Корсар - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 47

А в Азовском море уже и суконные курточки натянули.

В пресной воде корабль осел, и кормчий Илья с беспокойством поглядывал за борт. Если будет буря, то и воды зачерпнуть можно – от поверхности воды до палубы было не больше полутора-двух локтей.

Однако погода стояла тихая, и мы, поднявшись по Дону, добрались до переволока. Кондрат всё переживал – будет ли работать переволок, ведь на Руси ещё весна – правда, снег уже стаял, но было грязно и холодно.

Мы прижались к левому берегу Дона, привязали швартовы к врытым в землю брёвнам.

Надо было ждать, когда погонщики с волами перетащат встречное судно. Я смотрел на серые холмы, за ними – степные просторы, Дикое поле. А ведь когда меня угораздило провалиться во времени, я оказался где-то здесь. Смешно и страшно вспоминать: я – в комнатных тапочках, один – в дикой степи. А всё моё чрезмерное любопытство к сувениру – старинному зеркалу из Неаполя. Сколько ж времени минуло? Уж три года как здесь. И снова зеркало, только уже в этом измерении. Случайность или провидение? Жизнь покажет…

Ожидание длилось долго, но к исходу второго дня далеко в степи показался корабль. Зрелище сюрреалистическое! Степь, покрытая высохшей травой, а по ней корабль плывёт. Единственное, что было странным, так это отсутствие парусов на мачте. И только когда судно приблизилось, стала видна упряжка волов, тащивших канатами тяжеленный груз.

Купцы с перетаскиваемого судна оказались свои, русские. Пока ночевали, купцы дотошно расспрашивали друг друга о событиях в Средиземноморье, ценах, товарах, пошлинах, пиратах.

А утром те же волы тащили уже наше судно. Команда шла пешком рядом – и волам легче, и нам ноги размять надо, засиделись уже на корабле.

Волга встретила нас половодьем – видимо, на севере ещё таял снег. Вода несла ветки, брёвна, какое-то тряпьё.

Мы спустили корабль на воду, привязали швартовы. День уже шёл к вечеру, ночью и плыть опасно – можно столкнуться с полупритопленным бревном и получить пробоину ниже ватерлинии. Рассказывали уже купцы, как такое бревно-топляк било в борт. Вода заполняла трюм за считанные минуты, даже довести судно до берега не удавалось – так и шло ко дну с товаром, а часто – и с командой. Попробуй выплыви в холодной весенней воде, когда Волга в половодье – до трёх километров в ширину.

Утром развернули парус, и ушкуй медленно пошёл вверх, по Волге. Матросы и купцы подошли к борту, зачерпнули волжской водицы, омыли лица. Так на Руси заведено, по возвращении на родину из стран дальних.

Ночи были уже прохладные, пришлось укрываться татарским халатом. За ночь я угрелся, и выходить из тепла не хотелось. Однако пришлось, потому как кто-то из команды истошно заорал:

– Татары!

Следом закричал Кондрат:

– Шкипер, быстро в трюм, раздай оружие, что на продажу куплено.

Я выбежал из каюты, опоясав татарский расшитый халат, схватил саблю из груды оружия, валявшегося у открытого люка трюма.

К нам приближались конники, и видно было по лошадям и одежде, что это татары.

Мы залегли за фальшбортом – известно ведь, что татары любой набег начинают со стрельбы из лука, засыпая врага массой стрел и нанося ощутимый урон ещё до столкновения.

– Илья, руби швартовы! – сдавленно крикнул Кондрат.

И в самом деле – чего хорошего можно ждать, когда корабль у берега. Ежели верёвки перерубить, судно течением отнесёт от берега, и рукопашной удастся избежать.

Кормовой швартов перерубить удалось, а к носовому не подобраться – всё на виду, и Илья не хотел рисковать.

К нашему удивлению, татары из луков не стреляли, а, подскакав, потребовали мурзу.

– Где мы вам мурзу возьмём? – прокричал Кондрат, не поднимая головы.

– Не лги, я своими глазами его видел на палубе.

– Так то не мурза.

– Пусть покажется.

Делать нечего – я поднялся из-за борта и встал в рост.

Татары молча изучали меня, мой наряд. Наконец их десятник слез с коня и подошёл к урезу воды.

– Ты одет богато, как мурза, а мне говорят – ошибка.

Я ответил по-татарски, что сразу же вызвало ропот у конных татар.

– Я русский лекарь, лечил визиря в Казани, и это – его подарок.

– Если русский, почему говоришь по-нашему чисто?

И тут я соврал.

– Я из кряшен.

Должен пояснить, что кряшены – это те же татары, только принявшие христианство. В их племенах, разбросанных по всему Казанскому царству, часто и говорили по-русски. А с победой Ивана Грозного над Казанью они и вовсе воспряли. Обычаи, привычки, быт – всё было, как у татар, но в набегах на Русь они не участвовали, так же как и не воевали со своими соседями-татарами.

Видно было – татары разочарованы. Уж не знаю, что они хотели от татарского мурзы, если бы я таковым оказался. Может, посчитали – в плену мурза, выручать надо. Немного погарцевав по берегу, они скрылись.

Мы все облегчённо вздохнули и сложили оружие назад, в трюм. Развели костёр, сварили похлёбку, поели. И, подняв паруса, направились по Волге вверх. На носу сидел вперёдсмотрящий, сменявшийся каждые два часа. Сидя на самом носу, он держал в руке длинный шест, срубленный на берегу. Когда коряга или бревно подплывали близко, он шестом отталкивал их от носа судна в сторону. А уж когда плыли несколько брёвен сразу, кричал кормчему:

– Прими вправо! – Или влево, – в зависимости от того, с какой стороны надвигалась угроза.

Ветер был средненький, встречное течение сильное, и скорость наша была невелика.

Один из сменившихся вперёдсмотрящих поделился со мной подозрениями:

– Видел вдали, за холмами, татар. По-моему, это те же, что подъезжали к нам утром. Сдаётся мне – преследуют они нас.

Я поделился услышанным с Кондратом. И ближе к вечеру мы пристали к противоположному берегу – от татар подальше. Если они и задумали какую-то пакость, значит, теперь им надо будет переправляться через Волгу, а это не так-то просто, не имея судна или, на худой конец, лодки. Поскольку земля эта была башкирская, а они – лояльны к царю, Кондрат выставил на ночь только одного вахтенного.

Поужинав, мы улеглись спать. А так как земля была ещё холодной, устроились на судне.

Уставшие за день матросы вскоре уснули крепким сном. Мне же не спалось, снедали какие-то нехорошие предчувствия. Почему татары так быстро уехали, не выпросив по своему обыкновению, даже малого подарка? И слова вперёдсмотрящего о татарах за холмами не давали покоя.

Я поднялся, спустился в трюм, на ощупь, в темноте нашёл себе испанскую шпагу в ножнах, проверил – легко ли выходит из них.

На палубе вовсю храпели уставшие за день матросы.

На берегу едва горел костёр, у которого виднелась фигура вахтенного. Всё тихо, никаких подозрительных звуков. Я успокоил себя – больно уж ты мнительным стал, Юра. Однако предчувствия меня редко обманывали, и благодаря им я до сих пор жив.

Я уселся на настил палубы, спиной опершись о доски кормовой надстройки. Сидел, впадая временами в дрёму, периодически просыпаясь и бросая взгляд на берег. Но костер по-прежнему горел, а вахтенный клевал носом.

Далеко за полночь шкипер послал смену, растолкав дюжего Матвея. Сменившийся тут же занял его место на палубе, на нагретых досках.

Скоро уже утро – над водой появился лёгкий туман. Веки смыкались, хотелось спать.

Я снова начал придрёмывать, как до моего слуха донёсся всплеск. «Крупная рыба плеснула или плывущая коряга перевернулась», – лениво подумал я. Но всплеск повторился, и сон мой как рукой сняло. Я тихо отворил дверь каюты.

– Кондрат, просыпайся, всплески на воде.

– И шут с ними. Татары на другой стороне, дай поспать.

Ну и ладно, не я хозяин судна, моё дело – предупредить.

Я уселся на прежнее место, решив провести тут время до утра.

Со стороны вахтенного, с берега, послышался лёгкий шум. Я приподнял голову, и от увиденного сон сразу пропал. Брыкающегося Матвея тащили к кустам четверо татар, затыкая рот тряпкой.

Я вскочил, заорал:

– Тревога, татары! – И бросился по сходням на берег. На бегу вытащил нож из ножен и с силой метнул его в спину татарина, уже скрывавшегося за прибрежными кустами. Раздался стон, шум падения тела.