Игры третьего рода - Долинго Борис - Страница 66

– Ну, как? – приветствовал его возвращение доктор Аканде. – Готов ли ты пойти взглянуть на американскую скотину?

– Я бы тоже присоединился к вам, – заметил майор.

Советник Бола что-то негромко сказал президенту.

– Нет-нет, мы не будем пока устраивать из этого массовый просмотр, – покачал головой Аканде. – Да вы же и не знаете английского языка, господин Гончаров, а нам нужно, чтобы американец поверил, что встретил своего.

Домашников чуть усмехнулся, вспоминая старого Джошуа, который легко раскусил его акцент:

– Вы льстите моему знанию английского, господин президент. Вряд ли американец признает во мне соотечественника.

– В любом случае вы хорошо разговариваете на этом языке, и вы – белый. Пошли!

Глава 14

Вместе с президентом Аканде, неизменным Болой и ещё двумя солдатами Домашников прошёл в здание. По лестнице в правом крыле они спустились в подвал, в котором с одного конца шёл неширокий коридор с несколькими камерами по обе стороны. Очевидно, и до Катастрофы эти помещения использовались в качестве мест предварительного заключения, а возможно, и как местная тюрьма – Пётр не стал уточнять.

В коридоре горела лишь слабая масляная лампа, и один из солдат зажёг чадящий факел. У одной из камер Бола, шедший впереди, остановился, Аканде достал из кармана ключ и отпер дверь.

В небольшой каморке было почти темно – свет с трудом проникал через крошечное зарешёченное оконце под потолком, почти заваленное снаружи каким-то мусором. Солдат с факелом вошёл первым, и в дёргающемся свете пламени Домашников увидел пленника. Человек лежал на ничем не покрытом деревянном топчане в позе, которая могла показаться вальяжной – закинув руки за голову и положив одну босую ногу на согнутую в колене другую.

Арестант повернул голову и, щурясь, посмотрел в сторону двери. Свет факела слепил его, и он вряд ли мог видеть всех, кто пришёл.

– Встать! – гаркнул доктор Аканде по-английски.

Человек не торопясь поднялся. Роста он был высокого, тёмный шатен со светлой кожей и с совершенно европейскими чертами лица в широком смысле слова – выделить характерную особенность национальной принадлежности не представлялось возможным. Весьма живописный вид пленнику придавали драные «бермуды» неопределённого цвета и грязная рваная майка.

Разглядывая незнакомца, Домашников непроизвольно сделал шаг вперёд и оказался в зоне, где хорошо светил факел. Лицо пленника оживилось. В первый момент Петру почудилось, что этот человек обрадовался, увидев белого, но потом удивился тому, во что этот белый был одет: по выражению лица и тому, как он рыскал глазами по его одежде, инженер мог предполагать, что пленник словно ожидал кого-то иного.

Вдруг человек, словно решившись, заговорил на совершенно незнакомом языке. Домашников хорошо знал английский, немного немецкий, различал на слух французский, испанский, итальянский, мог приблизительно догадаться по звучанию ещё о нескольких языках, но такого, безусловно, никогда не слышал.

– Что он сказал? – удивлённо и даже растерявшись, что пленник сразу обратился именно к Домашникову, спросил Аканде по-русски.

– Понятия не имею, – признался Пётр. – Я ни черта не понимаю!

– Вы от меня ничего не скрываете? – подозрительно спросил президент.

– Чего бы мне скрывать? – скривился Домашников. – Мне самому странно!

Незнакомец повторил какую-то фразу на том же самом языке, снова раздражённо-требовательно обращаясь именно к Домашникову, но тот снова мог только пожать плечами.

– Он, что, так и был одет – в эту дранину? – поинтересовался Пётр у Аканде.

– Да нет, у него была серьёзная экипировка. Мы, естественно, всё забрали. Но не голым же его держать – мне, признаться, неприятно видеть голых белых мужчин.

– А женщин – ничего? – невольно усмехнулся Домашников, но Аканде не успел ответить.

– Неужели вы русский? – спросил вдруг незнакомец с заметным акцентом, обращаясь к инженеру.

Пётр хотел ответить утвердительно, но Аканде сжал ему локоть, и Домашников вспомнил, о чём они уславливались.

– Нет, я американец, – ответил он по-английски, подыгрывая президенту.

Пленник на секунду задумался, глядя на Домашникова чуть исподлобья.

– Ерунда! – наконец махнул он рукой, тоже переходя на английский, которым владел, безусловно, лучше Петра. – Это не ваш родной язык, я же слышу! Вот русский, как я могу понять, вы знаете прекрасно, но не в этом дело. Ладно, я буду говорить по-английски, но хотя бы ответьте, зачем этот маскарад? Кто вас послал – Коулл? Вот уж не думал, что у него есть агенты, знающие и английский, и русский. Или меня нашёл всё-таки Тигурд?? Только – честно!

– Я не понимаю, о чём вы говорите! – Теперь уже пришла очередь Петра искренне удивиться. – Как вы сказали – Коулл? И… второе имя я не разобрал. Это кто?

– Не притворяйтесь, всё вы понимаете!

– Я не думал притворяться. Это доктор Аканде считает, что вы – американец.

– Ладно! – махнул рукой незнакомец. – Маловероятно, что вы – случайно оказавшийся здесь белый землянин. Но от кого вы и зачем вам играть со мной?

– Знаете… – начал Домашников, но Аканде, до этого несколько оторопевший, вдруг снова взял его за локоть и, сделав знак своим людям, бесцеремонно выволок инженера из камеры.

– Хватит! – поспешно сказал президент. – Я ясно вижу, что этот чёртов белый что-то скрывает. Я сделал очень дальновидный ход, показав вас ему. Теперь я думаю, его стоит допросить куда с большим пристрастием, а вот вешать пока рано.

– Вас самого как зовут? – крикнул Домашников пленнику, пока дверь не захлопнулась.

Пленник хмыкнул, словно считал такой вопрос неуместным.

– Авван Колсоов, – последовал немного насмешливый ответ из темноты камеры.

– Я вам не давал разрешения продолжать разговаривать с ним! – разозлился Аканде.

– А что я такого сказал? Только имя спросил, – удивился Пётр и позволил себе небольшую издёвку: – Вам не кажется, что его как-то необычно зовут? Э-э, Авван Колсоов – это чьё же имя такое?

– Как чьё? – удивился президент. – Его, если этот тип не врёт.

– Я не в том смысле. Я не слышал ничего подобного у американцев и европейцев. Это, случайно, не нигерийское имя?

– Он на допросе нам всё и расскажет. – Аканде сверкнул зубами в свете факела, становясь похожим на жутковатую африканскую маску и не реагируя на иронию.

Они вернулись за стол.

– Ну, как там американец? – поинтересовался Гончаров, пытавшийся на пальцах что-то растолковывать одному из командиров, уже сильно пьяному.

– Это не американец, судя по всему, – ответил Домашников.

– А кто же тогда?

– А вот доктор Аканде устроит ему повторный допрос, тогда и узнаем, – ответил Пётр, чтобы не выкладывать своих гипотез перед президентом.

Всё-таки, улучив момент, он тихо сказал майору:

– Саша, этого парня надо вытащить во что бы то ни стало – задницей чую! И обязательно забрать оборудование, с которым он пришёл. Тут всё очень не просто!

– Ты сумасшедший, как мы его вытащим?! – зашипел Гончаров.

– Ладно, не привлекай внимания. Но обязательно надо что-то придумать…

– «Придумать» – это ты здорово сказал!

– Ну, так мы же ради этого сюда и попёрлись! И, похоже, не зря, чёрт побери!

– Да-да, – проворчал майор. – Попали к полному скоту, который и с нас шкуру спустит без колебаний.

– Ты не говори, а то меня снова замутит, – признался Пётр.

– Проблевался в туалете?! – сообразил Гончаров. – А здорово сидел, честное слово, – даже не скажешь. Ладно, хватит шептаться, а то чёртов царёк нас заподозрит.

Застолье продолжалось, но после экзекуции, совершённой на их глазах, всем россиянам пребывание рядом с «лобным местом» сделалось в тягость. Фёдора и Семёна Ефимовича уже основательно разморило от жары и выпитого, и только сам Гончаров, возможно, проведший много времени в жарких краях, да прочистивший желудок Домашников держались сравнительно легко.