Доктор Данилов в тюремной больнице - Шляхов Андрей Левонович - Страница 17

А ведь я не какой-нибудь Задрищенский педагогический окончила или «Шолоховку», а психфак МГУ, самую что ни на есть элитарную кузницу отечественных психологических кадров. Перспективы после получения диплома открывались самые многообещающие, аж дух захватывало…

Но тяжело заболела мама, и мне пришлось срочно возвращаться в Тверь, чтобы быть рядом. Тверь — не Москва, и перспективы в ней совершенно иные, причем на каждое более-менее приличное место претендует десяток желающих, и берут в основном своих, а не хрен знает кого.

Вот и пришлось мне с моим «золотым» дипломом работать психологом в центре психологической помощи подросткам. Мизерная зарплата, дурацкая работа, постоянные нервотрепки и отвратительное отношение со стороны руководства. Капранов, конечно, тоже не сахар, но он вменяемый. Прежняя начальница, Полина Федоровна, была настоящим цербером. Тиранила нас всех с удовольствием, если кого до слез не доведет, то жизнь прошла зря. От нее и из-за такой зарплаты не то что сюда, к черту в пекло уйти можно, лишь бы подальше.

И попала-то я в уголовно-исполнительную систему совершенно случайно, по объявлению. Увидела по телевизору и решила попробовать, вдруг получится. Взяли с огромной радостью, аттестовали, уже до старшего лейтенанта внутренней службы дослужилась, теоретически могу до майора дойти, а там уже пенсия и работа на гражданке. На свободе пенитенциарные психологи ценятся, правда, не везде. В отделе персонала какого-нибудь гипермаркета мы не нужны, а в банк, например, берут с удовольствием.

Правда, до этого еще дожить надо, как в переносном, так и в прямом смыслах. Наша работа, несмотря на все меры предосторожности, опасна, недаром нам месяц службы засчитывается за полтора. Недавно в Тульской области капитана-психолога четверо осужденных взяли в заложники прямо во время группового психокоррекционного занятия. Приставили к горлу заточки — не рыпнешься. Требовали беспрепятственного выхода из колонии, транспорт, деньги, наркоту, ну, в общем, все, что в подобных случаях хотят. Заодно и изнасиловали ее по очереди, не без этого. Еще повезло, что отбили живой, а не мертвой, а ведь и зарезать могли. Это же какой стресс, до конца жизни не выкарабкаешься!

С мужским спецконтингентом женщине работать труднее, чем с женским. Но на женских зонах и начальство такое же. Давно доказано, что женщине всегда удобнее работать под мужиками — не так сильно гнобят. Предлагали мне в Вышний Волочок на женскую зону перейти, причем на исполнение обязанностей начальницы психологической лаборатории с последующим назначением. Я подумала и отказалась, решила, что лучше останусь на старом месте. К тому же здесь можно какие-то надежды на личное счастье питать: Света Фроликова дважды замуж выходила за товарищей по службе, а в женской колонии о личном счастье лучше сразу забыть, чтобы душа не болела. Куда бы я с удовольствием перешла — в Тверь, в колонию № 1, до которой от дома рукой подать, но там вакантных мест нет: центровое учреждение нашей области, образцово-показательное.

В целом ничего, работать можно, только бы мешали поменьше. Недавно сверху спустили очередной приказ. Рост чрезвычайных происшествий с участием сотрудников, видите ли, свидетельствует о недостаточности профилактических мер. Как не дрючат и не скрывают, но ежегодно виден значительный рост. Выводов из этого факта много, но делается самый простой — виноваты психологи. Поверхностно оценивают кандидатов, недостаточно эффективно работают с сотрудниками, и потому надо усиливать, организовывать, повышать… Хорошо, что только на бумаге, а то в жизни на все это времени не хватает.

К счастью, что у нас в колонии нет лиц, прибывших из мест боевых действий, ведь с ними надо отдельную психопрофилактическую работу проводить. О каком вообще повышении уровня самоконтроля и эмоциональной устойчивости личного состава, выработке навыков бесконфликтного поведения можно говорить, когда в промежутках между службой народ только пьет?

Я их прекрасно понимаю, по такой жизни и саму тянет иногда перед сном коньячку выпить, чтобы спалось лучше. Я прихожу домой издерганная, вся на нервах, иногда думаю: «Хорошо, что мамы уже нет, а то бы испереживалась, на меня глядя».

Мама уже четвертый год как умерла, ничто меня в Твери не держит, а увязла и все, приработалась, стала настоящим пенитенциарным психологом. А что, со мной все считаются, даже Капранов. Понимает, что другой такой рабочей лошадки, которая будет тянуть на себе все, днем с огнем не сыщет. Поэтому он и премиями не обижает, и в отпуск я ухожу, когда мне надо, и Почетной грамотой наградили за третье место на Всероссийском конкурсе психологических лабораторий. Теперь есть, что дома на стенку повесить: смотрите, вот какая я умная. Действительно, неглупая, потому что выбрала актуальную тему: «Организация работы с осужденными за преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности», грамотно ее расписала.

На следующий год Капранов должен уйти на повышение (обождался весь, бедолажка, третий год обещают, но не делают), тогда я стану начальницей лаборатории. Гаврилыч мне об этом прямо сказал, без обиняков.

Ненавижу, когда нас ставят на одну доску с социальной службой! Вот уж совершенно бесполезная структура, заточенная, главным образом, на контроль трудового стажа осужденных, составление графика отпусков и начисления выплат на пенсионное страхование. Кому из осужденных это надо, я не знаю.

Обиднее всего, когда встречаешь непонимание со стороны сотрудников. На понимание спецконтингента рассчитывать не приходится, для них все мы — враги. Но когда тебя считают бесполезной бездельницей представители других служб, больно ранит. Недавно опер Гарибов пошутил при мне насчет того, что если нашу службу ликвидируют, то от этого всем остальным станет легче работать. А старший опер Кареткин сказал: «Ты что, Артурик, никто и не заметит, что „психов“ не стало!» И заржал довольно. Ну, разве не скоты, а? Гарибов еще ладно, имеет право: он ко мне несколько раз подкатывался, я ему давала от ворот поворот, два последних раза не самым деликатным образом. Но Кареткин-то чего влез?! Неужели забыл, сколько раз я по его просьбе вытягивала из осужденных нужную информацию? С психологом большая часть спецконтингента держится не столь настороженно, как с операми. Если правильно построить диалог, то можно узнать многое. Сволочь он, Кареткин, недаром от него жена не просто ушла, а сбежала в Москву с каким-то предпринимателем. Теперь небось живет в свое удовольствие, как сыр в масле катается… Даже если не как сыр в масле, то все равно лучше, чем с этим солдафоном горе мыкать. Ничего, пусть когда-нибудь еще попробует попросить о чем-то. У меня память хорошая.

Иногда, когда родной универ вспоминаю, особенно последние курсы, просто выть хочется. Такие планы и запросы были… И все казалось таким близким и возможным.

Я как-то зарегистрировалась в «Одноклассниках», нашла некоторых наших девчонок — кто в крупном холдинге отделом персонала руководит, кто на кафедре защитился и докторскую пишет, кто за американца замуж вышел…

А я работаю на зоне возле никому не известного поселка, меня раз-два в неделю шмонают на вахте, проверяя, не проношу ли я чего-то запрещенного, никто не воспринимает всерьез — ни начальство, ни сотрудники, ни спецконтингент. Я даже кошку не хочу заводить, потому что очень тяжело переживала смерть мамы, не хочу и боюсь привязываться к кому-то. Чистейшей воды филофобия, одно из множества проявлений инстинкта самосохранения. И ведь даже к психологу сходить нельзя, потому что заранее известно, что не поможет. Сапожнику полагается быть без сапог, а психологу — носить в себе свои проблемы и никому их не показывать.

В детстве я мечтала стать модельером, придумывать красивые наряды, хотела, чтобы все мной восхищались. Это же, наверное, так здорово, когда все тобой восхищаются, а кто-то даже завидует. Принято считать, что потребность в одобрении легко удовлетворяется. Некоторым 1–2 комплиментов хватает на несколько дней. Это действительно так, при условии, что они делаются искренне. А жадными взглядами спецконтингента данную потребность не удовлетворить, ведь в их положении любая женщина желанна только потому, что она — женщина, существо другого пола.