Прощание Зельба - Шлинк Бернхард - Страница 21

— В Сибири было бы лучше!

— Что с детьми Велькера?

— А что им сделается! Никто их пальцем не тронул. Они думают, что мои люди — их личные охранники, хвастаются ими, а девчонка еще и флиртует с ребятами.

— Вы позвоните своим людям? Чтобы ехали сюда вместе с детьми?

Он медленно кивнул.

— Пусть выезжают прямо сейчас. Тогда успеем обменяться еще сегодня. Надоело мне здесь валяться.

Я нашел его сотовый, набрал номер, который он мне назвал, и приставил трубку к его уху.

— Говорите по-немецки!

Он отдал краткие указания. Потом поинтересовался:

— Где будет происходить обмен?

— Это вам скажут, когда ваши люди будут в городе. Сколько им понадобится времени?

— Пять часов.

— Хорошо, тогда поговорим через пять часов.

Я спросил, нужен ему свет или выключить. Он пожелал остаться в темноте.

6

Ну, давай!

У меня снова поднялась температура, я попросил у дежурной сестры два аспирина.

— Вы неважно выглядите. Идите домой и ложитесь в постель!

Я покачал головой:

— Можно мне поспать здесь пару часов?

— В другом конце коридора у нас есть еще одна кладовая. Я поставлю вам туда кровать.

Когда я лег, мои мысли вернулись к Самарину. Интересно, в его каморке воздух такой же спертый, как здесь? Ему тоже кажется, что в комнате тесно? Он тоже слышит бульканье в батарее? Это был чулан без окна, и я лежал в полной темноте. Поднес руки к лицу, но ничего не разглядел.

Иногда думаешь, что дело закончилось, а в действительности оно только еще начинается. Так было утром, когда Самарин с Велькером провожали меня к машине. А иногда кажется, что находишься в самом водовороте событий, а в действительности все уже закончилось. Началось ли уже то, что мы собираемся довести до конца этой ночью? Конечно, пока еще ничего не происходит. Но где-то там… Распределены ли роли и обязанности так, чтобы события — какие бы рассуждения и договоренности за ними ни стояли — могли развиваться только по одному сценарию?

То, что меня беспокоило, было всего лишь какое-то смутное чувство. Какой-то страх, что я по своей медлительности в очередной раз опоздаю, не успею сообразить, что же на самом деле происходит прямо у меня на глазах. Поэтому я еще раз прокрутил все в голове: чего хочет Велькер и чего Самарин, что оба получат в лучшем случае и потеряют в худшем, какие неожиданности могут грозить им обоим, да и нам тоже.

На этом я уснул. В полночь меня разбудила дежурная сестра:

— Они вернулись.

Филипп, Нэгельсбах и Велькер сидели в сестринской и обсуждали, где лучше произвести обмен. Велькер хотел, чтобы это было укромное, тихое место, лучше всего на окраине.

Нэгельсбах выступал за открытую, освещенную площадь или улицу в центре города:

— Я хочу видеть противников!

— Чтобы убедиться, что они не устроили засаду? Мы назначаем, где и когда произойдет встреча. Мы рассчитаем время так, чтобы они не успели устроить засаду.

— Но там, где светло и открыто…

— В момент обмена один-двое из нас должны находиться в резерве, чтобы наблюдать, самим оставаясь незамеченными. Чтобы в случае неожиданности вмешаться.

Мы выбрали Луизен-парк. Там есть деревья и кусты, за которыми можно спрятаться, и рядом широкий газон. Остальные должны были поехать вверх по Вердерштрассе, а мы с Самариным зайдем со стороны Лессингштрассе. Обмен произойдет в центре парка.

— Вдвоем мы справимся с обменом, Филипп? А вы двое останетесь в засаде?

Я принял решение, остальные кивнули. Нэгельсбах согласился снова надеть полицейскую форму.

— Возможно, нас очень выручит то, что мы якобы подключили полицию.

Теперь нам оставалось только ждать. Старый большой механический будильник в сестринской комнате медленно отсчитывал секунды. Нэгельсбах нашел два коробка со спичками и строил башенку, две спички вдоль, две поперек, головки четко по очереди на все четыре стороны. Велькер закрыл глаза, лицо у него было такое напряженное, как будто он производил в уме сложные арифметические вычисления. Филипп радовался предстоящему обмену, как увлекательному приключению.

Я пошел в кладовку, включил свет, и Самарин поговорил со своими людьми.

— Они уже десять минут стоят на Аугустен-анлаге.

— Скажите, чтобы они оставались там, пока не получат дальнейших указаний.

Потом я его отвязал и помог встать с кровати.

— А с этим что? — Он кивнул на свои стянутые смирительной рубашкой руки.

Я накинул ему поверх рубахи пальто.

— Смирительную рубашку с вас снимут ваши люди.

Даже в смирительной рубашке он казался очень опасным. А ну как навалится на меня такая груда мускулов — по стенке ведь размажет! Пока мы шли к машине, я старался держаться от него подальше. Он ни слова не сказал ни когда увидел остальных, в том числе и одетого в форму Нэгельсбаха, ни когда мы с Нэгельсбахом посадили его между собой на заднее сиденье, ни когда двинулись в путь.

Мы припарковались на Лессингштрассе, Велькер с Нэгельсбахом пошли вперед. Я объяснил Самарину, где должны остановиться его люди и откуда войти в парк вместе с детьми, Самарин передал указания.

Потом мы тоже вышли и стали ждать у входа в парк, Филипп справа от Самарина, а я слева. Я не видел ни Нэгельсбаха, ни Велькера. Зато на другом конце парка видел кусты, за которыми они должны были спрятаться.

Луна находилась во второй четверти, было достаточно светло, чтобы рассмотреть кусты, деревья и скамейки. Серое пятно широкого газона отсвечивало серебром. Мне снова стало страшно, опять появилось ощущение, что я упустил нечто важное, и я попытался еще раз прокрутить все в голове. Мы отправим вперед Самарина, а они детей. Или просто возьмут и расстреляют нас с Филиппом? Или вообще не появятся на месте встречи, а будут за нами наблюдать, выжидая, пока у нас сдадут нервы, и когда мы решим уйти с пустыми руками, они на нас нападут? Они… Но меня лихорадило, и мысли мои путались. Ситуация вдруг показалась мне до смешного неправдоподобной. Где-то там впереди притаились Нэгельсбах с Велькером, как мальчишки, готовые неожиданно выскочить, заорать «у-у-у» и всех напугать. Рядом со мной стоит Самарин, как медведь на цепи с кольцом в носу, — я бы не удивился, если бы при каждом его движении слышался лязг металла. Филипп настороженно, как охотник в засаде, всматривался в темноту и казался довольным.

Сначала на другой стороне парка показался свет фар. Потом большой автомобиль остановился, двое мужчин вышли, открыли задние двери и высадили из машины мальчика и девочку. Они двинулись нам навстречу, и мы двинулись навстречу им. Не было слышно ничего, кроме шороха гравия под ногами.

Когда расстояние между нами сократилось до двадцати метров, я сказал Самарину:

— Прикажите им остановиться и послать вперед детей.

Он отдал команду по-русски. Мужчины остановились, сказали мальчику с девочкой что-то вроде «идите!», и те пошли.

— Ну, давай!

Он кивнул и тоже пошел. Приблизился к своим людям, обменялся с ними парой слов, и они отправились к Вердерштрассе. Дети начали спрашивать: «Что такое? Где папа?» Филипп рявкнул, чтобы они помолчали, — надо поторапливаться. Подойдя ко входу в парк, мы обернулись. Обернулись в тот самый момент, когда это произошло.

Мы не увидели, откуда был выстрел. Только услышали его. За первым сразу раздался второй. Мы видели, как упал Самарин, как пригнулись двое его провожатых, то ли чтобы посмотреть, что с ним, то ли пытаясь укрыться, то ли и то и другое, и я подумал: «О господи», услышал тишину парка, эхо выстрела в голове, а потом все пришло в движение. Спутники Грегора выпрямились, стреляя, побежали к своей машине, вскочили в нее и скрылись из виду.

Скорее — детей в машину, одному из нас остаться с ними для присмотра… Но тут, прежде чем я успел опомниться, они уже бросились вперед: «Папа!»

Велькер вышел навстречу из-за кустов на другой стороне парка и принял их в свои объятия. Филипп побежал к Самарину. Когда, запыхавшись, подоспел и я, Филипп уже поднимался с земли.