Тропами карибу - Крайслер Лоис - Страница 47

На той же неделе холодным солнечным днем мы отправились на юг вверх по Киллику искать волчьи норы (об этом я еще расскажу подробнее). На протяжении всего нашего пути до Эйприл-Крика стада оленей спускались с гор слева от нас, пересекали реку по льду и исчезали в горах справа. На льду олени чувствовали себя неспокойно. Одно стадо, перейдя реку в особенно трудном месте, на сотню ярдов усеяло снег черными катышками: вероятно, у оленей усиливалась перистальтика кишечника, что является у них признаком нервного напряжения.

Другое стадо минут десять стояло в ожидании, пока ведущая самка изучала реку. Неуверенными зигзагами она прошла по льду часть пути до противоположного берега, потом стала как вкопанная; место для перехода было неподходящее. В конце концов она передумала и повернула обратно; ее задние ноги веером разъезжались на льду. Она пошла под берегом, отыскивая более удобный переход, – возможно, такой, где песчаная отмель сократила бы путь по льду.

А олени еще некоторое время стояли на месте, руководимые не столько послушанием вожаку, сколько ощущением великого, медленно бьющегося пульса опасности, солнца и холода. Это ощущение то нарастало, то затухало в них.

Медленно повернули они вслед за самкой.

На небесно – голубом в узоре снеговых завитушек льду показался темный гризли. У нас не было оружия, и мы внимательно следили за ним. Он пересек реку и исчез в узкой расщелине, а несколько минут спустя из нее бешеным бегом выскочило около трехсот оленей. Не разбирая пути, кому где пришлось, они перемахнули реку. Ни один олень не упал. Олень может поскользнуться, заплести ногами и упасть только тогда, когда он идет медленным шагом.

Неожиданно мы провалились по колено в воду; один раз то же самое случилось с пятью оленями, и мы было решили, что им уже не спастись.

Произошло это так. Подойдя к скалистому мысу над нами, ведущая самка с основной частью стада прошла дальше на мыс твердым, верным путем, так как снег тут сдувался ветром, подтаивал на солнце и был неглубок. Неразумная же пятерка, желая сократить путь, пошла напрямик; в снежных наносах под скалой олени увязли и провалились по брюхо в воду, но в конце концов выбрались на берег.

«Вот тебе и пустынная, безжизненная Арктика!» – думала я, следуя за Крисом, и мелодичным комментарием моим мыслям прозвучал щебет чечетки, многоголосой грабительницы всех лагерных стоянок; птица сидела на голой иве и с любопытством смотрела на нас. Тут же наблюдал за нами и суслик, черным пальцем торчавший из снега.

На снегу виднелись следы всевозможных животных, даже одинокой росомахи.

Росомаха, чтобы добывать себе пропитание, должна иметь в своем «личном владении» довольно обширную территорию, как, впрочем, и большинство хищников. В отличие от волка росомаха необщительна по натуре. Поэтому в Арктике росомахи везде встречались нам лишь поодиночке.

Никогда не следует недооценивать следы. Они создают приятное впечатление населенности края. Когда мы набрели на следы трех волков, у меня явилось тайное желание, чтобы Курок и Леди присоединились к нам. Вот бы они обрадовались – да и мы тоже – этой встрече здесь, вдали от дома, в совершенно незнакомом месте. В данный момент они были на очередной охоте.

Солнце уже зашло за горы, когда мы подошли к дому – Крис, как обычно, впереди. Из ивняка у реки навстречу нам выскочило какое-то невзрачное животное грязновато – коричневого цвета, оголодавшее и тощее, как скелет. Это Курок напрямки мчался к Крису!

Он припал на снег у ног Криса в полном волчьем приветствии, не переставая повизгивать от волнения. «Этот зверь любит Криса», – в который уже раз подумала я. Конец бурному объяснению в любви положили мы, а не волк, после чего Курок, как обычно голодный после безуспешной охоты, побежал вперед, откопал припрятанную им замороженную куропатку и, лежа на снегу, принялся грызть ее.

Я до того обрадовалась его возвращению, что у меня словно крылья выросли. Я насилу переставляла ноги, но теперь бодро поспешила в гору по белой строчке наших следов, четко пропечатанных на снегу, и быстро приготовила горячего молока на нас троих, прежде чем взяться за приготовление ужина.

Тут заявилась и маленькая густошерстая волчица ржаво – черного цвета. У нее теперь было удивительно много волос пыльно – кремового оттенка: незаходящее солнце выбеливало волков. Курок выглядел на снегу исчезающе-бледным, серебристый отблеск его шерсти сливался с блеском снега.

Уши у волков стали огненно – рыжими.

Крис, как обычно, уже наметил вчерне план съемочных работ на этот сезон. Он хотел найти волчье логово и снимать волчат. Времени терять не приходилось. Правда, волчата появляются на свет не раньше середины мая, и Крис рассчитывал приступить к съемкам не раньше начала июня, но снег в Арктике сходит быстро, и, пока он не сошел, надо было обнаружить признаки волчьей норы – ведущие к ней следы.

Поиски волчьих нор вниз по Киллику оказались безуспешными. Там была мертвая страна: мы не увидели даже следов песцов. Зато во время этой вылазки случились два занятных эпизода, один прямо-таки поразительный. Во-первых, мы увидели, как радостно реагировала Леди на первый клочок оттаявшего, прогретого солнцем глинистого берега реки. Она очертя голову помчалась к нему. Она припадала грудью к земле, широко расставляя лапы и прижав к голове уши, она как сумасшедшая металась во все стороны и даже перекувырнулась через голову.

Второй эпизод состоял в следующем. Около часа дня Крис решил тронуться в обратный путь. Он повернул на сто восемьдесят градусов без остановки, но, пройдя ярдов сто, остановился, чтобы вынуть сандвичи из рюкзака, висевшего у меня за плечами. Садиться и есть на снегу было слишком холодно. Тут Курок, все утро молча бежавший рядом с Леди, подошел к Крису, заглянул ему в лицо, что-то кратко и убедительно «сказал» и отошел. Мы переглянулись, не зная, что и подумать. Потом Крис пробормотал, уцепившись за единственное объяснение, которое могло прийти нам в голову:

– Он так загадочен, так уверен в себе… Во всяком случае, это что-то определенное… Возможно, он одобрил наше решение вернуться домой.

На обратном пути к нам пристроился ворон и сопровождал нас. Волки, прыгая, подбирали кусочки сухого печенья с арахисовым маслом, которые мы им кидали. И тут, безрассудно возжаждав «пошалить с космосом», я вызывающе крикнула: «На тебе, ворон!» – и бросила ему кусочек. Я знала, что он не возьмет.

Наконец мы отправились искать волчьи норы вверх по Истер-Крику, и здесь нам чудовищно повезло. Мы напали на волчью тропу. Она шла в две стороны на север, по крутым холмам, и на юг, вверх по широким уклонам тундры и дальше к горному проходу на Эйприл-Крик. В южном конце тропы, как полагал Крис, и должно было находиться логово. Мы приступили к необходимым приготовлениям.

К июню, когда Крис рассчитывал двинуться в путь, река должна была вскрыться и стать полноводной. Из остатков фанеры, пошедшей на сооружение барака, он построил лодку. Он выстругал ножом и весло. Оно предназначалось лишь на самый крайний случай, так как Крис рассчитывал переправляться через реку с помощью веревки, которую нужно было перебирать руками. Концы веревки он закрепил на берегах, обвязав их вокруг «столбов Арктики» – ивовых кустов, которые можно было удержать в стоячем положении, обкладывая камнями.

Тем временем произошло событие, которого мы боялись, но которое неминуемо должно было произойти: наши волки зарезали своего первого оленя.

Не освирепеют ли они после этого? Вернутся ли к нам вообще, осознав свою силу и увидев, что могут прокормиться самостоятельно?

Олень был загнан у восточного конца озера. Крис взял кинокамеру, и мы пошли туда.

Волки начали с «расчистки» живота – самой крупной части туши. Они вырывали клочья шерсти и выплевывали их. Курок сосредоточился на одном месте, Леди щипала повсюду.

Крис приблизился к ним, и нос Курка утонул пуговкой среди оскаленных клыков.

Крис наладил кинокамеру и сказал мне: