Об истерии - Кречмер Эрнст - Страница 10

Отношение между волей и двигательным процессом подобно тому, что мы видели у школьника. Известного положения добиваются вначале произвольно, удобства ради; просуществовав некоторое время, оно начинает прежде всего отшлифовываться, т. е. включаться все более уверенно и гладко. После этого оно постепенно, шаг за шагом, эмансипируется от воли и начинает сначала полуавтоматическое, а затем и вовсе автоматическое существование. Воля не только ничего не привносит для дальнейшего его сохранения, но, наоборот, часто лишь ценой больших усилий удается ей от него отделаться. Это и есть основное правило, одинаково применимое повсюду в физиологии нервной системы, в области восприятий и мышления с таким же успехом, как и в двигательной области.

Bleuler[15] говорит о том, что для определенных душевных проявлений сразу же устанавливается известный «аппарат случая» (Gelegenheitsapparat), который уже не нуждается в руководстве сознательной воли по отношению к каждой отдельной мелочи. Эта формулировка, несомненно, правильна; мы дадим описание его собственными словами.

Я написал письмо, сунул его в карман с намерением опустить его в ближайший почтовый ящик, и больше мне о нем думать не нужно. Первый почтовый ящик, который я увижу по выходе, заставит меня опустить в него письмо. Я занят работой, которую я не могу или не хочу прервать. По какому-нибудь поводу мне приходит в голову, это я должен принести книгу из соседней комнаты; мысль, эта занимала меня, может быть, в течение дробной доли секунды, и дальше ее уже нет в моем сознании. Лишь только приходит момент, когда я могу или должен принести книгу, я иду в другую комнату к книжному шкафу и беру книгу. Так это происходит тысячи раз, и это настолько само собой разумеется, что обыкновенно я этого и не замечаю. Весь механизм доходит до сознания лишь в тех случаях, когда что – нибудь не клеится. Так как я прежде всего двигательный тип, то лучше всего удерживаются представления об изменении места. Часто я оказываюсь на месте, где надо найти книгу или у лица, которому я что – либо должен сказать, и только здесь приходится мне подумать о том, чего я «хотел», зачем я туда пришел. Или же я убедился позднее, что в книге я – не нуждаюсь, и все – таки в критический момент я иду. При производстве опытов с реакцией выбора устанавливают в собственном мозгу известный аппарат, который, напр., на появление зеленого света реагирует правой рукой, на красный сигнал – левой. Для сознательного я при каждой отдельной реакции дела очень – мало, а часто ему и вовсе нечего делать. Реакция происходит автоматически. Если она несколько посложнее, то объективные результаты часто не согласуются с субъективньм контролем сознательного я. Последнее может в момент задачи быть расстроенным, машина же все – таки будет реагировать правильно и точно; или может случиться, наоборот, если сознание своим вмешательством нарушит правильность реакции.

В этих примерах мы строили, путем простого однократного решения, известный церебральный аппарат для определенного случая, с определенным назначением, который выполнял решение совершенно одинаковым образом с тем, как создает автоматические аппараты привыкание или как филогенез построил в нашей центральной нервной системе аппараты для рефлексов и инстинктов.

Всякое решение, всякое намерение предпринять что – либо создаст подобный аппарат, начиная с простейшего, напоминающего рефлекс, механизма, реагирующего на определенное раздражение (простая психологическая реакция) и кончая жизненной задачей (Lebensaufgabe), установка которой нарушается лишь самой смертью, выполнение которой сотни раз прерывается и которая требует напряженной деятельности всех наших сил. Устанавливаются таким образом, чтобы проснуться или не проснуться от звона будильника, чтобы найти определенное растение, чтобы видеть опечатки и проч.

Подобный аппарат случая может возникнуть из спаивания центробежной части какого-нибудь рефлекса с каким-либо новым раздражением (Павловские условные рефлексы); подошвенный рефлекс возбуждается несколько раз одновременно со звонком, после чего он вызывается одним звучанием звонка без всякого другого раздражения.

Опыт показывает, что каждый аппарат случая должен вновь разомкнуться, если он не функционирует. В сущности это понятно само собой, но об этом забывают подумать из – за неизбежного, хотя и ложного воззрения, будто всякое движение и все функции, в том числе и функция центральной нервной системы, сами собой в конце – концов останавливаются. В области физиологии изменения без определенной причины возможны так же мало, как и в области физики. Так, мы видим, что, если мы создали у себя установку на сосчитывание ударов колокола, то нам нелегко уже перестать; даже, если нам удастся, начиная с какого-нибудь удара, думать о другом, мы все-таки без труда автоматически считаем дальше и очень хорошо знаем, когда прозвучит последний удар. Привычка обращать внимание на опечатки дает себя знать весьма часто и очень неприятным образом при чтении беллетристики. Mach пишет: «Если я несколько раз в такт сожму кулак и в дальнейшем перестану обращать внимание на это движение, то часто, чтобы прекратить его, бывает необходимо особое решение». Шизофреники бывают нередко не в состоянии остановить в нужный момент повторные движения. Сюда же относится опыт Kohnstamm'a с кататонусом. Он заключается в том, что, стоя около стены, прижимают тыл ладони к стене примерно в течение одной минуты; затем попросту отворачиваются, не изменяя установки руки: последняя медленно и автоматически подымается, так как мышечное сокращение, которое раньше прижимало руку к стене, теперь, когда препятствие устранено, подымает ее кверху. При утомлении часто не хватает для прекращения работы нужной энергии; поэтому, вопреки собственному желанию, работают дальше. После умственного напряжения автоматическое продолжение работы часто становится положительной помехой для сна. Персеверация при грубых очаговых поражениях мозга, когда больной не в состоянии отвязаться от определенного слова или какого-нибудь простого действия, так как любые иные импульсы соскальзывают постоянно на только что использованные пути, персеверация эта также указывает на то, что прекращение церебральной функции есть особый акт. В более грубом виде наблюдаем мы то же самое в эксперименте на животных, на отмирающем мозге, когда электрическое раздражение может с любых мест вызывать какое – либо ранее вызванное движение, напр., жевательное, тогда как нормальная реакция раздражаемого участка выпадает. Известны также случаи, хотя и не очень частые, когда человек или животное, вследствие огнестрельного ранения продолговатого мозга, судорожно замирали в определенном положении, как предполагают, потому, что слишком внезапное повреждение не оставило мозгу времени, необходимого для устранения этой функции; с другой же стороны – потому, что удачный выстрел, при известных обстоятельствах, не вызывает раздражения, которое могло бы создать иную установку в спинном мозгу (Bleuler).

В этих, весьма вразумительных, доказательствах для нашей цели имеют значение два обстоятельства: во – первых, то, что действие уже в самом начале часто приобретает известную независимость от воли, таким образом, что воля лишь создает известную готовую установку, которая начинает затем работать уже сама по себе; и, во – вторых, что подобная установка, созданная для определенной цели, подобный аппарат случая, уже не прекращает работы попросту, сам по себе. Необходим специально направленный новый волевой импульс для того, чтобы прекратить действие такого однажды созданного волевого аппарата для того, чтобы его выключить. В противном случае он продолжал бы неопределенно долгое время работать дальше; и действительно, при некоторых условиях дальше и работает.

Поставим себя на место вышеописанного ревматика. Он создал себе целесообразно известный аппарат случая, определенную моторную установку в защиту своего воспаленного правого колена. Если он энергичный, жизнерадостный человек, томящийся по движению и работе, то вместе с исчезанием боли в суставе его воля постепенно разрушит аппарат случая. Так что с прекращением воспаления, будет устранено без остатка и автоматическое защитное положение, т. е. сгибание колена.