Я помню Паллахакси - Коуни Майкл Грейтрекс - Страница 7

– Вы четверо – величайшая ценность своей цивилизации, – пробормотал он скорее для себя, чем для меня. – Учитывая полное отсутствие письменности… А мы прилетели лишь несколько поколений назад. Мы знаем слишком мало. Должно быть, родственная связь между отцом и сыном имеет для вас огромное значение?

– Разумеется. Если у мужчины нет сына, вся память его предков пропадёт, ведь дочери наследуют по материнской линии. Вот так и теряются воспоминания. Когда у человека нет ребёнка того же пола.

– Или когда он умирает молодым.

Я вздрогнул.

– Будь осторожен, Харди, – повторил он.

Всё это было более чем странно.

– Что вы хотите сказать? Что мне грозит опасность? Что кто-то намерен уничтожить мою наследственную память? Но это невозможно, мистер Мак-Нейл. Наш народ благоговеет перед памятью предков. И стилки не убивают друг друга. Никто не сможет жить дальше с таким ужасным воспоминанием.

– Я слышал, твой дед был убит несколько лет назад.

– Да, можно подумать и так. Но дед уже передал сыновьям свои воспоминания.

– Но он был убит. Заколот. Я хочу сказать, что нет ничего невозможного. Каждый может впасть в отчаяние, даже стилк. В особенности в тяжёлые времена.

Чепуха, попытался уверить я себя. А что до скиммера, это просто несчастный случай. Однако этот странный разговор оставил у меня в душе неприятный осадок.

Туман кристаллизовался в снежные хлопья, и весь мир стал ослепительно белым. С охотой и плантациями в этом году было покончено, и локсы погрузились в глубокую спячку в амбарах. Только лорины были настолько неразумны, что покидали свои убежища по каким-то делам, неуклюже ковыляя по сугробам. Люди собирались у очагов поболтать, переждать сильный мороз, заняться преждевидением.

А я мечтал о Чаре.

Зима – прекрасное время для преждевидения, именно зимой мы стараемся расширить наш опыт и знание истории. Но стоило мне раскурить трубку и лечь на мягкие подушки, как прелестное лицо Чары с сияющими карими глазами снова вставало передо мной. И каждый раз я заново воскрешал нашу встречу – слово за словом, минута за минутой.

Не знаю, понимал ли отец, что со мной происходит. Сам я не смог бы ему объяснить. Это было совсем не похоже на обычное сексуальное влечение.

Маленький старый домик, где жили мы с отцом, издавна принадлежал нашей мужской линии. Согласно своему общественному статусу, дядя Станс и Триггер обитали в солидной резиденции. Но так как наши дома стояли бок о бок посреди деревни, мы виделись с роднёй слишком часто.

Хранитель храма, невзирая на стужу, ежедневно внушал суеверным и слабодушным, что Великий Локс, поправший ледяного дьявола Ракса, по-прежнему хранит нас от вселенского зла, а легендарные Дроув с Кареглазкой ждут не дождутся, чтобы прилететь к нам на помощь, буде дела пойдут ещё хуже, чем сейчас.

Я ни разу не зашёл в храм, но однажды, прихватив пару горячих кирпичей, добрался до большого амбара на краю женской деревни. У нас с отцом закончилась мука.

Моя мать, Иам-Весна, занималась распределением припасов. Увидев меня, она просияла.

– Не может быть! Это ты, Харди?

Какой кошмар. В амбаре было несколько человек, мужчин и женщин, и все они обернулись, чтобы поглядеть на меня. Большинство матерей имеет достаточно здравого смысла, чтобы игнорировать своих сыновей, в особенности на людях. Но только не Весна. Это крупная женщина с круглым весёлым лицом и очень громким голосом. Её приветствие прокатилось по всему амбару. Да ещё с нежной ноткой, какую сыну положено слышать лишь от своего отца! Готов поклясться, даже локсы на минуточку вышли из спячки и с любопытством приоткрыли глаза.

– О, ради Фа, Весна, – пробормотал я.

Но она уже надвинулась на меня, неотвратимая, как грум, и пухлыми руками прижала к своей гигантской груди.

– Как ты вырос! – Ухватив за локти, она отодвинула меня на расстояние вытянутой руки и критически осмотрела. – Ты большой, красивый парень, Харди. Ты очень похож на своего отца.

В амбаре находилось не менее десяти человек, включая юного отморозка Каунтера. Как минимум, десяток идеальных свидетелей моего позора! Эта кошмарная сцена войдёт в историю, и бесчисленные поколения потомков будут потешаться над ней бессчётное количество раз. Да, репутация моя была обречена.

– Как там Бруно? – спросила Весна, разжав свои цепкие пальцы.

– Давненько не виделись! Я уже собралась навестить вас вечерком.

– Не стоит, – поспешно сказал я. – Сегодня к нам придёт дядя Станс. Они с отцом планируют поездку на станцию Девон.

– Вот как? Надеюсь, они намерены переждать стужу?

– Они намерены отправиться завтра. Я тоже еду.

– О нет, – она внезапно побледнела. – И ты, и Бруно? Это же опасно! Я не смогу жить, если потеряю вас обоих.

– Послушай, ты не можешь говорить потише? Об этой поездке не должны знать посторонние.

– Ради Фа, о чём ты толкуешь, Харди? Завтра вся деревня увидит, как уезжает мотокар.

При виде её доброго, пухлого, ужасно расстроенного лица во мне шевельнулось забытое чувство, и я непроизвольно дотронулся до её руки.

– Не беспокойся, у нас всё будет в порядке! Кстати, нам нужно немного муки. Отец опять просчитался.

Весна взяла у меня горшочек и отмерила несколько горстей из дощатого ларя. Все присутствующие внимательно следили за процедурой, запоминая каждую горсть.

– Не только Бруно просчитался, – спокойно сказала она. – Мучные рационы будут урезаны. Ванда завтра же объявит об этом.

– Что ж, придётся восполнить рацион овощами.

– С завтрашнего дня выдача овощей ограничена. С мясом тоже серьёзные проблемы. Не будь в Носсе избытка рыбы, мы уже оказались бы в большой беде… – Она вздохнула и взяла меня за руку. – Одиннадцать поколений назад была суровая зима, хотя и не такая плохая, как эта. Но люди восстали против своих предводителей, взяв штурмом амбар, и предводительница женщин погибла.

– Как, её убили?! – Беседа с мистером Мак-Нейлом была ещё свежа в моей памяти.

– Нет, её засыпало зерном. Кто-то выдернул заслонку бункера. Когда предводительницу откопали, она уже задохнулась.

– Хорошо, что это был не предводитель, – только и мог сказать я. – А то, глядишь, я бы вовсе не родился.

Лицо Весны омрачилось.

– Знаешь, я должна увидеться с Бруно. Тем более, что завтра вы уезжаете.

Я представил, как толстая немолодая женщина вдруг появляется в мужской деревне. Кошмар.

– Не понимаю, зачем тебе это нужно.

– Что тут непонятного? Я люблю его, – сказала она на весь амбар.

В ту ночь мне приснился странный сон, где перемешались воспоминания множества моих предков. Там царили холод и ужас, кровь и смерть. Там была девушка, похожая на Чару, и всё-таки не Чара, её прекрасное лицо и карие глаза дарили мне спокойствие и разум. И было там что-то ещё, что намекало на долгие, как жизнь, отношения между женщиной и мужчиной.

Я думал об этом, когда Весна махнула нам рукой со своего порога. Отец помахал в ответ, нисколько не стыдясь. Как они могут любить друг друга целых семнадцать лет? Любовь вообще не может длиться. Это всего лишь кратковременный период сплетения тел для зачатия потомства.

Мотокар под управлением дяди Станса бодро загромыхал по дороге. Клетка с аварийным попугаем, подвешенная на крюке, стала монотонно качаться, и птица, вцепившись в жёрдочку, издала пронзительный вопль. Все остальные устроились на боковых скамейках, поближе к топке: мы с отцом, Триггер, Ванда и её дочь Фоун.

Фоун примерно моих лет, она хорошая девушка и недурна собой, но… Это очень большое «но», поскольку Ванда давно мечтает о том, чтобы мы с Фоун в надлежащее время завели детей. Мальчик получит мою память, предположительно восходящую к началу начал, девочка! – память Фоун, объемлющую двадцать три поколения. И если у Триггера не будет сына (а я даже вообразить не мог, чтобы Триггер когда-либо решился на надлежащие действия!), в один прекрасный день мой сын от Фоун станет предводителем. А наша дочь, понятно будет предводительницей. Ванда говорит, что это пойдёт на пользу Иаму.