Мятежная - Рот Вероника - Страница 12

– Брось оружие, – спокойно говорит Тобиас, наставляя на нее револьвер. – Я очень хорошостреляю, в отличие от тебя.

Я пару раз моргаю, чтобы перед глазами не плыло. Питер глядит на меня. Я только что спасла ему жизнь. Он не благодарит меня, а я не показываю, что его узнала.

Женщина-эрудит бросает пистолет. Питер и я быстро добираемся до двери. Тобиас идет следом, пятясь и держа на прицеле женщину-эрудита. Переступив порог, он мгновенно захлопывает дверь.

И мы бежим.

Летим сломя голову по центральному проходу сада, едва дыша. Вечерний воздух тяжелый, как одеяло, и пахнет дождем. Вслед нам звучат крики. Хлопают двери машин. Я несусь так, как не бегала никогда в жизни, будто дышу адреналином, а не воздухом. Вслед мне несется жужжание моторов. Тобиас хватает меня за руку.

Мы врезаемся в кукурузное поле, вытянувшись в линию. И тут машины настигают нас. Фары светят между высоких стеблей, подсвечивая листья и початки.

– Рассредоточиться! – кричит кто-то. Голос похож на голос Маркуса.

Мы разбегаемся в стороны и летим через поле, как брызги воды. Я хватаю за руку Калеба. Позади судорожно дышит Сьюзан.

Мы натыкаемся на стебли, тяжелые листья режут мне руки и щеки. Тобиас – впереди. Я гляжу на его лопатки. Потом слышу глухой удар и крик. Крики повсюду, слева, справа. Выстрелы. Альтруисты гибнут, снова гибнут, точно так же, как тогда, когда мне пришлось делать вид, что я под воздействием симуляции. А я бегу – и только.

Наконец мы добираемся до ограды. Тобиас бежит вдоль, толкая ее рукой, пока не находит дырку. Отводит в сторону звенья сетки. Я, Калеб и Сьюзан пролезаем внутрь. Я оглядываюсь на кукурузное поле. Вдалеке светят фары машин. Но я ничего не слышу.

– Где остальные? – шепотом спрашивает Сьюзан.

– Погибли, – отвечаю я.

Сьюзан всхлипывает. Тобиас грубо притягивает меня к себе и идет вперед. Лицо горит от неглубоких порезов, но глаза сухие. Смерть альтруистов – дополнительный груз, который я опять не смогу сбросить со своих плеч.

Мы держимся подальше от грунтовой дороги, по которой эрудиты и лихачи приехали в район Товарищества. Идем вдоль железных путей, ведущих в глубь города. Здесь спрятаться негде, нет ни деревьев, ни домов, но это уже не важно. Эрудиты не смогут проехать на машинах сквозь ограду, и на то, чтобы добраться до ворот, у них уйдет некоторое время.

– Мне надо… остановиться… – говорит Сьюзан, откуда-то из темноты позади меня.

Мы останавливаемся, и она падает на землю, рыдая. Калеб садится на корточки рядом с ней. Тобиас и я глядим в сторону города. Он сверкает огнями, ведь еще нет и полуночи. Я хочу ощутить хоть что-нибудь. Страх, гнев, печаль. Но внутри меня пустота. Я чувствую только одно – надо идти дальше.

Тобиас поворачивается ко мне.

– Что это было, Трис? – спрашивает он.

– Что? – переспрашиваю я, стыдясь той слабости, которая звучит в моем голосе. Не знаю, имеет ли он в виду Питера или нечто другое.

– Ты остолбенела! Тебя хотели убить, а ты просто сидела!

Он срывается на крик.

– Я думал, могу положиться на тебя, по крайней мере, когда речь идет о спасении твоей жизни!

– Эй, дай ей прийти в себя, ладно! – восклицает Калеб.

– Нет, – отвечает Тобиас, глядя на меня. – Ей не надо этого делать. – В чем дело? – спрашивает он уже мягче.

Он все еще считает меня сильной. Достаточно сильной, чтобы не нуждаться в его сострадании. Раньше я считала, что он прав, но теперь уже не уверена. Я прочищаю горло.

– Я запаниковала, – отвечаю я. – Больше такого не повторится.

Он приподнимает бровь.

– Не повторится, – повторяю я громче.

– О’кей, – без особой уверенности соглашается он. – Нам надо найти безопасное место. Они перегруппируются и начнут искать нас.

– Ты думаешь, мы их настолько интересуем? – спрашиваю я.

– Мы – да, – отвечает он. – Вероятно, мы единственные, кого они искали, не считая Маркуса, который скорее всего погиб.

Даже не знаю, какие эмоции он хотел вложить в эти слова. Возможно, он мог произнести их с облегчением, поскольку Маркус, его отец и ужас детства, наконец-то оставил Тобиаса. С болью и печалью потому, что убили отца, а утрата и грусть не всегда логичны. Но он произносит все, как простой факт, будто говорит, куда нам дальше идти, или уточняет, который час.

– Тобиас… – начинаю я, но замолкаю.

– Пора, – напоминает он, оборачиваясь.

Калеб поднимает Сьюзан на ноги. Она может брести, только опираясь на его руку.

До сих пор я не понимала, чему научила меня инициация у лихачей. Очень важному. Как не останавливаться.

Глава 8

Мы решаем передвигаться по городу вдоль железнодорожных линий, поскольку все мы не слишком хорошо в нем ориентируемся. Я шагаю от стрелки к стрелке, Тобиас идет по рельсе, балансируя и лишь изредка пошатываясь, Калеб и Сьюзан плетутся сзади. Я вздрагиваю от любого непривычного шума, напрягаясь, пока не осознаю, что это либо ветер, либо скрип ботинок Тобиаса. Хорошо бы бежать, но мне уже повезло, что мои ноги способны хотя бы идти.

Внезапно я слышу тихий гул.

Я наклоняюсь, прикладываю ладони к рельсам и закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на ощущении от металла. Вибрация проникает сквозь мое тело, будто тихий вздох. Глянув промеж коленок Сьюзан вдаль, я не вижу фары локомотива, но это ничего не значит. Бывает, поезд идет без сигналов и с потушенными фарами.

Вижу отблеск корпуса небольшого локомотива, он далеко, но быстро приближается.

– Он едет, – произношу я. С трудом встаю, опираясь руками о колени, ведь мне очень хочется отдохнуть. – Думаю, надо сесть на него.

– Даже если им управляют эрудиты? – спрашивает Калеб.

– Если бы эрудиты водили поезда, они бы приехали на нем в район Товарищества, когда взялись нас искать, – говорит Тобиас. – Думаю, стоит рискнуть. В городе мы сможем спрятаться. А тут мы просто ждем, когда они нас обнаружат.

Мы отходим от путей. Калеб начинает подробно объяснять Сьюзан, как запрыгивать в едущий поезд, так подробно, как может делать лишь бывший эрудит. Я гляжу на приближающийся локомотив. Прислушиваюсь к ритмичному перестуку колес на стыках рельс, шелесту, когда они катятся по гладкой поверхности.

Когда первый вагон проезжает мимо меня, я начинаю бежать. Не обращаю внимания на жжение в ногах. Калеб помогает Сьюзан забраться в средний вагон, а затем запрыгивает сам. Я делаю резкий вдох и выбрасываю мое тело вправо, плюхаясь на пол вагона. Мои ноги свисают наружу. Калеб хватает меня за левую руку и втаскивает внутрь. Тобиас, как обычно, запрыгивает в вагон, хватаясь за ручку и делая полуоборот вокруг нее.

Я поднимаю взгляд, и мое дыхание замирает.

В темноте блестят глаза. Внутри сидят темные фигуры, и их больше, чем нас.

Бесфракционники.

Ветер свистит, несясь сквозь вагон. Все резко встают. Каждый вооружен, кроме меня и Сьюзан, у которой револьвера и не было. Мужчина-бесфракционник с повязкой на глазу наставляет пистолет на Тобиаса. Интересно, откуда он его взял.

Рядом с ним женщина-бесфракционник, постарше, с ножом в руке. Таким, каким я обычно режу хлеб. Кто-то другой позади держит в руках большую доску с торчащим гвоздем.

– Еще ни разу не видела людей из Товарищества при оружии, – говорит женщина с ножом.

Мужчина-бесфракционник с пистолетом выглядит как-то знакомо. На нем потрепанная одежда разных цветов – черная футболка, поверх нее – драная куртка альтруиста, синие джинсы с красной строчкой и коричневые ботинки. На них цвета всех фракций – черные брюки Правдолюбия с черной футболкой Лихачества, а сверху – желтые костюмы с синими свитерами. По большей части, одежда рваная и запачканная, но не вся. Недавно украденная, предполагаю я.

– Они не из Товарищества, – заявляет мужчина с пистолетом. – Лихачи.

И тут я узнаю его. Это Эдвард, парень, проходивший инициацию вместе со мной, который был вынужден уйти из Лихачества после того, как Питер ударил его ножом для масла. Вот почему у него повязка на глазу.