Навсегда - Гулд Джудит - Страница 24

— Ну? — свистящим шепотом спрашивал Дух, стоявший позади нее. — Ну что ты возишься? — Она почувствовала, как глушитель пистолета ткнулся ей в затылок. — Ждешь, пока я тебе башку на куски разнесу? Такой смерти хочешь?

Винетт с отчаянием помотала головой. Она заторопилась, еще туже затягивая жгут, останавливая кровообращение.

На кисти рельефно обозначились вены.

Капли пота и слез, скатываясь с лица, падали на ее руку. Это было самое трудное из того, что ей приходилось делать за всю свою жизнь. Это было даже труднее, чем ломка. Потому что когда она соскочила с наркотиков, она поклялась Господу, что больше никогда не притронется к ним.

«Но сейчас у меня нет другого выхода, —говорила она себе.  — Если Господь смотрит сейчас сюда и видит этот пистолет, приставленный к моей голове, он поймет. Я знаю, что поймет. У меня нет выбора…»

— Теперь бери иглу!

Винетт сглотнула. Она протянула руку, как будто ее заставляли дотронуться до змеи, и трясущимися пальцами взяла шприц. Длинная тонкая игла поблескивала в электрическом свете. Пластиковая трубочка шприца была наполнена… лучше и не спрашивать, она не желала знать, что там, в этой трубочке.

Она вдруг услышала звуки, доносившиеся с другого конца комнаты, и повернулась в ту сторону. Трубка все еще лежала на столике! Винетт совсем забыла о ней. Если бы сейчас…

— Забудь об этом. Давай-ка, милашка, уколись, сразу воспаришь. Ты знаешь, что я хочу сказать.

Винетт заставляла себя сжимать и разжимать кулак на левой руке, чтобы вены выступили сильнее.

— Давай, колись.

— П-пожалуйста, — Винетт обернулась и подняла глаза, в них была мольба. — Я не употребляю наркотиков!

Дух ухмыльнулся.

— По твоим рукам этого не скажешь.

— Это было давно! Я завязала!

Из телефонной трубки опять донесся шум.

— Теперь давай. Пора, — спокойно сказал Дух.

Глядя в безжалостные, без тени сострадания глаза Духа, Винетт колебалась. Прикусив губу, она снова взглянула на свою руку и нерешительно направила в свою сторону иглу. А что если… если… использовать шприц как оружие?Краем глаза она взглянула на Духа.

— Даже и не думай об этом, милашка!

И тогда Винетт сдалась. Она закрыла глаза, мысленно вознося молитвы Господу. Когда она открыла их, в них появилось выражение спокойной силы. Наклонив голову, она тихо сказала:

— Прости меня, Господи.

Перед глазами встал образ Джованды.

— Я люблю тебя, Джованда, дорогая, — прошептала она.

С достоинством выпрямившись, Винетт воткнула иглу в вену и нажала на поршень.

Эффект был мгновенным. Винетт показалось, что ей еще никогда не было так хорошо-оооо… Она облегченно вздохнула, внезапно почувствовав, как на нее наваливается сон… все сильнее и сильнее… она даже не может вытащить иглу. Дыхание ее замедлилось, игла так и осталась в руке. Винетт медленно огляделась по сторонам и упала со стула.

Она лежала на ковре. С открытыми глазами. С закрытым ртом. С начинающими синеть губами.

Во время падения игла сломалась, и теперь только половинка ее торчала из вены.

— Сладких тебе снов, милочка. — Дух наклонился, проверяя пульс на шее Винетт.

Винетт была мертва.

Из телефонной трубки по-прежнему доносились крики.

Выпрямившись, Дух подошел к телефону и взял трубку. Послушав несколько мгновений крики Стефани, он улыбнулся и положил трубку на аппарат. Вытащив красную розу из вазочки на столе, он вложил ее в руку Винетт.

«Так, пора сматываться».

В доме Осборна Стефани держала в руках онемевшую телефонную трубку.

17 Нью-Йорк

На следующий день Стефани с Уальдо вернулись на Горацио-стрит. Стефани захлопнула за собой входную дверь, сильно толкнув ее ягодицами, и с огромной клеткой в руках проследовала в гостиную. Там она поставила клетку на столик около винтовой лестницы и сдернула с нее покрывало.

— Ну вот мы и дома! — провозгласила она.

Уальдо наклонил голову вбок и уставился на нее одним глазом.

— Уальдо! — проскрипел он, разгуливая по деревянной жердочке. — Уальдо хочет крекер!

— Ага, прибыл недостающий ингредиент для изысканнейшего блюда, — раздался сверху знакомый голос. — Его хорошо подавать с великолепным гарниром из стеблей лотоса, грибов и особым рыбным соусом!

Закинув голову, Стефани посмотрела вверх.

— Фам! Что ты здесь делаешь? — удивленно спросила она. — Тебе надо заниматься! Я думала, у тебя завтра экзамен на гражданство.

С видом оскорбленного достоинства Фам спускался по винтовой лестнице.

— Я делаю то же, что всегда делал в этот день недели. Пытаюсь приспособить вашу квартиру для жилья. Ой, пыль! — Проведя указательным пальцем по перилам, Фам поднес его к глазам.

— Ты же знаешь, что сегодня тебе вовсе не обязательно этим заниматься, — заметила Стефани. — Иди домой и готовься к экзамену.

— Я и так готовлюсь, — Фам вытащил из кармана пачку карточек и протянул Стефани. — Вот. Задавайте любой вопрос.

Стефани взяла карточки, перемешала их и выбрала одну.

— Хорошо. Кто был двадцать восьмым президентом США?

Ответ последовал незамедлительно.

— Вуди Вильсон.

Она рассмеялась — впервые за эти дни. Он покраснел.

— Фам ответил неправильно? — спросил он смущенно.

— Нет-нет, — быстро ответила Стефани. — «Вуди» — уменьшительная форма от «Вудро».

— И что тут смешного?

— Это трудно объяснить. — Неожиданно Стефани нахмурилась. — Ты не знаешь, сколько времени? Я проспала и так торопилась, что забыла надеть часы.

Фам взглянул на свои часы, которые он носил на внутренней стороне запястья.

— Без одной минуты двенадцать.

— Двенадцать! — воскликнула Стефани. — Я опаздываю!

Обед с Аланом Пеппербергом был назначен на… ну, не двенадцать ровно, но… около полудня. Если она не поспешит, то заставит его ждать.

— Мне надо бежать, Фам! — проговорила она быстро. — Слушай, сделай одолжение, наполни водой поилку Уальдо.

Фам с подозрением воззрился на клетку.

— Вы знаете, эта птица меня не любит. Она все время клюет мне пальцы, если я протягиваю руку.

— Пожалуйста! Мне действительно надо бежать.

— Ладно, налью ей воды, — с неохотой пообещал Фам.

— Ты просто ангел, — Стефани поцеловала Фама в щеку. — Ладно, я помчалась. Пока. И давай, занимайся.

Через десять минут она вбежала в бистро «На уголке». Остановившись в дверях, осмотрела зал. За столиками, расставленными вдоль окон в длинном зале, сидели по двое, по трое и четверо. Ни за одним она не заметила мужчины, сидевшего в одиночестве. Она перевела взгляд на затылки мужчин, расположившихся у стойки бара.

Ее заметил бармен и махнул ей рукой.

— Стеф, вас кто-то ждет в задней комнате, — проскрипел он, указывая на дверь. — Последний столик слева.

Она улыбнулась.

— Спасибо, Джер.

Стефани направилась во второй зал. Очевидно, Алан Пепперберг считал, что осмотрительность является важнейшей составляющей доблести. Либо он пришел задолго до назначенного времени, либо применил какую-нибудь хитрость, чтобы заполучить самое уединенное место во всем бистро.

Он сидел за столиком, отгороженным от остального помещения перегородкой из черной крашеной фанеры, отвернувшись от зала и глядя в давно не мытое окно, выходившее на Джейн-стрит. Рядом с ним стоял стакан с каким-то напитком.

— Мистер Пепперберг? — спросила Стефани, подходя к нему сзади.

Вздрогнув, он обернулся. Затем, не выпуская из пальцев сигарету и опершись руками о стол, он неловко привстал.

Стефани, с ее наметанным журналистским глазом, было достаточно одной секунды, чтобы оценить его. Он был значительно моложе, чем она ожидала, — двадцать с небольшим. Худой, с чуть безумным взглядом пронзительных голубых глаз, с большим адамовым яблоком. Типичный житель центра. Шесть золотых бусинок в ушах плюс в левом ухе серьга в виде меча. Но одет он был прилично, одежда не выглядела потрепанной. Да, она ожидала увидеть совершенно другого человека. В нем определенно чувствовалась творческая жилка — это ей было абсолютно ясно, как и то, что этот вид панка был результатом целенаправленных усилий.