Право на жизнь - Коростелев Дмитрий - Страница 13

— Я видел много слез. И разучился им верить, — ответил Северьян. — Давай просто разойдемся. Мне недосуг тебе мешать, охраняй себе свои владения. Я мешать не буду.

С этими словами он легко перехватил посох-меч и неторопливо зашагал в обход такой милой Ведуньи и такого страшноватого Волка в сторону прорывающихся на горизонте верхушек деревьев. В вечерней мгле они казались сплошной, бесконечной стеной. Стеной, опоясывавшей поляну, как клетку. Северьян поежился, на миг, ощутив себя пленником. В памяти всплыли стены сруба.

— Подожди, странник, — окликнула его девушка. — Не обижайся. Мы, Ведуны, гостеприимный народ. Были. Но теперь каждый норовит нам навредить, обзывают нечистой силой. А ведь мы совсем не такие плохие, и ворожба наша добрая, светлая.

— Не мне решать, — буркнул Северьян, — у меня своя дорога. У тебя своя.

— Но я могу тебе помочь!

— Мне не нужна помощь.

Больше он не останавливался, несмотря на окрики девушки. Ведунья она, или нет, но связываться с магией Северьян не хотел. Себе дороже выйдет. К тому же, кто знает, светлые они или темные. Тот, кто называет себя хозяином, уже обречен на жадность. У Северьяна не было ни чего. Даже собственная жизнь отныне ему не принадлежала.

Стена леса все приближалась, становясь выше и осязаемее. Острые верхушки были похожи на частокол стены, не хватало лишь сторожевых башен, да вечно пьяных горлопанящих стражей. Северьян почти успел вторгнуться в негостеприимную чащобу, когда дорогу ему преградил волк. Не рычал, не бросался, просто встал на пути.

— Ты все-таки решил уйти, странник, — раздался за спиной знакомый мелодичный голос. — Ты меня огорчил.

Потом вдруг голова стала пустой и легкой, перед глазами засияла белая муть и Северьян упал без чувств.

Глава 7.

С утра ко двору Владимира заявился Люготич. Большой, неуклюжий, он ворвался в трапезную Князя как ураган, сметая все на своем пути. Сбросил с плеча тяжеленный, в три пуда весом меч и без приглашения сел напротив. Владимир был терпелив и умел прощать богатырям дерзость. Особенно таким великим воинам, как Люготич.

— Ну, с чем пожаловал? — Рассерженно спросил он.

Князь вообще недоумевал. Люготич вроде собирался уехать назад на заставу и вплоть до пира не появляться. Но нет, отчего-то все еще здесь. Никак случилось что-то очень серьезное?

— Пленник князь. Он сбежал. — Рассеял догадки Люготич.

Владимир нахмурил брови. Хороший воин Люготич, но порой простой, как пень. Князь так хотел оставить побег пленника в тайне, но не получилось. Теперь, наверное, вся дружина на ушах стоит. Люготич полководец, ему дружину поднять, как два пальца…

— Знаю, что сбежал. — Тихо, сдерживая ярость, отчеканил Владимир. — Это было подстроено. Мной.

Люготич удивленно отпрянул, чуть не свалившись со стула, который и так скрипел под богатырем и норовил позорно развалиться.

— А убийство печенегов тоже было подстроено?

Пришел черед удивляться Князю.

— Печенеги? А они при чем?

— В чертогах терема, возле двери пленника, валяются раскромсанные тела.

Владимир тяжело вздохнул. Так, час от часу не легче. То челядь порубленная в капусту, теперь еще какие-то печенеги. Не слишком ли много трупов для княжеского терема? Может, пора сменить обстановку. А то и вовсе построить неприступную крепость из камня, на манер Царьградских домов?

— А с чего ты взял, что это дело рук пленника? — Наконец вымолвил князь.

— В телах троих из них мы нашли метательные ножи…

Владимир окончательно посуровел.

— Давай, говори, что еще у нас плохого.

Люготич собрался с силами и выпалил, как на духу.

— Убитые — послы Печенежского хана Кучуга, приехали обсудить пошлины и подготовиться к Пиру. С их слов, хан самолично решил наведаться в Киев.

— Значит, послы. Это плохо. Но почему они напали на Следящего?

— Кого? — Удивленно переспросил Люготич.

— Так называл пленника Белоян. Уж и не знаю, почему.

Князь, как в воду глядел, упомянув Верховного. Он ввалился в дверь через минуту, большой, запыхавшийся. Владимир криво улыбнулся, бросив приветственное:

— Ну и рожа у тебя, Волхв!

Белоян пропустил шутку мимо ушей, лишь приветливо кивнул Люготичу и уселся на свободный стул. Сразу же повисла напряженная тишина, холодок пробежал по стенам.

— Что скажешь, Верховный? — Вежливо спросил Люготич.

— Я лучше вас послушаю. — Молвил Белоян. — Так, что у нас случилось прошедшей ночью? Я Верховный Волхв, а обо всем узнаю последним.

— Трупы. Везде трупы. И войны-то еще нет, а уже смерть добралась и до княжеских покоев, — тихо прорычал Люготич.

— Так вы о Северьяне! — Догадался Волхв. — Я уж думал, чего новенького случилось. Да, хорошо он уделал послов печенежских, ничего не скажешь.

Князь посмотрел на Волхва как на обезумевшего, разве что не отодвинулся в сторону. Может волхв поутру наколдовал чего-то не того, и теперь попросту лишился разума? Или меда сожрал слишком много, вот он и ударил в голову?

— Опомнись, Верховный! Теперь уж войны не избежать! Этим воспользуются все! И Царьград в долгу не останется, кинет на нас своих крестоносцев, и хазары, как стервятники, уже кружат над нами, только и ждут скорой добычи!

— Войны не будет, — остудил Волхв его пыл, — разве что пошумят печенеги, да затихнут. Никакие это не послы, убийцы наемные. И присланы были, похоже, с единственной целью. Прикончить нашего пленника им захотелось! Но не удалось, не на того напали!

— Но зачем? — Удивился Люготич.

— Соизволь ответить, верховный! — Съязвил князь.

— Козни это. Узнать бы чьи. Скорее всего, опять Царьград шалит. Видать узнали, что мы убийцу ихнего охомутали, вот и решили избавиться. Чуют опасность.

— Чуют, — согласился князь, — и есть на то причина.

Волхв нахмурился, в глазах, глубоко сидящих под нависшими надбровными дугами, полыхнули два злых огня.

— Много звезд на небе, княже. И ярче есть, и красивее. Но эта, на которую ты позарился, не для тебя.

— Мы еще поглядим, — проговорил сквозь зубы Владимир. — Поглядим. Пройду по руинам Царьграда, но ее возьму…

— Погляди, погляди, — передразнил его Волхв. — Гляделки поломаешь. Ты сейчас другой головой думай, той, что с чубом рыжим. Если печенежский каган вместо послов к нам убийц подослал… Ему это без надобности, он-то и про пленника, небось, узнал от Царьградских прихвостней.

Владимир вскинул густые брови.

— Так ты считаешь…

— Да, печенеги могли заключить некий договор с Царьградом.

— Но зачем? Не могут сойтись такие разные народы. Печенеги — такие же варвары, как и мы. Они еще помнят про воинскую честь…

— Кто их знает, зачем. А уж общего им найти труда не составит. Печенеги уже не те, развратила их Царьградская роскошь. Она и нас развратила.

Владимир сжал кулак.

— Эх, взять бы сейчас, да и раздавить Царьград, как таракана…

Белоян пристально посмотрел в горящие злым огнем глаза князя. Шумно вздохнул, опуская тяжелую лапу Владимиру на плечо. Князь горяч, может и сорваться, совершить непростительное безумие. Но он прав, Царьград с его разращенной жизнью и гнилостными интригами должен рано или поздно рухнуть.

— Не время еще, княже, не время, — тихо сказал Волхв.

Сознание возвращалось медленно. Северьян то выплывал из небытия, то снова нырял в море забвения. Когда, наконец, голова прояснилась, и он открыл глаза, вокруг стояла непроглядная мгла, или… Северьян серьезно задумался. Неужели она ослепила его? И это, значит, проявлять доброту? Все-таки их магия совсем не такая добрая, каковой она ее расписывала. Мир, в котором добро злое уже обречен на вымирание. А здесь даже добро с кулаками…

Краем уха он уловил легкий шорох. Северьян поднялся, удивленно замечая, что руки и ноги свободны. Тотчас накатила волна разочарования. Естественно, слепца даже связывать не нужно. А посторонний шум все приближался. Потом на миг вдруг что-то сверкнуло, и Северьян прозрел. Вернее, увидел свет факела, зажженный Ведуньей. Рваные блики пламени осветили невысокий свод потолка, резные колонны по углам и большую кровать, на которой лежал он сам. Ведунья стояла напротив, одетая в соблазнительную шелковую накидку, сквозь которую просвечивались контуры ее тела, такие соблазнительные, что убийца с трудом удержал себя в руках.