Об истерии - Кречмер Эрнст - Страница 9

В общем можно сказать: половое созревание – это излюбленная почва для истерических реакций, а инфантильные задержки развития, особенно при сохранности душевных стигм раннего полового созревания, образуют, наряду с душевными дефективными формами, легче всего ядро для «истерического характера», т. е. для личностей с длительной наклонностью к истерическим реакциям. Истерия – это прежде всего форма реакции «недоразвитой наивной душевной жизни» (Крепелин), с резко инстинктивной импульсивной структурой. Лишь на той ступени, когда человек отдаляется от естественного состояния и юношеского возраста, истерия приобретает исключительный характер душевной аномалии на почве вырождения, последнее лишь в тех случаях когда дело доходит до переживаний чрезмерной силы. Истерические реакции в юном возрасте могут, но отнюдь не должны, указывать на тяжелую дегенеративную конституцию.

Почему истерики с возрастом все более и более исчезают из числа наших пациентов? Несомненно потому, что более лёгкие задержки полового развития позднее все – таки еще выравниваются; а также потому, что многие истерии вообще не имеют серьезной анормальной конституциональной основы, но появляются чисто преходящим образом у детей и юношей, как случайные инстинктивные реакции на неприятные воздействия переживаний и среды. Хорошим доказательством этому служит установленный Крепелином факт, что большая часть его истеричек – это деревенские девушки, которые, совсем еще юные, попадали в качестве прислуги в большой город и не в состоянии были осилить затруднительные стороны этой перемены среды. При этом невольно с живостью вспомнишь плавающую инфузорию, которая начинает тотчас же реагировать двигательными бурями, лишь только она приблизится к области, неблагоприятной для продолжения жизни.

Наконец, при значительной силе переживаний, как на войне и во время землетрясений, не только несозревший, но при известных условиях, и всякий человек обнаруживает панические и истерические реакции и реакции невроза испуга. Так что можно сказать вместе с Hoche: «всякий человек способен на истерию»; именно потому, что в каждом таятся древние формы инстинктов, лишь более или менее прочно закрытые более молодыми характерологическими слоями культуры.

Глава 3. Истерическое привыкание

Истерические реакции возникают в тех случаях, когда нарушается течение высших, особенно импульсивных стремлений человека, и когда высшая личность не в состоянии выравнить и переработать эти нарушения. Мы имеем дело с тем же самым явлением, как и у растения, у которого отрублена ветвь: на месте, где отсекается стремление, вырастают истерические побочные отпрыски. Нашему взору представляется картина, на которой стоит остановиться. Мы видим человека длительно в положении, преисполненном опасностей. Его инстинкт самосохранения хотел бы их избежать, но этому препятствует внешнее принуждение, заключающееся в военной службе. Только что наблюдали мы простое уклонение и тенденцию к бегству, а внезапно из них получился вялый паралич руки. Или мы видим женщину в несчастном браке; влечения ее стремятся освободиться от этих уз. Внезапно стремление превращается в истерическую рвоту, в крестцовые боли, в сумеречное состояние.

Вопрос, который надо разрешить, заключается в следующем: как происходит превращение душевной энергии переживаний в те известные комплексы явлений, психических, двигательных и чувствительных, которые мы называем истерическими? Каким образом тенденция к бегству приводит к параличу руки, несчастный брак к тику плеча? Этот центральный вопрос учения об истерии является, следовательно, вопросом о нервно – психической динамике.

Самый простой ответ гласил бы: так называемый истерик попросту надувает нас своими симптомами. Он изображает перед нами импозантную сцену, так как знает, что наша доверчивость поможет ему освободиться из неприятного положения. Он применяет целесообразное продуманное притворство и действительно достигает этим своей цели. В неврологии военной многие наблюдатели очень близко подошли к такому толкованию. На самом деле истина заключается в следующем: в тех ситуациях, которые обычно способствуют возникновению истерических реакций, удается изредка разоблачить субъекта, который признается, что делал он это умышленно; и самое неприятное заключается в том, что такие умышленные притворства протекают часто в виде тех же самых типических симптомокомплексов, которые заслужили клиническое обозначение «истерических».

Но если предположить, что каждый истерик водит нас за нос при помощи продуманной, планомерной игры, то возникает вновь вопрос, каким же образом делает он это? Можно ли произвольно дрожать в течение целого часа или раз 12 за день произвести рвоту или, наконец, с улыбкой глядеть, как твою кожу протыкают иголками? Или иной вопрос. Истерик хромает на одну ногу, строит при этом ворчливую физиономию и жалуется на головные боли. Все это не составляет большого искусства; но он проделывает это в продолжение многих лет подряд из–за 20% ренты, хотя при этом он теряет прекрасный трудовой заработок и губит все свое гражданское существование. Как вот это возможно? Мы видим, следовательно: постановка вопроса меняется мало, пытаемся ли мы представить стремление, превращающееся в истерические симптомы ясно продуманным или инстинктивным, менее сознаваемым или же вовсе бессознательным. В обоих случаях остается нам разъяснить те пути, которые от стремления ведут к симптомам. Успешнее всего справимся мы с этой задачей, если и истерику будем изучать так же, как изучали бы жизнь паука или формы реакций у какого-нибудь рака, т. е. пользуясь методом чистого наблюдения, воздерживаясь от клинических и моральных оценок, не касаясь противоположности в понятиях: «здоровый» или «больной», «добрый» или «злой», «истерия» или «симуляция». Далее, стремление, входящее в истерические симптомы, мы рассматриваем попросту, как «волю» истерика, не придавая особенного значения тому, что в одних случаях она действует более разумно, в других более инстинктивно. Мы справимся, став на такую точку зрения, с более простыми истерическими механизмами; а более сложными феноменами расщепления воли и расщепления личности мы вообще займемся позднее.

Многие из более простых истерических механизмов находятся в близком родстве с тем, что в общежитии называют «дурной привычкой». Мы объединяем их под названием «истерического привыкания». Школьник привыкает к неправильному положению тела во время письма; положение это состоит в том, что верхнюю часть туловища он сильно сгибает кпереди, наклоняет ее на бок и приближает глаза к бумаге. Ребенок делает это из-за неправильного, но с субъективной непосредственностью ощущаемого чувства, что так он сможет лучше писать. Если ребенка начать тотчас же приучать энергично к правильной позе, то неправильное положение может быть устранено быстро и без особого труда; но если это неправильное положение допускается в течение нескольких недель или месяцев, оно фиксируется очень прочно. Для того, чтобы ребенок сидел правильно, приходится и ему самому непрерывно с боязливым, интенсивным вниманием следить за положением туловища, да и со стороны необходимо бывает постоянно напоминать ему о том же. Как только это напряжение контролирующего сознания немного ослабеет, тело совершенно автоматически и без всякого участия воли возвращается в неправильное положение. Соотношение между сознательной волей и известной группой двигательных актов заменяется через некоторое время прямо противоположным. Воля устанавливает для определенной цели известную двигательную группу; она сохраняется лишь в течение того времени, пока воля энергически направлена на ее сохранение. Через короткое время, однако, двигательная установка делается чем – то самостоятельным; она появляется автоматически каждый раз, когда дана соответственная ситуация, и исчезает лишь тогда, когда энергическое волевое усилие направлено на то, чтобы ее устранить.

Положения, похожие на наш пример со школьником, можем мы часто наблюдать и у истериков. У некоего субъекта появляются во время сырой погоды ревматические боли в правом колене с небольшой местной опухолью и лихорадкой. С боязливой осторожностью держит он ногу в спокойном, полусогнутом положении. Если он захочет, он может любым образом ногу согнуть и вытянуть; это вызывает у него лишь боль. Встав через несколько недель с постели, он продолжает ковылять с согнутым правым коленом, чуть становясь на кончики пальцев и всячески оберегая правую ногу; делает он это, несмотря на то, что движения в суставе уже совершенно свободны, и ревматические симптомы исчезли. Только после повторного, очень энергичного приказа распрямляет он, и притом только с заметным напряжением, правое колено, делает им несколько правильных движений и тотчас же автоматически возвращается к старому положению. Если его так оставить, то, может быть, еще через месяц при попытке разогнуть правое колено обнаружится равномерное эластическое и упорное сопротивление сгибателей, не причиняющее пациенту никакого беспокойства и существующее независимо от его внимания. И ночью, во время сна, сгиба – тельное положение также сохраняется. Еще через несколько месяцев обнаружится совершенно стойкая, неподвижная сгибательная контрактура.