Похищенная - Стивенс Чеви - Страница 50

— Так что же все-таки между нами произошло?

Я пожала плечами, крутя свой бокал за ножку. Лицо у меня горело.

— Я не знаю. Просто…

— Просто что? Я считаю, что если люди друзья, то они должны быть честными по отношению друг к другу. А ты моя лучшая подруга.

— Я пытаюсь, мне просто нужно…

— Ты последовала хотя бы одному моему совету? Или их ты тоже блокируешь, как и меня? Сейчас вышла одна книга, написанная женщиной, пережившей изнасилование, ты обязательно должна ее прочитать. Там говорится, что жертвы должны строить стены, чтобы выжить, но зато потом они не могут…

— Вот, все дело именно в этом. Постоянное давление. Бесконечные «ты должна». Я не хотела говорить об этом, но ты просто не могла пройти мимо. Когда я пыталась объяснить тебе, что не хочу эту одежду, ты взяла и просто наехала на меня. — Я остановилась, чтобы перевести дыхание.

Кристина выглядела ошеломленной.

— Ты пыталась мне помочь, я все понимаю. Но послушай, Кристина, иногда тебе следовало бы просто оставить меня в покое.

С минуту мы помолчали, потом Кристина сказала:

— Может, просто нужно было объяснить, почему ты не хочешь эти вещи?

— Да не могу я этого объяснить, в этом вся проблема! И если ты действительно хочешь мне помочь, тебе просто нужно принять меня такой, какая я есть. Прекрати пытаться заставить меня говорить о том, о чем я не хочу, прекрати пытаться переделать меня. Если ты не можешь этого сделать, поладить нам не удастся.

Я напряглась в ожидании фейерверка эмоций, но Кристина только пару раз кивнула и сказала:

— О’кей, я попробую сделать по-твоему. Ты нужна мне, Энни.

— Ух… — сказала я. — Тогда хорошо. Я хотела сказать, это здорово, потому что ты мне тоже нужна.

Она улыбнулась, но потом лицо ее стало серьезным.

— Но есть кое-что, о чем я должна тебе рассказать. Пока тебя не было, здесь произошло много чего… Все были на эмоциях, и никто не знал, как справиться с ситуацией. И тут…

Я подняла руку.

— Стоп! Мы должны относиться к этому легко. Это единственный способ, каким я могу относиться ко всему этому.

— Но, Энни…

— Нет уж, никаких «но».

У меня было такое ощущение, что она хотела сказать мне, что получила новый проект — я накануне проезжала мимо ее табличек, выставленных напротив того дома, — но сейчас мне меньше всего хотелось говорить о торговле недвижимостью. Кроме того, это было справедливо, что Кристина получила его, и я была рада за нее. Черт побери, пусть уж лучше он достанется ей, чем тому, с кем я тогда за него боролась.

Она несколько секунд смотрела на меня тяжелым взглядом, потом мотнула головой.

— Ладно, твоя взяла. Но раз ты не даешь мне говорить, я заставлю тебя еще немного покрасить.

Я со стоном последовала за ней в дом, и мы закончили гостиную.

Мы попрощались на крыльце, и Кристина уже приготовилась сесть в свой BMW, как вдруг обернулась.

— Энни, я вела себя с тобой точно так же, как делала это всегда.

— Я знаю. Только я уже не та, что раньше.

— Мы обе уже не те, — сказала она и захлопнула дверцу автомобиля.

На следующий день я решила просмотреть пару коробок со своими вещами, которые нашла в гараже у мамы, когда брала у нее садовые инструменты. Первая была наполнена моими наградами и почетными знаками за достижения в продажах недвижимости, которые я не стала вывешивать у себя в офисе. Но гораздо больше меня интересовала вторая коробка, в которой лежали мои старые художественные принадлежности, рисунки и картины. Между страницами альбома для рисования оказалась брошюра художественной школы — я уже и забыла, что когда-то хотела туда поступить. Впервые путешествие по аллеям моих воспоминаний не сопровождалось воплями призраков, а запах угольных карандашей и масляных красок вызвал у меня только улыбку.

Я вытащила альбом для рисования с вложенной в него брошюрой, взяла карандаши, налила в бокал «Шираз» [10]и отправилась на веранду. Некоторое время я просто смотрела на чистый лист. На лежавшую рядом Эмму падали последние лучи заходящего солнца, поблескивавшие на шерсти и отбрасывающие вокруг густые тени. Я набросала карандашом ее контур, а потом ко мне стали возвращаться былые ощущения. Наслаждаясь прикосновением к шершавой поверхности листа, я наблюдала за тем, как из простых штрихов вырисовывается форма, а потом размазала некоторые из них кончиком пальца, создавая тень. Я продолжала работать, меняя баланс светлого и темного, а потом на несколько секунд отвлеклась, чтобы поглазеть на птичку, щебетавшую на соседнем дереве. Когда я вновь взглянула на лист, то была поражена — нет, я была шокирована! Я отвела глаза от рисунка собаки, а когда вновь посмотрела на него, то увидела Эмму. Это была в точности она, включая небольшой вихор в верхней части хвоста.

Несколько минут я просто сидела и наслаждалась наброском, жалея, что некому его показать, потом мое внимание переключилось на брошюру. Перелистывая страницы, я улыбалась заметкам, которые когда-то делала на полях. Но улыбка испарилась, как только я увидела обведенную мною плату за обучение и стоявший рядом с ней большой вопросительный знак.

После смерти бабушки моя мама получила небольшое наследство, но когда я спросила, нельзя ли часть этих денег потратить на обучение в той школе, она ответила, что все истрачено. А после того как она сошлась с Уэйном, все, что осталось, понятное дело, тут же исчезло, причем еще до того как высохли чернила на подписи их брачного контракта.

Я думала найти работу на неполный день, чтобы можно было платить за художественную школу, но мама продолжала твердить, что художники вообще не зарабатывают никаких денег, поэтому я не знала, что делать, и просто начала работать. Я рассчитывала подкопить немного денег, а потом уже решать, идти мне в школу или нет, но до этого так и не дошло.

Когда вчера вечером позвонил Люк, я рассказала ему о том, как накануне села рисовать.

— Это просто здорово, Энни, тебе ведь всегда нравилась живопись!

Он не попросил показать ему рисунок, а я не стала спрашивать, хочет ли он его увидеть.

Несколько раз заходила Кристина, чтобы помочь покрасить другие стены в доме. Она вела себя непринужденно, как я и просила, но от этого почему-то все равно чувствовалось напряжение. Нет, не напряжение, скорее скованность. Как только я думаю о том, чтобы поделиться с ней чем-то, что произошло со мной в горах, на меня накатывает громадная волна страха. Все, что я могу себе позволить с ней сейчас, — это сплетни о голливудских звездах и общих знакомых, с которыми мы когда-то вместе работали. Когда мы виделись в последний раз, она рассказывала мне об одном бестолковом копе, который давал ей уроки самообороны.

Это напомнило мне о тех копах, с которыми я столкнулась, спустившись с гор. Поскольку представления мои о полицейских базировались на телесериалах, скажем так: я надеялась встретить Ленни Бриско, а попала на Барни Файфа. [11]

Я очень обрадовалась, когда увидела за столом на входе в полицейский участок женщину, но она даже не оторвалась от кроссворда.

— Кого вы ищете?

— Ну, думаю, какого-нибудь полицейского.

— Думаете?

— Нет, конечно, не так. Я хочу видеть полицейского.

Чего мне действительно хотелось, так это уйти отсюда, но она уже махнула какому-то парню, как раз выходившему из туалета и вытиравшему руки о форменные брюки.

— Констебль Пеппер поможет вам, — сказала она.

Хорошо, что это был не сержант: у этого парня действительно хватало других дел. Ростом он был не меньше метра восьмидесяти, у него был огромный живот — пояс с кобурой, сползший на узкие бедра, вел с этим брюхом явно неравную схватку, — зато все остальное выглядело тощим.

Он взглянул на меня, взял со стола в приемной какие-то бумаги и сказал:

— Пойдемте.

Он остановился, чтобы налить себе кофе из видавшей виды кофеварки — мне он даже не предложил — и бросил в кружку сахар и молочный порошок. Он махнул рукой, чтобы я следовала за ним, и пошел мимо офиса со стеклянными стенами, где в главной комнате три копа сгрудились вокруг переносного телевизора, наблюдая трансляцию какой-то игры.