Империя звёзд - Бэрд Элисон - Страница 21

Дамион вспомнил череп огненного дракона, оскаливший в насмешке зубы. Такого монстра человек способен убить, а монстра внутри себя — способен ли?

— В общем, верно, — согласился он мрачно. — Но, Йо, важно ли, чтобы они умели убивать? Ведь по приказу совета нам никакой реальный бой не светит.

— Наплюй ты на этот совет. Народ напуган, а маги изучают способы вторжения на Меру. И я не пошлю туда ребят, которые себя защитить не смогут. Раймон! — гаркнул Йомар. — Опять беспечным становишься? Ринальд тебя убивать не хочет, но когда-нибудь тебе попадется противник, который всерьез решит тебя убить!

Человек в темном кивнул, но не ответил и не поднял забрало шлема.

— Раймон, ты не на сцене! Прекрати дурачиться и слушай! — заревел Йомар.

Рыцарь убрал меч и повернулся, послушно сняв шлем. На свет явилась копна черных волос и мальчишеское лицо — да, Раймон Лотенский был еще почти мальчишкой.

— Прошу прощения, господин начальник! — тоном упрека произнес он. — Я говорил вам, что хочу быть Неизвестным Рыцарем.

— Я его сам в рыцари посвящу, — пробормотал Йомар себе под нос, отходя в сторону. — Мечом плашмя — по заднице. Сопляк дурной!

— А как там с этими местными верблюдами? — спросил Дамион, проходя вместе с Йомаром по гребню холма. Йомар обнаружил, что местные копытные звери, живущие в Пустошах и называемые ипотриллы, отлично выживают в суровом климате. Это были крупные неповоротливые создания с длинными шеями, горбатыми спинами и змеевидными хвостами. Он велел Мелнемерону поймать их сколько получится и отдать немереям, закликающим зверей. Дрессировка их оказалась медленным делом, потому что звери эти, хотя и не свирепые, отличались верблюжьим упрямством. Еще у них были острые клыки, торчащие из нижней челюсти, и этими клыками ипотриллы протыкали пустынные растения, похожие на кактусы, внутри которых была вода. Когда на зверей находило мрачное настроение, они вполне могли теми же клыками тяпнуть и человека.

— Немереи мне говорят, что приручили небольшое стадо, — ответил Йомар. — Лошадей мы тоже возьмем, но ипотриллы в пустыне будут полезнее, а почти вся Зимбура — пустыня.

Вдруг ему захотелось побыстрее там оказаться. Сколько раз ему в детстве мечталось вернуться в трудовой лагерь во главе армии, освободить всех рабов, а зимбурийцев прогнать! Детская мечта, выросшая из беспомощности и страха, он еще и тогда это знал, когда она являлась ему. Но вот сейчас Эйлия дает ему в руки целую армию и ставит его во главе. Генерал Йомар!Звучит, однако.

К нему подбежала Лорелин, раскрасневшись от борьбы и победы.

— Ну? — спросила она.

— Что «ну»?

— Да ладно, Йо, сам знаешь! Ты меня прогнал через такие испытания, которых здесь никто не проходил, и я их все выдержала. Ты меня берешь с собой на Меру?

— Нет.

Синие глаза блеснули негодованием.

— Почему?

— Потому что это слишком опасно.

Она сложила на груди руки.

— Йо, я отличный боец. С этим ты не поспоришь!

— И не собирался.

— Так в чем же дело?

— Дело, — буркнул он, — в твоем отношении. Ты слишком рвешься вперед, а это значит, что не относишься к делу достаточно серьезно.

— Эйлия говорила, что это будет миротворческая миссия, а не нападение.

— И она права. Нам твои бойцовские навыки будут не нужны.

— Ну, значит, это неопасно, и я могу лететь.

Спорить с Лорелин — это всегда значило ходить по кругу. Йомар посмотрел на нее усталым взглядом.

— Поговори с ней ты, — бросил он Дамиону и пошел дальше.

На пустоши сражались его бойцы. Да, действительно, если они отправятся на Меру, то лишь для того, чтобы напугать бога-царя и его союзников. Но у Йомара не было иллюзий, будто Халазар или Мандрагор послушно отступят. Вот если бы можно было поймать кого-то из них или обоих, а не рубить целые батальоны их солдат, которых принудительно берут в армию! В молодости Йомар рвался убить зимбурийского царя, а потом Зедекару свергли, и ненависть Йомара переключилась на его преемника Халазара; теперь же основным врагом стал Мандрагор, и он же — основной угрозой. Иногда же Йомару казалось, что враг на самом деле один: какая-то затаившаяся темная сила, рядящаяся в тела людей, как в маски, и меняющая их, когда носителя убивают.

— Драться нам придется, Дамион, — убеждал он друга несколько позже, когда они смотрели на учения рыцарей. Йомар показал на конных, скачущих гуськом по пустыне, поднимающих клубы рыжей пыли. — Но ведь они на самом деле не готовы. Эти вот паладины с их рыцарскими именами! Ринальд Железная Рука или там Раймон Львиное Сердце — детская игра! А Мартан Доблестный — это вообще предел! Он из тех, которых убивают первыми, — храбрый юный воин, который просится в первые ряды, веря, что добьется чести и славы, как в легендах. Верит в свою несокрушимость — и потому погибает. Я это сто раз видел.

Но драться рыцари все же умели. Годы обучения на ипподроме и ежегодные турниры как следует закалили их. Некоторым удалось спешить своих противников, а молодой Мартам вообще поражал их — хотя Дамион понимал, что в нем не нравится Йомару. Он слишком рисковал, слишком самоуверенно действовал. Юное лицо под светлым нимбом волос больше напоминало лик святого, а не воина. Раймон тоже проявил себя в своем стиле: его сшибли с седла, и пришлось его без особого достоинства уносить к целителям, но потом он снова вышел и сумел сбить с лошади рыцаря, который сбил его.

При виде этих боев надежда рождалась в сердце Дамиона. Может быть, арайнийцы все же не так беспомощны, как кажутся. Остается только проверить, как они смогут выстоять против свирепых воинов Зимбуры, если придется им встретиться в бою.

Эйлия поплотнее завернулась в меховую накидку — холодно было. К этому холоду привыкнуть удавалось не сразу — она забыла, каково это, когда зябко. И еще она устала, но это было проявление горной болезни, о которой ее предупредили, когда она приехала. С самого приезда она плохо спала и дышала неглубоко и часто, но пока, что головных болей, сопровождающих горную болезнь, у нее не было. Немереи, наверное, к этим вещам привыкли или они нашли бы способ с ними бороться. Сейчас она была одета в простую белую рясу, как все немереи, потому что в Мелнемероне у нее особого положения не было. Белый цвет, как ей объяснили, выбрали за то, что он отражает весь свет, а остальные цвета — только часть. А черный вообще удерживает весь получаемый свет, ничего не отдавая. Ряса не была особенно теплой. Зато хотя бы были меха — снятые с животных, умерших естественной смертью, как она знала, потому что на арайнийских зверей никому охотиться не дозволялось.

Вокруг высились горы; зазубренные короны их были вдвое выше любой горы на Мере, но снегом покрывались только зимой. Водопады, окруженные туманами, падали с такой высоты, что казались колоннами облаков. Здесь тоже водились дикие животные Арайнии. Птица, которую Эйлия вначале приняла за орла, парила над снежными гребнями хребта, и лишь когда она села на пик, хлопая огромными крыльями, девушка оценила ее огромные размеры. Птица рох! И еще она заметила на утесах множество барсов с пятнистыми меховыми перепонками от передних до задних лап. Когда они перепрыгивали с камня на камень, эти перепонки расправлялись в воздухе крыльями, как у белок-летяг на Мере. Довольно комично выглядели эти большие кошки в полете — как летящая леопардовая шкура. Звуков здесь, наверху, было мало, и слухи из низин сюда не доходили. Как будто земля, поднимаясь вверх, притягивала к себе тишину небес. Но время от времени раздавалась едва слышная нота, будто пение рога, эхом доносящаяся с горных пиков. Там, как говорили немереи, живет немой зверь, у которого на голове растет единственный ветвистый рог с трубками на концах. Когда это создание стоит в потоке ветра, воздух звучит в этих трубках, создавая музыку, служащую зверю вместо голоса.

Эйлии вспомнилась вершина Элендора на Тринисии, хотя здесь, в горной долине, было всего несколько соединенных зданий, но уж никак не город. Строения состояли из того же серого гранита, что и горные пики, — не сложенные из обтесанных плит, а вырезанные прямо из живого камня, и потому они казались его продолжением, будто башни, стены и арки окон созданы водой и ветром, а не инструментами в человеческой руке. Мелнемерон был действительно такой же древний, как и сама гора. Выделялся один золотой купол, сияя на солнце, а остальная часть комплекса идеально сливалась с окружением, будто исчезая в граните. Этот купол, как сообщили Эйлии, был обсерваторией. Тысячи лет подряд немереи изучали здесь звезды — не так, как меранские астрономы, астрологи или навигаторы, по как черты небесного царства, знакомого им не хуже окружающего ландшафта. В небесах этой планеты видно куда больше звезд, чем с Меры, а здесь, в горах, где атмосфера разреженнее, существовали идеальные условия для их изучения. Многие из этих звезд имели свои миры-планеты, и говорилось, что когда-то арайнийцы летали к ним и могли бы полететь снова, если бы только современные немереи сумели найти способ отомкнуть врата Эфира. Взгляд Эйлии скользнул к соседнему шпилю, торчащему из склона горы и отделяющему ее вершину от головокружительной пропасти. Наверху башенки стояла пара каменных статуи: два серых дракона, и каждый обернулся вокруг высокой колонны. Это были врата духов, вроде тех, что она уже видела на Мере. Узкий каменный мостик соединял башенку с вершиной.