Империя звёзд - Бэрд Элисон - Страница 47

Она пошла по саду. Вокруг деревьев кружила поденка, листья-крылья шуршали, как бумажные веера. Фонтаны, подсвеченные снизу многоцветными огнями, взметали плюмажи ослепительно голубые, золотые, алые, рассыпавшиеся огненным дождем в собирающейся темноте.

Эйлия шла дальше, через ухоженные парки, к краю города. Так мог бы выглядеть Мирамар в день карнавала, подумалось ей при взгляде на оживленные улицы. Ее окружали диковинные создания — мех, перья, чешуя, причудливые украшения. Но это были не участники маскарада, а настоящие живые существа: гости со всех миров Империи, приехавшие посмотреть на товары и чудеса мира драконов. В дальнем конце улицы медленно брела группа людей, в буквальном смысле поросших волосами с головы до ног — клокастый мех покрывал даже лица и руки. Эйлия даже не сразу поняла, что это люди, а не какие-то обезьяны. Лесовики, наверное, — Дикие Люди меранских легенд. Группа сатиров скакала под музыку какого-то инструмента, похожего на флейту, закинув назад рогатые головы, и голые торсы переходили в непривычно мохнатые и странно выгнутые назад козлиные ноги. Медные автоматы в виде лошадей топали по улицам, неся на себе всадников и не проявляя ни малейшей усталости. Нет, мифотворцы древности не были праздными мечтателями: они просто записывали все, что видели здесь и в других далеких мирах Талимиреннии.

Эйлия с деловым видом шла по широким проспектам города, пока не дошла до верфей. Здесь стояли на якорях небесные корабли, такие же обычные, как и морские, и паруса-крылья сложены были над ними, как крылья бабочек. Были маленькие, размером не больше шлюпки, были и огромные и многокрылые, с богато украшенными баковыми и ютовыми надстройками.

— Могу я чем-нибудь быть полезен? — прозвучал у нее над ухом чей-то голос.

Она обернулась. Позади стоял тенгу, довольно своеобразное создание. Похож он был на большую птицу с оперением цвета зеленой листвы и крючковатым клювом, но что-то в нем было странно человекообразное: голова круглая, с большими темными глазами, а у концов крыльев — что-то вроде клешней, похожих на руки. Говорил он по-элейски каркающим попугайским голосом. Тенгу подмигнул, неумело подражая человеческой мимике, и махнул концом крыла в сторону воздушных кораблей:

— Вы немерейка, благородная госпожа? Если да, то все эти изящные крылатые чудеса сдаются в аренду.

— Не слушайте вы его! — крикнул другой голос на незнакомом языке, который пришлось мысленно переводить. — Тенгу верить нельзя, благородная госпожа. Наймите лучше мой корабль.

Вперед вышло другое любопытное создание, ковыляющее на коротких ножках. Это был каппа — что-то вроде обезьяны, но в панцире, как у черепахи. — Не верьте этому петаску! Тенгу все коварные до ужаса, а этот еще хуже всех! Совести у него как у…

— Каппы? — подсказал тенгу.

— У гоблина, у помеси гоблина с…

Тенгу протянул крыло, поставил клешню каппе на голову и вдавил ее внутрь панциря. Послышались приглушенные звуки возмущения, волосатые ручки замелькали, как крылья мельницы.

— Не обращайте внимания, госпожа, — сказал человек-птица. — Каппы очень приставучие. И глупые. Говорят, что у них мозги из воды состоят, — сообщил он театральным шепотом. — Вот почему они никогда не нагибаются — чтобы мозги из носа не вылились. — Он концом крыла показал на один из кораблей. — Я вижу, вы дама со средствами и — позволено мне будет сказать — вполне добропорядочная. Не надо платить сейчас! Заплатите по возвращении, если захотите.

Бушприта у корабля не было, нос у него был изогнут в виде рогатой головы дракона, и светлые самоцветы глаз блестели, как иней. Нос и весь корпус укрывали черепицей чешуйки, блестящие, как листовое золото. Крылья — широкие полотна желтой парусины — растягивались каркасами из золоченого дерева. С кормы, подобно удлиненному румпелю, торчал шест, кончающийся чем-то вроде плоского веера, и он напомнил Эйлии игрушечные ветряные мельницы с деревянными крыльями, которые мастерили для детей жители Большого острова.

Внутренний голос вопил, предупреждая. Еще оставался шанс: можно было отклонить это щедрое предложение и вернуться тут же в гостевой дом.

— Я бы хотела сперва осмотреть его внутри.

— Конечно, госпожа!

В сопровождении тенгу Эйлия взошла по деревянным сходням на палубу. Она, как и корпус, была выложена золотистыми чешуйками, твердыми, как металл, и такими же гладкими — даже ноги скользили. Вместо стекол в иллюминаторах был небьющийся адамантин, тщательно зашпаклеванный по краям на случай, если кораблю придется выйти из Эфирной плоскости в пустоту — чтобы воздух не уходил.

— Вход здесь, — сказал тенгу и толкнул какой-то рычаг, открывший низкую прямоугольную дверь в кормовую рубку. — Корабль герметичен, и здесь — переходная камера.

Они прошли через тесный тамбур и по металлическому трапу спустились в длинное помещение с низким потолком и оббитыми стенами.

— Это чтобы избежать травм, когда выходим из сферы гравитации.

В помещении стоял стол, а на нем лежали карты: звездные и карты континентов других планет. У передней стены под иллюминатором стояла консоль, и на ней много странных рукояток и торчащих рычагов. В центре ее находился хрустальный шар величиной с голову Эйлии.

— Каким бы сильным немереем вы ни были, одна только ваша сила не поднимет этот корабль достаточно высоко и быстро, чтобы на нем можно было путешествовать. Вот здесь и вступает в действие механизм, превращающий его в орнитоптер — корабль, летающий по-птичьи. — Тенгу потянул за медную рукоять в форме летящего орла. Послышался лязг шестеренок, и Эйлия увидела в левом иллюминаторе, как огромное крыло вытянулось под прямым углом к корпусу. — Чтобы летать, нужно просто сложить две силы — магию и механику. Вот так летают и драконы.

Эйлия повернулась осмотреть хрустальный шар. Он был прозрачен, как стекло, но в глубине его будто мелькали искры света.

— Это оракул, госпожа. Такой же, как на всех наших звездных кораблях. В нем — сила, идущая из Эфирной плоскости, и он показывает порталы, ведущие туда. Он также согласовывается с силой немерея и может предупредить об опасности или показать то, что его попросят. Дух кристалла, покажи нам какой-нибудь другой мир, — велел тенгу, погладив шар концом крыла.

Дрожащее свечение исчезло, и в глубине шара возникло изображение. Вглядываясь в него, девушка увидела пейзаж какой-то неизвестной земли. Стоял лес, не похожий ни на что знакомое: листва у деревьев была красная, золотая и пунцовая — резкие и яркие оттенки осени, но признаков увядания заметно не было и опавших листьев на земле не было. Как будто это был у них такой обычный цвет. Солнце стояло в небе, большое, красно-золотое, как закатное — только стояло оно в зените, и его лучи рассеивались в ветвях, как зарево. Порхали между деревьями огненные птицы, парили на ярких, как самоцветы, крыльях. И гнезда их не были неряшливой кучей веточек, а были как маленькие беседки, тщательно украшенные цветами, стебельками и яркими камешками. Они распевали на лету те же радостные песни, что пела в альпийском лесу Талира.

— Я их слышу! — воскликнула изумленная Эйлия.

Сцена сменилась пейзажем другого мира: цвета холодные и спокойные настолько, насколько живыми и огненными были краски мира Талиры. Плавно переходили друг в друга оттенки синего и светло-лилового. Сквозь повисшие занавеси туманов виднелся лес, светло-синий и голубой, лиловый берег, уходящий в туманное синее море, аметистовое небо, где висела огромная луна в три четверти. Шелестели синевато-зеленые кроны. Из леса выходил гибкий, грациозный зверь цвета слоновой кости, чуть больше оленя и чуть меньше лошади. Длинный хвост кончался распушенной кисточкой, а грива была как у лошади, только мягче и роскошнее, и пеной спадала вдоль шеи. Разинув рот, Эйлия уставилась на это чудо. Среди экзотических сокровищ южных морей у ее приемного отца был засушенный морской конек, и Эйлия часто восхищалась, как его выгнутая шея и голова точно копируют шею и голову настоящей лошади. Здесь она видела то же чудо, то же сочетание привычного и неожиданного. Но не это остановило ее взгляд, а рог, единственный прекрасный рог, и никаких обрывков или выступов, свидетельствующих, что когда-то был еще один. Рог, завитый спиральной раковиной, мягко поблескивающий собственным перламутровым светом, будто в его извивах затаился световой луч. На краткий миг это создание остановилось, привстав на остриях раздвоенных копыт, приковав к себе взор Эйлии этим рогом, причудливостью морского конька, благожелательной улыбкой агнца. Потом одним легким и воздушным движением зверь унесся в лес, не поскакал конским галопом, а ушел грациозными прыжками, как газель.