Горькая сладость - Спенсер Лавирль - Страница 3

Комната стала наполняться тихими звуками, свидетельствующими об окончании занятия. Люди потягивались, вставали с кресел и прятали промокшие бумажные носовые платки.

— Мы многое успели сегодня, — сказал доктор Фельдстейн, поднимаясь. — Я полагаю, мы поступили правильно.

Мэгги шла к лифту с Нельдой. Мэгги чувствовала к ней большую привязанность, чем к другим, поскольку их ситуации были похожи. Нельда много болтала, не думая о времени, но зато обладала золотым сердцем и неисчерпаемым чувством юмора.

— Ты общаешься со старыми друзьями? — спросила Нельда.

— Нет. А ты?

— Господи, девочка, мне шестьдесят два года. И я не уверена, что смогу найти хоть кого-то из своих старых друзей.

— Но ты попробуешь?

— Может быть. Я подумаю.

В вестибюле они задержались, чтобы накинуть плащи. Нельда потянулась к Мэгги для прощального объятия.

— Запомни, что я тебе скажу. Когда твоя дочь уедет, сразу же позвони мне.

— Хорошо. Обещаю.

На улице энергично барабанил дождь, вызывая миниатюрные взрывы в лужах. Мэгги раскрыла зонтик и направилась к своей машине. К тому времени, когда она добралась до нее, ноги уже промокли, с плаща текло и она совершенно продрогла. Мэгги включила двигатель и минуту сидела, сложив руки между коленями и наблюдая, как ее дыхание конденсируется на стеклах, прежде чем исчезнуть от воздействия стеклообогревателя.

Сегодняшнее занятие было слишком утомительным. Есть многое, о чем следует подумать. Тэмми. Прощание с Филлипом. Как она собирается выполнить свои обещания? Кейти уезжает, а у Мэгги даже не было случая поговорить с ней. И это заслоняло остальные проблемы, угрожая погубить те малые улучшения, которых она добилась в прошлом году.

И погода отнюдь не помогала. Господи, как же она устала от дождя.

Но пока еще Кейти живет дома, и у них в запасе есть минимум два совместных ужина. Не приготовить ли сегодня вечером спагетти с фрикадельками — любимое блюдо Кейти. А потом они могли бы развести огонь в камине и обсудить планы на День благодарения.

Мэгги включила «дворники» и поехала домой — через мост Монтлейк, дребезжащий под колесами, как сверло дантиста, затем на север, в направлении Редмонда. Когда машина начала подниматься к предгорьям, вентиляционная система стала подавать резкий смолистый запах сосен. Мэгги миновала въезд в загородный клуб «Медвежий Ручей», членом которого они с Филлипом были не один год и где после его смерти кое-кто из их женатых приятелей пытался заигрывать с ней. Тогда клуб потерял для Мэгги свою привлекательность.

На Лакин Лейн она затормозила перед домом, построенным в стиле ранчо из высушенного кедра и обожженного оранжевого кирпича. Дом, где живут люди со средним достатком. Располагался он на склоне лесистого холма. Вдоль дорожки, ведущей к фасаду, тянулись заботливо ухоженные ряды календулы, по обеим сторонам ступенек стояли на страже горшки с геранью. Мэгги нажала на кнопку, открыла дверцу гаража и с досадой обнаружила, что машина Кейти отсутствует.

На кухне тишина нарушалась лишь стуком дождя по водосточной трубе за окном да дверью гаража, громыхающей о стопор. На столе, около недоеденной английской булочки и ярко-розового морского моллюска, на блокноте в форме голубой лапы лежала торопливо написанная записка: «Ушла со Смитти сделать кое-какие покупки и достать еще немного пустых коробок. Ужин для меня не готовь. Люблю. К».

Сдерживая досаду, Мэгги сняла плащ и повесила его в шкаф в прихожей. Она побрела по коридору и остановилась в дверях комнаты Кейти. Везде лежала одежда — сложенная стопками, упакованная в коробки, брошенная поперек полупустых чемоданов. Два огромных, набитых ненужными вещами пластиковых мешка стояли между створками шкафа. Две кучи у кровати: одна — джинсов, другая — ярко окрашенных хлопчатобумажных свитеров ожидали стирки. Зеркало туалетного столика было наполовину скрыто стопкой журналов «Семнадцать» и корзиной для чистого белья, заполненной аккуратно сложенными полотенцами и новым, упакованным в пластиковые пакеты, бельем. По всему полу разбросано разделенное узкими проходами семнадцатилетнее богатство воспоминаний: кипа толстых, от старых школьных бумаг, папок со штампами на обложках; мягкая круглая шапочка и рукавица для двенадцатилетней руки; два корсажных букетика: один высохший и пожелтевший, другой, из чайных роз, все еще розовый; пыльный плакат с изображением Брюса Спрингетина; обувная коробка, набитая благодарственными письмами и поздравительными открытками по поводу окончания школы; еще одна — с флаконами духов; корзинка со спутанными нитками, пластмассовыми бусами и дешевыми сережками; чучела животных; футляр для валторны; розовато-лиловая корзинка с последней корреспонденцией из Северо-Западного университета.

Северо-Западный, ее и Филлипа альма-матер, лежит на полпути через Америку. Почему Кейти не захотела выбрать местный университет? Решила уехать от матери, которая весь прошлый год была весьма невеселым собеседником?

Ощущая, как слезы подкатывают к горлу, Мэгги отвернулась, приняв решение сделать это в течение дня, не теряя самообладания. В своей спальне, избегая смотреть на кровать королевских размеров, чтобы не вызвать воспоминаний, она подошла к стенному зеркальному шкафу, открыла дверцу, вытащила оттуда хлопчатобумажный свитер Филлипа с морскими хищниками и, вернувшись в комнату Кейти, сунула его в один из мешков с ненужными вещами.

В своей комнате она переоделась, натянув красно-белый свитер с надписью «Пепси», прошла в ванную комнату, взяла баночку с тональным кремом и стала замазывать фиолетовые тени под глазами.

Проделав половину работы, она почувствовала, что подступают слезы и руки опускаются. Она похожа на пугало, сорокалетнее пугало. Со времени смерти Филлипа она похудела с двенадцатого размера до восьмого и даже бюстгальтер теперь носила на номер меньше, а ее золотисто-каштановые волосы утратили свой блеск, потому что она перестала правильно питаться. Она не извергала проклятий, вынужденная готовить, работать, убирать в доме или хорошо одеваться. Она делала это, потому что знала — должна, и к тому же не хотела кончить так, как Тэмми.

Она остановилась у зеркала.

Я скучаю по нему, и мне чертовски хочется плакать.

Пожалев себя секунд пятнадцать, она швырнула банку с кремом в ящик, погасила свет и выскочила из ванной.

На кухне Мэгги смочила тряпочку и смахнула крошки от булочки Кейти. Но по пути к мусоросборнику она совершила ошибку, проглотив кусок холодной булки. Вкус корицы с изюмом и арахисового масла, так любимого и Кейти, и ее отцом, вызвал слишком сильную реакцию. Она больше не могла бороться. Вновь выступили слезы страха — горячие, жгучие.

Она с такой силой швырнула булку в раковину, что та, рикошетом отскочив в противоположную сторону, упала возле банки с мукой. Мэгги сжала край стойки и наклонилась вперед.

Проклинаю тебя, Филлип, зачем ты пошел на тот самолет? Тебе следовало быть сейчас здесь. Мы должны были пройти через это вместе!

Но Филлип ушел, а вскоре уйдет и Кейти. И что тогда? Одинокие ужины до конца жизни?

Спустя два дня Мэгги стояла возле машины Кейти, наблюдая, как ее дочь запихивает за сиденье последнюю дорожную сумку. Предрассветный воздух был прохладен, и легкая дымка образовала нимб вокруг ламп гаража. Машина у Кейти была новая, дорогая, с откидывающимся верхом. Куплена она была на небольшую часть страховой суммы, полученной после смерти Филлипа, утешительного приза для Кейти от авиалинии в связи с тем, что остаток жизни ей придется провести без отца.

— Туда, вот именно.

Кейти выпрямилась и опустила сиденье на место. Она повернулась к Мэгги — прелестная девушка с карими отцовскими глазами, раздвоенным подбородком Мэгги и подходящей для обложки научно-фантастического романа космической прической, к которой ее мать так и не смогла привыкнуть. Рассматривая эти волосы сейчас, в час расставания, Мэгги с ностальгической болью вспомнила, какие они были пушистые и как она расчесывала завитки на макушке.