Океания. Остров бездельников - Рэндалл Уилл - Страница 36

Лавка забита скороварками, лампами, грилями и холодильниками, котелками, кастрюлями, плитами и всевозможными газовыми приспособлениями, естественно, за исключением обогревателей. Я бросаю взгляд на один из ценников — все очень дешево, и потому у меня закрадывается мысль, а не купить ли газовую плиту для Эллен.

— О, привет, я ищу мистера Ву, — произношу я, когда менеджер возвращается — похоже, страсть задавать глупые вопросы становится моей второй натурой.

— Мистера Ву здесь нет, — глядя на меня с подозрительным видом, отвечает менеджер. — Он больше не бывает у нас. Наверное, он на ферме.

— На ферме? На какой ферме?

— На ферме, которая на Красном пляже, где он разводит цыплят.

— Цыплят! Ты слышишь: цыплят! — кричу я Нику, на которого новость не производит никакого впечатления. — Это именно то, что мне надо! Пожалуйста, скажите, как туда добраться?

— Около десяти километров вдоль по берегу.

— Потрясающе. Спасибо, до свидания.

Я выбегаю, Ник — за мной, и менеджеру остается лишь изумленно смотреть нам вслед.

— Послушай, Ник, может, ты…? Или ты занят? То есть, если это слишком далеко… — поворачиваюсь я к Нику.

— Ну, если ты не боишься блокпостов, я готов.

— Что ж…

В качестве провизии мы берем с собой хлеб, банку тушенки и пару бутылок воды, хотя зачем нам понадобилась консервированная говядина, я не очень понимаю, — это отвратительное на вкус месиво: розовое желе с хрящами. И после этого мы отправляемся к блокпосту, расположенному в месте со зловещим названием — Ручей аллигаторов.

Когда мы выезжаем из города, я ощущаю себя вполне органично в широких шортах, ботинках, а также темных очках и шляпе первопроходца. Где–то в глубине моей души просыпается дух искателя приключений.

По мосту, сложенному из железнодорожных шпал, мы пересекаем пересохшее русло реки. Далеко внизу видны берега, заросшие мангровыми деревьями, и слабо сочащийся ручеек. Это и есть Ручей аллигаторов, где должен находиться блокпост. Однако, к счастью, он никем не охраняется, и мы благополучно отправляемся дальше.

На кипарисе слева от нас самец птицы фрегат впечатляюще раздувается в приливе любовной страсти. Хотя я плохо понимаю, чем мы могли заслужить такое внимание с его стороны. Он широко расправляет свои блестящие черные крылья и раздувает розовый зоб, который, стыдно сказать, больше всего напоминает пару огромных яичек. Ник указывает на редко встречающегося морского орла, который по нисходящей спирали кружится над самой дорогой. На мой взгляд, у него угрожающий вид хищника. На фоне солнца виден лишь его туманный силуэт. Вдоль стремительного потока, петляющего между корней вековых деревьев, летает дятел с белым воротничком.

Слева за деревьями мелькает указатель «Красный пляж 5 км». Подъехав ближе, мы замечаем, что ее медная поверхность изрешечена отверстиями, похожими на пулевые. Хотя, можно допустить, что это плоды деятельности дятла.

Мы минуем японский военный мемориал, минималистский дизайн которого дополнен серым гравием, пересекаем заброшенные рисовые поля и въезжаем в рощу пометий, блестящие стволы которых призрачно мерцают в приглушенном свете.

— Ну, теперь уже недалеко. Смотри в оба.

Ник сбавляет скорость и склоняется над рулем, вглядываясь вперед через ветровое стекло, уже покрытое пылью, разбившимися насекомыми и последними каплями воды, поступающими из омывателя. Впереди белеет здание в стиле американской фермы. За разбитыми воротами располагается сильно заросший сад. Я замечаю: здесь что–то не так, только не сразу понимаю, в чем, собственно, дело. А оно в том, что у здания нет крыши. Мы останавливаемся, выходим из машины и неторопливо направляемся к дому. Поскольку стучать явно не имеет смысла, мы сразу дергаем дверную ручку. Дверь оказывается запертой. Мы обходим здание, заглядывая в разбитые окна, через которые видны темные опаленные стены. Все пахнет мокрым пеплом и дымом.

— Думаю, это то самое место, где раньше жил старина Тед Берч.

Йоркширец Тед Берч, обладавший острым языком и отточенным чувством юмора, переехал со свой женой Энн на острова сразу после войны. Говорят, они плавали на старом деревянном торговом судне «Голубой дельфин» между островами Центральной провинции, доставляя товары разбросанным там и сям колонизаторам, полковникам, Капитану, а также в сельские лавки. Они привозили керосин, масло и мыло, в которых нуждались островитяне, и, чтобы не возвращаться пустыми, вывозили в Хониару какао и копру — сушеные зерна кокосов, которые использовались на маслобойных фабриках Яндины. Кроме того, они закупали утварь и резьбу у мастеров, обитавших глубоко в буше. Завернутые в коленкор роскошные эбонитовые вазы и фигурки, вырезанные из розового дерева, целыми и невредимыми достигали берега. Однажды, возвращаясь в Хониару, Тед и Энн продали свой груз уезжавшим экспатриантам, прихватившим вещицы на родину в качестве сувениров на память и подарков друзьям и близким. И я не сомневаюсь, что они до сих пор украшают передние и коридоры тщательно ухоженных домов в Кройдоне и Кроули.

Во время одной из таких поездок на Большой риф и острова Санта–Крус Энн подхватила малярию. Однако беспокоиться было не о чем, так как до Хониары, где найти необходимое лекарство не составляло труда, оставалось всего два дня пути. Но за Тинакулой у них отказал двигатель. И хотя у них имелось достаточно запасов воды и пищи, Теду потребовалось три дня для того, чтобы решить проблему с двигателем, и все это время Энн пролежала в каюте в лихорадке. К тому моменту, когда судно смогло двинуться дальше, у Энн уже начался бред. А когда «Голубой дельфин» достиг Хониары, она была мертва.

Тед, не мысливший себе плавания без своей спутницы, с которой он прожил более тридцати лет, продал корабль и обосновался на Красном пляже. Он отошел от дел и, несмотря на любовь, которую к нему испытывали как островитяне, так и поселенцы, практически стал отшельником. Когда на острове начались волнения, большая часть его соседей сбежала в Хониару. Однако он отказался уезжать.

Крутой парень.

Ну а дальше произошло неизбежное. Вернувшись однажды из города, он застал банду юнцов, которые грабили и уничтожали его дом. Они были вооружены самодельными ружьями, копьями и мачете. Возмущенный англичанин вошел в свой замок и не говоря ни слова обезоружил изумленного подростка, схватив его за ухо. Соучастники преступления бросили своего товарища и растворились во тьме. Не отпуская ухо злоумышленника, Тед набрал номер полиции и попросил, чтобы они приехали как можно быстрее. Когда стражи порядка наконец появились, Тед передал им юного правонарушителя и был взбешен тем, что сержант не обратил внимание на конфискованное оружие.

— Из этого нельзя стрелять, — заявил он, грубо отшвыривая его ногой в угол, после чего тут же раздался оглушительный взрыв — сдетонировал самодельный патрон. Пуля скользнула по правой ягодице сержанта, но, что еще хуже, проделала огромное отверстие в любимом граммофоне Теда.

Тед сложил уцелевшее имущество в кузов грузовика и уехал в город. А на следующую ночь его дом подожгли.

— Похоже, здесь никого нет, — нервно принюхиваясь, замечаю я. — Может, поедем?

— Куда?

У меня нет внятного ответа на этот вопрос.

Мы снова забираемся в джип. И сейчас я чувствую себя уже не так уверенно. Кроме того, езда в розовой машине женского благотворительного общества никоим образом не могла поддержать мое мнение о себе как о мачо. А главное, эта заброшенная пустошь среди деревьев излучала какую–то зловещую призрачность хищника, и хищник тут же не замедлил показаться в небесах.

Ник заводит двигатель, и мы задним ходом пятимся с подъездной дорожки. Преодолеваем совсем небольшое расстояние, и я уже готов предложить повернуть назад, как вдруг Ник останавливается.

— Смотри, вон там!

Я вглядываюсь через плечо моего спутника в буш. Сквозь переплетения ветвей и лиан виднеется продолговатое строение, к которому ведет заросшая, но вполне проходимая дорожка. Мы тормозим на обочине. Я сдуру бросаюсь вперед и уже не могу остановиться, поскольку Ник следует за мной. Мы оказываемся перед двойными дверями пакгауза. Справа виднеется кухня, однако над ее крышей не поднимается дым. Вокруг царит полная тишина. И сколько не прислушиваюсь, не могу различить ни единого звука.