Хозяин Вороньего мыса - Коултер Кэтрин - Страница 36

– Хочешь стать моей шлюхой?

Он намеренно использовал самое грубое слово, рассчитывая испугать Ларен, вынудить ее отказаться от него, пусть она хотя бы призадумается, ради богов, – не может же она согласиться на такое? Ларен полна гордости, даже высокомерия, она не отдастся человеку, женой которого не может стать. Где бы Ларен ни родилась, чьей бы дочерью она ни была – купца в долине Рейна, или сапожника из деревеньки на Сене, во Франции, какого-нибудь местного сеньора на раскаленных равнинах испанской Кордовы – в любом случае Ларен заслуживает большего, чем Меррик в состоянии дать ей. Она не должна превратиться в сосуд для его похоти.

Вся гордыня, все высокомерие Ларен прозвучали в ее голосе, когда она ответила:

– Нет, я не собираюсь становиться шлюхой. Я говорила только об этой ночи. Я прошу научить меня тому, что мне следует знать. Однажды в жизни я хочу испытать эти чувства, и довольно с меня. К тому же я вовсе не уверена, что подобные чувства и ощущения действительно существуют. Возможно, они действуют лишь до определенного момента, – женщина пошла на все ради человека, который даровал ей эту радость, а потом все удовольствие проходит, но мужчина по-прежнему требует своего. Так что же? Я решила научиться этому и прошу тебя, чтобы ты занялся мной, Ну вот, теперь она позволила Меррику овладеть ею. Ему следовало бы напомнить Ларен, что он мог получить от нее все, что хотел, в ту минуту, когда уводил ее из дома Траско, и она ничем не смогла бы помешать ему. Ларен находилась в его власти, с самого начала и вплоть до этой минуты. Вместо этого он спросил только:

– А если после сегодняшнего урока ты вновь захочешь меня?

Ларен покачала головой даже прежде, чем ответила:

– Но мне нужно позаботиться о гораздо более серьезных вещах. Нет, только на одну ночь. Я хочу тебя сегодня, хочу знать, что чувствую, почему дыхание мое учащается, когда ты подходишь ко мне близко и касаешься меня, почему во мне возникает желание броситься тебе на шею и целовать тебя и гладить всей рукой и копчиками пальцев и никогда не выпускать.

Он мог бы удавить Ларен в эту минуту, он хотел бы заставить ее взять свои слова обратно – не все, разумеется, о боги, не все… Он представил себе, как было бы хорошо целовать Ларен, целовать ее и никогда не выпускать из рук, и понял, что эта мысль полностью поглотила его. Он решил, что сумеет доставить Ларен такое наслаждение, что она забудет о своих глупостях, забудет о “более серьезных вещах”, – что может быть важнее для нее, чем ее господин? Да, Ларен позабудет обо всем, кроме Меррика и тех чувств, которым он научит ее.

Навсегда. Нет, нет. Это невозможно. Надо образумиться.

Он ни к чему не принуждал Ларен. Правду говоря, он, скорее, уступал ей. Тут Меррик чуть не расхохотался, прислушиваясь к своим оправданиям. Чего только не придумает мужчина, лишь бы проникнуть внутрь женщины!

Ларен вновь прогнулась под ним, теперь она покусывала мочку уха Меррика, запустила руки в его волосы, потянула, поцеловала в подбородок, отыскала губы и опять принялась целовать, проникая языком в рот, не слишком глубоко, все было внове для нее, и она не знала, как ей следовало действовать. Но даже это прикосновение кружило голову Меррику.

– Мне нравятся твои губы, Меррик. Я никогда не думала так много ни об одном мужчине, но, когда мы рядом, я хочу только одного – целовать тебя, касаться твоего лица. – И она опять принялась ласкать его, гладя кончиками пальцев его щеки ч подбородок, расправляя темно-русые брови, вновь и вновь осыпая Меррика поцелуями, – он уже растворился в ней, в ее прикосновении, ее тепле, нежном вкусе девичьих губ.

Он хотел Ларен больше, чем любую другую женщину, за исключением разве что Гуннвор – ему тогда сравнялось двенадцать лет, а Гуннвор снизошла к нему с высоты своих четырнадцати, позволила ему целовать себя, и обнимать, и прижиматься к ней, а потом она обхватила обеими руками его жезл и поглаживала его до тех пор, пока он не изверг семя, не однажды, а дважды, – и Меррик поклялся убить в ее честь всех драконов земли.

Но это совсем другое. Меррик давно вырос, и Гуннвор осталась детским воспоминанием.

Он сошел с ума, и сам сознавал это, рассудок его пошатнулся, северный ветер развеял способность викинга судить здраво. На миг он увидел самого себя и свое безумие, вспомнил силу, таившуюся под нежностью и покорностью Ларен, успел оценить происходящее – он и Ларен, сестра Таби; в один краткий миг Меррик понял, что принять дар Ларен – значит погубить все. Губы Ларен слились с его губами, Меррик резко втянул в себя воздух, дрожа и задыхаясь от наслаждения.

Как он хотел ее! Один раз, пусть это будет только один раз, и он навсегда освободится от ее девчоночьих мечтаний, и она тоже избавится от него. Она сама сказала…

Да, он освободится от нее, Ларен не будет больше занимать все его помыслы, все чувства, если он и станет еще тревожиться о ней, то лишь потому, что она – сестра Таби.

Глаза Меррика потемнели от желания, он старался не утратить власть над собой. Язык его глубоко, резко проникал в рот Ларен, он целовал ее с мужской требовательностью, без снисхождения. На миг Ларен сжалась под его натиском, и Меррик тут же смягчил прикосновение, негодуя на себя. Он принялся быстро раздевать Ларен, не заботясь о целости ее платья, и когда он сам наконец избавился от своей одежды, то стал целовать ее груди, ощупывая их руками, сжимая в ладонях, стараясь не потерять голову от их полноты, от шелковистости нежной кожи. Он даже закрыл глаза от невыносимого счастья, которое подарила ему Ларен, он радовался не только прикосновению к ее груди, но и тому, как она поглаживала ему спину, плечи и бока, прижимала к себе, тихонько стонала, ничуть не боясь его. Ларен неотрывно целовала Меррика, вот ее губы пощипывают кожу у него на плечах и тут же язык лижет в том месте, где только что тронули губы.

Рука Меррика опустилась вниз, к впалому животу Ларен, ощупывая ее худенькое тельце, все еще выступающие кости, но это уже не имело значения, она осталась в живых. Пальцы Меррика продвигались дальше, они уже отыскали глубинную женскую плоть, и, к его величайшему восторгу, Ларен вздрогнула. Ларен хотела его, теперь он твердо знал это, она доверилась ему хотя бы в этом, она вручила ему свое тело.

Руки Меррика слегка тряслись. Он поглядел на чувствительную плоть Ларен, мечтая отведать ее вкус, но боясь напугать, оттолкнуть Ларен. Он не мог допустить, чтобы она отшатнулась от него в такой миг, он бы просто не перенес этого.

Меррик прикрыл глаза, чтобы не глядеть на прозрачную кожу, под которой отчетливо билось сердце – для него, для него одного. Его губы сомкнулись на соске Ларен, и она прогнулась под ним дугой, отдаваясь всецело, ее руки блуждали по спине Меррика, по его плечам и ягодицам. Она старалась поощрить ,его, не зная, как это сделать, и ее неведение казалось ему более прельстительным, чем искусные движения опытных женщин, чьими ласками он утешался до сих пор. Губы Меррика скользнули по животу Ларен и дальше, он уже не тревожился, напугает ли это Ларен или возмутит, он должен был вкусить ее аромат, исследовать ее тайны и пальцами, и языком.

Меррик широко развел ноги девушки и пристроился между ними. Он старался не глядеть на нее, хотя и пришлось, когда раздвинул заветные складки и начал ласкать ее руками и ртом.

Ларен замерла, застыла. Через мгновение она уже кричала от мощного, доселе неведомого ей чувства.

Меррик поспешно зажал ей рот рукой, продолжая неистово ласкать ее, голова Ларен бессильно моталась, она окончательно утратила власть над собой, и Меррик понял, что не может более ждать ни минуты, не то его семя прольется на живот девушки. Но, ради всех богов, должен же он войти в нее, оказаться там, глубоко внутри, чтобы она крепко держала его, когда его страсть наконец достигнет вершины и принесет освобождение.

Меррик с силой вторгся в нее. Он почувствовал острую боль, с трудом протискиваясь в узкое лоно, хотя Ларен стала уже влажной и податливой, однако он догадался: она еще не вполне готова принять его, но остановиться Меррик уже не мог, он рвался вперед, нажимая все сильнее и резче, пока наконец с громким стоном не прорвал пелену ее девственности. Он успел закрыть поцелуем рот Ларен в тот самый миг, когда с ее уст сорвался крик боли, он знал: если Эрик услышит этот стон, он поймет, что до сих пор, до этой ночи, все было притворством. Меррик наполнил собой Ларен, коснулся матки и остановился на миг, дрожа и задыхаясь. Он хотел выйти из нее, снова приласкать ее языком, целовать, но боялся, что не совладает с собой. Меррик застонал, напрягся и еще глубже проник в Ларен, потом чуть отклонился назад, и снова вперед, и снова назад – еще раз. Больше не потребовалось, он почувствовал, как изливается его семя в чрево Ларен.