Последний дар любви - Арсеньева Елена - Страница 14

Неудивительно, что Александра Федоровна снова ужасно волновалась, яростно воспротивилась браку своего первенца с «незаконнорожденной» дармштадтской и даже не тратила времени на разглядывание вышивки, а метала на мужа убийственные взгляды. Император не узнавал своей маленькой птички!

– Прошу вас, душа моя, давайте успокоимся, – сказал он ласково, как говорят с детьми: именно таким тоном он всю жизнь обращался к жене. – То, что Саше пора жениться, причем чем скорее, тем лучше, обсуждению не подлежит. Сейчас он влюблен по уши. Если мы запретим помолвку, если он потерпит еще одну любовную неудачу, это может его надломить всерьез. Он не должен видеть в нас своих врагов.

– Ах, Боже мой, – всхлипнула Александра Федоровна, – но ведь мы желаем ему только добра!

– Моя дорогая, добрые намерения вымостили не одну дорогу в ад, и вам это прекрасно известно, – ласково заметил Николай Павлович. – Давайте поступим так. Напишем ему, что нам необходимо время на раздумье. Пусть Сашка пока едет в Англию. Дай Бог, это его несколько утихомирит. Может, по возвращении он не захочет и смотреть на эту гессенскую малышку. Вы знаете, он столь же влюбчив, сколь и отходчив.

Александр вскоре получил долгожданное письмо от родителей, где говорилось о необходимости завершить путешествие визитом в Лондон.

– Вы не забыли, что вас ждут в Лондоне? – твердили Жуковский и Кавелин, получившие подробные инструкции от императора. – Вы должны ехать! Откладывать визит к королеве Виктории нельзя!

Александр раздраженно пожимал плечами. Это имя – Виктория – вызвало в памяти княгиню Ливен. Она рассказывала ему о юной английской королеве.

Что ж, делать нечего – придется ехать в Англию и знакомиться с Викторией. Но, при все ее красоте, элегантности и очаровании, сердце Александра останется в Дармштадте с Марихен!

Он был в этом совершенно уверен.

Глава 14

Необходимое возвращение к княгине Ливен

Ко времени приезда в Лондон Дарье Христофоровне было двадцать семь, и в этом возрасте, когда очень многие женщины впадают в уныние, уверяя себя, будто все лучшее позади, Дарья Христофоровна ощутила пылкий интерес к жизни. Рождение трех сыновей ничуть не испортило ее стройную фигуру, которая в России, стране телесного изобилия, вызывала сочувственные и даже жалостливые гримасы («Не больны ли вы, милочка?!»), а в Англии пользовалась большим успехом.

Вообще графиня Ливен (да-да, в ту пору Христофор Андреевич Ливен еще звался графом, и лишь через несколько лет его матушка, столь любимая русской императорской семьей Шарлотта Карловна, была удостоена княжеского титула с нисходящей линией, то есть князьями сделались и ее дети, и их супруги, и их потомки) походила на англичанку: высокая, светловолосая, изящно сложенная, с лебединой шеей, однако у нее была не выцветшая, лишенная выразительных красок альбионская внешность, а по-русски яркий цвет лица, изумительные глаза, которые она теперь очень редко держала благопристойно потупленными, а все больше играла ими, да так, что охотников позаниматься в нею переглядками находилось все больше. В ее почти безупречном английском присутствовал некий обворожительный акцент, придававший ее речи сладостную интимность. Знаменитый художник Томас Лоуренс почти сразу после прибытия супруги нового русского резидента в Лондон написал ее портрет, на котором Дороти фон Ливен была запечатлена в полном цветении своей загадочной, интригующей красоты. Ее успеху у мужчин не мешал даже высокий рост!

На сей счет находились охотники острить, и даже злобно острить.

Крукшенк, знаменитый лондонский художник-карикатурист, однажды изобразил ее в своем газетном листке в бальном платье, кружащейся в вальсе с чрезвычайно толстеньким (как говорится, поперек себя шире) и низеньким (он едва достигал ее груди) кавалером. Внизу значилась подпись художника и название карикатуры: «Longitude and breadth of St.-Petersburg» [7].

При всей гротескности рисунка Дороти сразу узнала в толстяке князя Петра Борисовича Козловского. Назначенный русским полномочным посланником в Сардинию, он отправился туда морем, через Швецию и Англию, однако задержался в Англии почти на полгода. Блестящий собеседник и танцор (несмотря на свою поистине карикатурную внешность), он являлся завсегдатаем балов, на одном из которых и заметил его Крукшенк. Разумеется, карикатуристы не льстят предметам своих насмешек: Козловский был поистине «широтой», а его дама – уж такой «долготой», что ничего более долгого невозможно было представить!

У Дороти в первое мгновение даже дыхание перехватило от злобности карикатуры, а потом она искренне рассмеялась, потому что на самом деле ей грех было жаловаться на свою внешность и невнимание мужчин.

Англичане – нация долговязых джентльменов, но после прибытия Дороти фон Ливен в Лондон выяснилось, что даже низкорослые милорды предпочитают высоких женщин, особенно если они так же веселы и очаровательны, как графиня Дороти, играют лукавыми глазами, превосходно танцуют, а главное, если у них такая же грудь, которая волнуется под носом кавалера. Право слово, в небольшом мужском росте есть свои преимущества!

Но очень скоро кавалеры, как высокие, так и низенькие, обнаружили, что новая посланница не только хороша, обольстительна и забавна, но и чрезвычайно умна.

Женский ум в Англии всегда был на вес золота. А леди Дороти оказалась настоящей богачкой. Кроме того, у нее с избытком имелось и такта, и чувства приличия, и умения вести себя с достоинством, чтобы удерживаться на высоте своего положения.

Принц Уэльский, будущий король Георг Четвертый, в ту пору регент (его папенька король Георг Третий доживал свой век в Бедламе), считался великим ценителем женской красоты. Когда-то он носил прозвище Принни, славился своими галантными победами, и в числе его любовниц значилась скандально известная Ольга Жеребцова [8].

Не без ее участия был, между прочим, осуществлен знаменитый переворот в ночь на 11 марта 1801 года, после которого в России вместо императора Павла стал править император Александр.

Принни давно расстался с великолепной Ольгой, но с тех пор был неравнодушен к русским красавицам, поэтому графиня Ливен моментально снискала его расположение. Он обожал не только постельные игры, но и волнующий флирт, а этим искусством леди Дороти владела блистательно. Она каким-то образом умудрялась и регенту строить глазки, и сочувственно посматривать в сторону несчастной Каролины Брауншвейгской, его нелюбимой супруги. Эту даму настолько мало кто жалел, что она немедленно прониклась расположением к графине Ливен и охотно жаловалась ей на беспутного супруга, который был грубияном, картежником, охотно приближал к себе всяческих хулиганов вроде лорда Бруммеля, а также непрерывно повесничал как с женщинами, так и с мужчинами. В благодарность за откровенность графиня Ливен давала принцессе Уэльской тактичные советы касательно одежды и вскоре прослыла при английском дворе законодательницей мод – вместе с леди Джерси и леди Купер.

Благодаря дружбе, которой ее удостаивала герцогиня Йоркская, графиня Дороти должна была присутствовать на всех парадных королевских обедах, празднествах и прогулках в Виндзоре и Брайтоне. Разумеется, она не возражала. Придворные убедились, что при ней можно говорить, не стесняясь и без боязни навлечь на себя неприятности. Репутация графини Ливен была вскоре установлена; английская знать обоего пола искала знакомства с ней, а когда она открыла салон, от посетителей самого высокого ранга не было отбоя.

Разумеется, из-за службы мужа салон этот был дипломатического характера. Его посещали высшие государственные сановники Англии, министры, члены кабинета, лорды Ливерпуль, Роберт Пиль, Кэстльри, Георг Каннинг, Веллингтон, Абердин, Грей, Джон Россель, Пальмерстон, Голланд; иностранные дипломаты и посланники Эстергази, Поццо де Борго, Вильгельм Гумбольдт, голландский посланник Фальк и другие. Разнообразили картину светские львы вроде пресловутого Бруммеля и поэты вроде одиозного Джорджа Гордона Байрона, а также их поклонники и поклонницы.