Слезы дракона - Кунц Дин Рей - Страница 53

Даже ее ненавистная собака, нервный пуделек по кличке Пьер, была вынуждена питаться по правилам, раз и навсегда установленным бабушкой Дракман, в результате чего псу поневоле пришлось стать вегетарианцем. Она была уверена, что собаки ели мясо только потому, что им его навязывали, и что словечко "плотоядный" было бессмысленной этикеткой, придуманной безмозглыми учеными, и что всякая тварь — и прежде всего, естественно, собака — в состоянии подняться выше своих естественных потребностей и вести более мирный образ жизни, чем уготовано ей природой. То, что попадало в миску Пьера, зачастую выглядело как гранола, искусственный камень, порой — как тоффи, ирисовые конфетки, иногда — как древесный уголь. Ближе всего приближался oн к вкусу мяса, когда в миску его попадал суррогат говядины: соевый соус, густо посыпанный протеиновой пудрой, напрочь отбивавшей и так еле различимый, искусственный запах мяса. Большую часть времени у Пьера был вымученный и безысходный вид, словно какая-то неутоленная страсть снедала его, страсть которую он и сам был не в состоянии точно определить, а следовательно, и удовлетворить. Видимо, поэтому был он всегда таким злобным и подлым и часто назло писал в самых неподходящих для этого местах: в шкафу у Брайана или в его ботинки.

Бабушка Дракман жила только по правилам и была гением по придумыванию оных. У нее были правила на все случаи жизни: как ухаживать за своим телом, как одеваться, как готовить уроки, как вести себя в той или иной ситуации. Компьютер мощностью в десять мегабайт и то был не в состоянии подсчитать и классифицировать количество и разнообразие придуманных ею правил.

Для собаки Пьера были свои правила поведения. На каких стульях можно, а на каких нельзя сидеть. Не лаять. Не скулить. Пища в определенные часы, никаких объедков со стола. Причесывание два раза в неделю: стоять смирно, не дергаться! Сидеть, лежать, на спину, не сметь царапать когтями мебель…

Уже с четырех или пяти лет Брайан уяснил себе, что его бабушка, одержимая страстью командовать всем и вся, фактически была несчастной, страдающей частыми запорами старухой, и он вел себя с ней очень осторожно, вежливо и предупредительно, притворялся, что обожает ее, но всегда стремился держаться от нее на почтительном расстоянии, не раскрывая перед ней свою душу. Когда — уже в самом раннем возрасте — стали проявляться его особые таланты, он оказался достаточно осмотрительным и сумел скрыть их от ее всевидящих глаз и всеслышащих ушей, посчитав, что ее мнение может ему только… навредить. Половое созревание принесло с собой не только физические изменения, но и значительное усиление его загадочных психических способностей, но он держал все это в строгой тайне от бабушки, пробуя свои силы на маленьких зверушках, десятками умерщвляемых им после изощреннейших восхитительных пыток.

Два года тому назад, за несколько недель до того как ему исполнилось восемнадцать лет, он снова услышал мощный позыв периодически просыпающейся в нем странной психической силы и, хотя понимал, что еще недостаточно окреп, чтобы совладать с целым миром, чувствовал, что вполне созрел для того, чтобы совладать с бабушкой Дракман. Удобно расположив ноги на пуфике, та развалилась в своем любимом кресле, ела тонко наструганную морковь и, изредка потягивая из стакана чистую, искрящуюся пузырьками воду, читала статью в "Лос-Анджелес Таймс" о смертной казни, то и дело прерывая чтение глубоко прочувствованными комментариями о необходимости быть терпимым даже по отношению к самым дерзким и отъявленным преступникам, когда Брайан, используя уже не раз апробированную способность пирокинеза, поджег ее. Господи, до чего же здорово она горела! Несмотря на то, что жиру в ней было не больше, чем у средней руки богомола, она вспыхнула, как сальная свеча. И, хотя одним из ее неукоснительных правил было никогда не повышать голоса в доме, она орала так громко, что в окнах дребезжали стекла, — правда, длилось все это, увы, недолго. Огонь был строго сфокусирован, чтобы сгорела только бабушка вместе со своей одеждой, и лишь немного опалил кресло и пуфик, сама же бабушка горела таким ярким пламенем, что Брайану, когда он смотрел на нее, пришлось даже прищуриться. Словно гусеница, которую окунули в спирт и подожгли, она шипела в огне, потрескивая и разгораясь все ярче и ярче, пока вдруг разом не почернела, превратившись в подобие хрустящей картофельной корочки, и не свернулась колечком. Но он продолжал сжигать ее и дальше, пока ее обугленные кости не превратились в золу, зола в сажу, а сажа, полыхнув напоследок зелеными искорками, не исчезла совсем.

Тогда он вытащил забившегося в страхе в укрытие Пьера и тоже сжег его без остатка!

Ох и славный же был денек!

Так пришел конец бабушке Дракман и ее надоедливым, нескончаемым правилам. С тех пор Брайан стал жить по своим собственным законам. Вскоре по ним будет жить весь мир.

Он встал и пошел к холодильнику, до отказа набитому разными конфетами и прочими сладостями. В нем не нашлось места даже самому захудалому грибочку, даже самой крохотной мясной котлетке! Взяв с полки банку со взбитыми сливками, Брайан отнес ее к столу и добавил порцию ее содержимого к пломбиру, обильно приправленному сиропом, орехами, фруктами и прочими вкусными вещами. "Динь-дон, ведьма вон, околела старая, нет ее больше на свете", — запел он от счастья.

Подделав судебные документы, он выписал на бабушку официальное свидетельство о смерти; прибавил себе три года (чтобы ни один суд не вздумал назначить ему oпекуна до совершеннолетия), а в ее завещании сделал себя единственным наследником. Ему это ничего не стоило сделать, так как никакие замки, запоры и сейфы не были помехой: используя свое САМОЕ МОГУЧЕЕ И ТАЙHОE ОРУЖИЕ, он мог проходить куда угодно и делать все, что ему вздумается, и никто никогда не узнал бы, что он там побывал. Став единственным официальным владельцем дома, он выпотрошил из него все его содержимое и переделал на свой лад и вкус, уничтожив все, что напоминало жившую в нем морковную леди.

И, хотя за два года он потратил денег во много раз больше, чем получил в наследство, мотовство это никак не сказалось на его благосостоянии. В любое время, стоило только захотеть, он мог обзавестись любой суммой денег. Деньги ему, однако, нужны были редко, так как, благодаря своему САМОМУ МОГУЧЕМУ И ТАЙНОМУ ОРУЖИЮ, он брал практически все, что ему было необходимо, оставаясь при этом совершенно безнаказанным.

— Твое здоровье, бабуля, — сказал Брайан, поднимая вверх ложку, доверху наполненную мороженым, облитым состряпанной им самим приправой.

Он был еще не способен — пока — залечивать собственные раны и даже самые мелкие ушибы, зато умел поддерживать свое тело и свой вес в отличной форме, ежедневно в течение нескольких минут концентрируя на этом внимание, управляя процессами обмена веществ в теле с такой же легкостью, с какой мог настраивать на работу термостат. Благодаря этому своему таланту, он был уверен, что со следующим очередным приливом таинственной силы обретет также и способность к самоизлечению и, в конечном счете, к полной неуязвимости.

А пока, несмотря на все сладости и разносолы, Брайан мог похвастать отличным телосложением. Он обожал свое сухопарое, мускулистое тело, что было одной из причин, почему он любил дома ходить нагишом и любоваться своим отражением в бесчисленных зеркалах.

Брайан знал, что его тело может нравиться женщинам. И если бы он желал женщин, то мог бы заполучить лю6ую из них и без своих особых тайных способностей. Но секс не привлекал его. Он вообще считал секс самой никчемной выдумкой устаревшего бога. Люди обезумели от секса и, расплодившись по земле, разрушили вечную гармонию. Именно из-за секса новый бог должен проредить стадо и очистить планету. Оргастического блаженства Брайан достигал не за счет секса, а в момент мучительных предсмертных судорог своей жертвы. После того как он убивал кого-нибудь с помощью одного из своих големов и когда сознание полностью возвращалось обратно в его тело, он часто обнаруживал на черных шелковых простынях мокрые, тускло поблескивающие пятна изверженного семени.