других больных с демпингом, как ты осмеливаешься давать рекомендации? С какой легкостью вы все разрешаете все проблемы.

— Да я не про проблему. Я про больного. Я просто думаю, что ему вдруг да поможет. Конкретная единичная ситуация, — может, если расслабим сфинктер, может, ему и легче будет.

— Как вы можете так думать о людях! Так безответственно манипулировать их здоровьем. Вещь недодуманная, а уже хватай, лечи. Так вот подумаешь лишь об одном больном, а не поможешь никому никогда, и ему в том числе.

— Да не хочу я с одного предположения начать осчастливливать всех больных. Вот этому конкретному больному, мне кажется, можно помочь. А уж повредить это никак не может.

Он еще спорит!

— А перед нами не один этот больной, а сотни их, и помочь мы должны им всем. Для этого должно понять, что происходит. Стало быть, провести многочисленные исследования, а не гоняться за каким-то единственным зайцем, да и то он может оказаться миражем.