Король холопов - Крашевский Юзеф Игнаций - Страница 27

До самого позднего вечера Гарусьница, дремля на скамье, напрасно поджидала его возвращения. И на следующий день ни к обеду, ни после обеда, ни вечером старика все еще не было. Жена не столько беспокоилась о нем, сколько злилась. Она пошла с жалобой к сыну, и когда возвратилась, мужа все еще не было дома; лишь на третий день она услышала голос Лекса, звавшего Вонжа, чтобы убрать коня.

Она тотчас же обвела взглядом лицо старика, желая узнать, в каком расположении духа он возвратился; лицо его было спокойное, ясное, и на губах играла улыбка. Он потребовал еды, и это было хорошим признаком. У него не было привычки отдавать отчет жене в своих делах, поэтому она и не расспрашивала его, зная, что он потом сам расскажет, если она не выкажет своего любопытства.

На следующий день он начал готовиться к отъезду в Вислицу. В первый раз в своей жизни Лекса сдал все хозяйство на руки сыну, потому что у него было слишком много работы. Вынули из сундуков и приготовили самую лучшую одежду, так как им приходилось и в Кракове остановиться и, хотя Лекса не любил выставлять на вид свое богатство, он на этот раз говорил, что не желает осрамить свое сословие.

Нужно было приготовить прочный возок, подобрать к нему лошадей, потому что, хотя крестьяне и ездили верхом, в дорогу приходилось брать с собою всякие запасы, так как там, где много народа собирается, иногда и за деньги хлеба не достанешь, а в Вислице, следовало надеяться на многолюдный съезд.

Время быстро летело; некоторые крестьяне начали приезжать к Вядуху, который назначил день отъезда в Вислицу. Почти ежедневно кто-нибудь из них обращался за советом к Лексе, так как все его считали как бы своим вождем. Они не все тронулись из Прондника, потому что некоторые должны были присоединиться по дороге. Вядух молча попрощался с женой, угрюмо велел сыну смотреть в оба за хозяйством, а то ему потом несдобровать.

Отряд крестьян, хоть и без оружия, без щитов, шишаков, имел довольно представительный вид, и каждый из них запасся для дальней дороги секирой, топором, большой палкой, которыми можно было защищаться в случае нападения.

Находчивый крестьянин выбирал товарищей, сообразуясь не только с их умом и материальным положением, но обращая внимание на то, чтобы они его своим внешним видом не осрамили. В числе их были и седые, серьезные старики, и молодые, румяные лица. Все они сознавали, что едут не ради себя, а в качестве представителей своего крестьянского сословия.

Все те дороги, по которым они проезжали, были переполнены; со всех сторон по ним тянулись дворяне, духовенство, воеводы с челядью и со стражей, отряды рыцарей.

В те времена можно было почти всякое сословие узнать по его одежде и вооружению. Духовные правила строго определяли, как духовенство должно быть одето дома, в костеле и во время путешествия. Мещанам нельзя было наряжаться ни в шелка, ни украшать себя драгоценными камнями, хотя бы у них и были на это средства; бароны и знать везли с собой свиту, а потому всякий встретивший кучку крестьян при первом взгляде на них узнавал, кто они такие и что они не принадлежат к дворянскому сословию.

Встречные, не стесняясь, громко выражали свое изумление, недоумевая зачем мужики едут в Вислицу. Не верили даже тому, что они осмелятся туда прибыть.

Времена, когда рыцарство еще не выделилось в отдельное сословие, когда все имели право участвовать в вечах, куда старики стекались со всех сторон, давным-давно уже были забыты. По мере того, как шляхтичи и рыцари росли, значение крестьян падало, и за ними уже не признавали никаких прав, а на них лишь лежала тяжесть повинностей.

Поэтому эта поездка крестьян, собравшихся в довольно большом количестве, вызвала удивление дворян. Их останавливали на дороге, расспрашивали, но осторожный Вядух заблаговременно предупредил своих путников о том, чтобы не вдаваться ни в какие разговоры и молча проезжать мимо тех, которые их заденут; товарищи Вядуха придерживались его распоряжения.

Для того, чтобы не быть задетым и избегнуть любопытных расспросов, Лекса ехал окольным путем, а не по обыкновенной проезжей дороге.

Наконец, они доехали к болотистой равнине на берегу Ниды и к стенам замка. Издалека они увидели новый костел, построенный Казимиром, и перед их глазами предстали стены, окружавшие город, расположенный на холме у устья реки, с воротами и башнями.

Но по мере приближения к замку и к городу, – а везде на дорогах была большая давка – они могли понять, что не только в самой Вислице, но ни в Горисавицком предместье, ни в Кухарах, они для себя не найдут помещения. Везде было переполнено. Над замком развевалось королевское знамя.

Возы с припасами епископов и вельмож ехали, охраняемые челядью; по дороге толкали друг друга, обгоняли, затевались ссоры, и люди хватались за оружие. Видя все это, крестьяне должны были осторожно отыскать себе местечко где-нибудь в стороне и там расположиться, потому что все сухое пространство вблизи было занято расставленными возами, лошадьми, палатками и горевшими кострами.

Весна была ранняя, только что началась, травка на лугах чуть-чуть показалась, а потому нечего было надеяться на свежий корм для лошадей. Но крестьяне не особенно заботились в этот момент о лошадях, так как дело шло о них самих.

Протиснуться между дворянами и занять среди них место было неудобно и опасно, поэтому они остановились на дороге в стороне, перед Краковскими воротами, а Вядух на авось поехал искать какого-нибудь пристанища и кое-что разузнать…

Но это было нелегко, и пришлось долго блуждать. По дороге, по которой они ехали от Латанича и Кобыльника до Красного Ходча, везде было много народа и повсюду, где мужик показывался, его провожали глазами, и каждый задавал себе вопрос, что он тут делает?

Наконец, на самом конце Гориславицкого предместья Лекса, заметив хату, не слишком бедную и не слишком богатую, решил на всякий случай зайти в нее. Изба была похожа на крестьянскую; а около города было изрядное количество полумещан, полуселян.

Свой своего всегда узнает. Вядух сошел с лошади и хотел войти в хату, но заметил, что она уже занята рыцарской челядью. Он очень неудачно попал туда, потому что оказалось, что это челядь Неоржи, которая тут расположилась. Один из слуг, часто видевший его, сразу узнал прибывшего.

– Вядух, гм? Что ж это, ты тоже приехал в Вислицу в гости к королю? –начал насмешливо слуга воеводы.

Старик не имел желания ответить на эту колкость, хотя в нем кипело от обиды.

– Как видите, – произнес он, – и мы в гости!

Не желая вдаваться ни в какие дальнейшие разговоры, Вядух выскользнул из комнаты. Вслед за ним вышел и хозяин хаты, представительный крестьянин, пожелавший узнать, что ему надо.

Вядух в первый момент колебался, открыть ли ему цель своего приезда и вначале ограничивался неопределенными ответами. Наконец, он решил ему сказать, кто он.

– Зачем я буду это скрывать? – произнес он. – Король нам приказал приехать сюда, чтобы и мы услышали то, что будет обнародовано. Тут нас целая кучка, и нам негде приютиться. Посоветуйте.

Тут трудно было что-нибудь посоветовать. Болотистая местность, залитая еще теперь весенним разливом реки Ниды, с трудом могла вместить в себя всех, которые сюда съехались. Король приютился в замке в нескольких небольших комнатах, вместе с архиепископом Ярославом Богорией и с Янгротом краковским. Познанский епископ Войцех Палука и Мацей Вроцлавский остановились в доме ксендза при костеле. Из воевод лишь двое, более близких к королю, кое-как поместились в замке, остальные в местечке у мещан по два человека в одной комнате; даже городские ворота – Краковские, Буские, Замковые – были переполнены людом; приехавшие расположились на улицах и на рынке.

Крестьяне не нашли угла для себя и отправились в Бжезин. Там они упросили крестьян позволить им переночевать; они решили на следующий день потихоньку пробраться в замок, потому что слышали, что именно в этот день – как раз была четвертая неделя поста – после торжественного богослужения в костеле, где обедню должен был служить сам архиепископ, на дворе королевского замка будут объявлены новые законы. Тем временем они вдоволь могли наслышаться о том, как заранее отзывались об этих законах. Простой люд рассказывал о них разные небылицы, а духовенство не скрывало того, что оно совсем не радуется этому королевскому новшеству.