И придет большой дождь… - Коршунов Евгений Анатольевич - Страница 38

Он победно оглядел собравшихся, наслаждаясь наступившей вдруг мертвой тишиной. Да, это был ловкий ход, достойный Джеймса Аджайи!

— А если его не опознают? — вскочил с места Эдун. — Что тогда?

— Тогда… — Аджайи весело развел руки. — Тогда принц Нванкво будет немедленно освобожден, и через две недели мы придем к нему на свадьбу!

Все ахнули: одна сенсация следовала за другой!

— Итак…

Аджайи обернулся к стоящему за его спиной начальнику тюрьмы — пожилому майору с пышными седыми усами и бородкой-эспаньолкой.

— Давайте начнем…

Майор извлек из бокового кармана мундира тщательно выглаженный белоснежной платок и взмахнул им. Запахло дорогими мужскими духами, и Петру вдруг вспомнился Жак. Где-то он теперь? Кому продает свою парфюмерию?

Охранники привели Криса Омо, голова его была перевязана. Его, видимо, заранее проинструктировали, и он спокойно уселся в кресло, что стояло сбоку от столика. На журналистов Крис старался не смотреть.

И сразу же за ним появилось пять странных фигур — все в простых белых одеждах, в которых на улицах Луиса ходят каждые четыре мужчины из пяти, в широкополых шляпах и выпуклых зеленых очках, с густыми бородами. Они были разного роста и разной комплекции. Это было особенно заметно, когда их выстроили у серой стены, расчерченной белыми параллельными полосами.

— Прошу! — сухо кивнул начальник тюрьмы Крису Омо, и тот беспокойно заерзал в своем кресле.

— Того человека здесь нет, — глухо сказал он через минуту.

— Но вы говорили, что с него свалилась шляпа и очки? Аджайи пристально смотрел в лицо вдруг вспотевшего свидетеля. Тот молча кивнул.

— Снимите шляпы и очки! — приказал Аджайи охран никам.

И опять Крис принялся вглядываться в стоящих у стены На поляне стояла такая тишина, что было слышно его тяжелое дыхание.

— Нет, — наконец сказал он неуверенно. И повторил уже тверже: — Его здесь нет!

— Сэм Нванкво свободен! — торжественно объявил Аджайи и, обернувшись к людям в белом, широко улыбнулся: — Кончайте с маскарадом, Сэм!

Человек, стоявший самым крайним слева, шагнул вперед, сдирая фальшивую бороду. Он сорвал с себя белые тряпки — и оказался Сэмом Нванкво, таким, каким его привыкли видеть в Луисе: в расшитой деревенскими умельцами дорогой рубахе без воротничка и в легких теннисных брюках.

— А вот и я, джентльмены! — галантно поклонился он.

И сейчас же загремели отбрасываемые стулья: журналисты кинулись к нему, принялись обнимать, тискать, хлопать по спине.

Сэм с трудом выбрался из окружившей его толпы, почти подбежал к стоящему в одиночестве растерянному Крису Омо и протянул ему руку.

— Спасибо, брат. И извини, если я стукнул тебя слишком сильно! — возбужденно сказал он так, что слышали все: и Аджайи, и тюремное начальство.

Петр даже испугался за Сэма, но Аджайи сделал вид, будто ничего не слышал.

— Джентльмены, — стараясь перекричать шум, объявил он. — Мы хотим теперь познакомить вас с условиями, в которых содержатся…

Глава Военного правительства, когда Джеймс Аджайи доложил ему о невиновности Сэма Нванкво, облегченно вздохнул. Он был явно доволен тем, как обернулось дело с нападением на радиодом.

— Вы умный человек, Джеймс, — с уважением сказал он своему советнику, уверенно развалившемуся в кресле кабинета главы правительства.

Аджайи почтительно склонил голову.

— Я рад, что сумел доказать вам свою преданность, ваше превосходительство. И если позволите, я хотел бы просить вас…

Дунгас благодушно улыбнулся:

— Это ваша первая просьба, Джеймс, и я с удовольствием ее выполню.

Аджайи встал и подошел к столу, за которым сидел генерал, перегнулся через зеленое сукно, заваленное бумагами, и почти прошептал:

— Освободите майора Нначи!

— Что?

Дунгас отшатнулся.

— Но… после того как мы арестовали его за нарушение присяги, после того как я нарушил свое слово, данное ему и Даджуме, и все ради нашей страны, вы осмеливаетесь…

Генерал встал, заложил руки за спину, лицо его стало жестким:

— Вы забываетесь, мистер Аджайи!

— Это надо для Гвиании! И для того, чтобы все, что мы здесь подготовили (Аджайи сделал жест в сторону письменного стола), не осталось лишь на бумаге. Поверьте мне, ваше превосходительство! Его нужно освободить всего на один-два дня… Ну хотя бы на свадьбу Сэма Нванкво!

ГЛАВА II

И вот наступил день свадьбы принца Нванкво.

Николаевы подъехали к дому Сэма около девяти часов вечера.

Странно было вдруг вырваться из темной и пустой аллеи парка, где расположились маленькие уютные домики служащих государственных корпораций, на залитую электрическим светом лужайку, полную людей.

Машины ставились в темноте поодаль — под деревьями манго, казавшимися мрачными, угрюмыми великанами, раскинувшими мощные руки над лужайкой.

Веселье было уже в самом разгаре. Гостей встречал небольшой оркестр барабанщиков с «говорящими барабанами»; по бокам инструментов были натянуты жилы, при помощи которых барабанщик мог менять тональность барабана, поэтому-то эти барабаны и назывались «говорящими».

Здесь же Николаевых встретила толпа пляшущих старух. Судя по тому, что они были одеты в один и тот же цвет, они приехали из провинции, может быть из-за самой Бамуанги.

Старухи, завидев гостей, принялись плясать еще энергичнее, громко отбивая ритм ладонями и распевая заунывную песню.

Гости вынуждены были остановиться: старухи не пускали их. Минуты через три хоровод распался — и гости увидели прямо перед собой кусок яркой ткани, на котором валялись деньги.

Здесь были и кредитные билеты — по пять фунтов, по одному, мелкие бумажки по десять и пять шиллингов и, наконец, монеты — шиллинги, шестипенсовики, пенсы — медные, с дыркой…

Вокруг расставленных по полянке столиков сидели гости: мужчины — в национальной одежде и европейских костюмах, женщины — неподвижные, закутанные в твердую, переливающуюся, искрящуюся парчу.

Приехавшие остановились в нерешительности: жениха и невесту отыскать в этой шумной толпе было просто невозможно.

— Хэлло!

Тихий и удивительно знакомый голос прозвучал позади Петра. И хотя этот голос Петр слыхал не так уж часто, он запомнился на всю жизнь: это был голос майора Нначи.

Майор стоял рядом с широко улыбающимся Сэмом. Он был в строгом черном костюме, с белым галстуком и казался в этой одежде удивительно юным, чуть ли не старшеклассником или студентом младших курсов.

Петр растерялся от неожиданной встречи и, чтобы скрыть это, поспешил представить майора Вере. Нначи мягко улыбнулся:

— Я впервые знакомлюсь с русской, мадам. И если все русские женщины так красивы, как вы…

Вера рассмеялась.

— А я представляла вас себе совсем не таким!

— Каким же? — с искренним интересом спросил майор.

— Если полагаться на то, что писали газеты, вы должны были бы быть широкоплечим великаном со свирепым взглядом.

— Именно таким я всю жизнь и мечтал быть, — стараясь казаться серьезным, ответил Нначи. — Да все как-то не получалось.

— А он уже ухаживает за дамами!

Томас Энебели, раздвигая толпу гостей, подошел к ним со стаканом апельсинового сока в пухлой руке. Прищуренные глаза его весело искрились.

— Или майор Нначи уже сложил оружие, за что и получил свободу? — добродушно пробасил Томас. — Иначе как объяснить то, что вы снова с нами?

Нначи нарочито удивленно развел руки.

— Если бы я мог сам понять, что происходит! Сегодня утром начальник тюрьмы зачитал мне приказ, в котором говорится, что для восстановления здоровья мне дается отпуск на три дня. Через три дня мне надлежит снова явиться в тюрьму.

— Для прохождения дальнейшей службы? — хохотнул Томас.

— Но официально считается, что они там, в Кири-Кири, находятся на службе, — ответил за Нначи Сэм.

— Просто посажены не на гауптвахту, и… теперь-то наконец мы получили возможность почитать не торопясь книги из магазина дядюшки Томаса, — закончил фразу Нначи.