Жестокое и странное - Корнуэлл Патрисия - Страница 34

– Да. Вы знаете, что в этом случае происходит, и вы бы узнали, если бы услышали. Тот тип, что звонил вам в офис, никак не мог быть Джоном Дейтоном. Это был кто-то другой, и у него были свои причины разузнать у вас результаты вскрытия Дженнифер Дейтон. Ему было известно имя. Ему было известно, что звонок мог быть из Колумбии, из Южной Каролины. Но он не знал о проблемах Джона Дейтона со здоровьем, не знал, что его голос должен был звучать несколько механически.

– Трэверс знает, что его бывшую жену убили? – спросила я.

– Я сказал ему, что медицинская экспертиза еще не дала заключения.

– А когда она умерла, он был во Флориде?

– По его утверждениям, да. Я бы хотел знать, где находился ваш приятель Николас Грумэн, когда она умерла.

– Приятелем мне он никогда не был, – заметила я. – С какого бока вы собираетесь к нему подобраться?

– Пока ни с какого. С такими, как Грумэн, ошибаются только один раз. Сколько ему?

– Где-то в районе шестидесяти, – ответила я.

– Он здоровый мужик?

– Я не видела его со времени своей учебы в юридическом колледже. – Я встала, чтобы поправить поленья в камине. – В те времена Грумэна можно было назвать худощавым. А роста, я бы сказала он был среднего.

Марино промолчал.

– Дженнифер Дейтон весила шестьдесят семь килограммов, – напомнила я ему. – Судя по всему, убийца, задушив ее, перенес тело в машину.

– Хорошо. Возможно, у Грумэна была подмога. Хотите набросок сценария? Например, такой. Грумэн представлял Ронни Уоддела, который был далеко не хрупок. А, может быть, нам следует говорить «есть» вместо «был»? Отпечаток Уоддела найден в доме Дженнифер Дейтон. Грумэн вполне мог навестить ее и не один.

Я смотрела на огонь.

– Кстати, дома у Дженнифер Дейтон я так и не нашел ничего, откуда могло бы взяться то перышко, о котором вы говорили, – добавил он. – Вы ведь просили меня поискать.

И тут засигналил его маленький приемник. Сорвав его с ремня, он прищурился и посмотрел на экранчик.

– Проклятье, – воскликнул он, направляясь на кухню к телефону.

– В чем де... Что? – донесся до меня его голос. – О Боже. Ты уверен? – Последовала короткая пауза. Когда он вновь заговорил, в его голосе чувствовалось напряжение: – Не волнуйся. Я стою в четырех метрах от нее.

На перекрестке Уэст-Кэри и Уиндзор-Уэй Марино проскочил на красный свет. На приборной панели белого «форда-лтд» мигали многочисленные огоньки. Я представляла Сьюзан, сидевшую, поджав ноги, в кресле, кутавшуюся в махровый халат, чтобы согреться от озноба, причиной которого был не холод. Я вспомнила изменчивое выражение ее лица, ее глаза, что-то таившие от меня.

Меня охватила дрожь, и я никак не могла прийти в себя. Сердце билось так сильно, что, казалось, я ощущала его в горле. Полиция обнаружила машину Сьюзан в переулке неподалеку от Стробери-стрит. Ее труп находился на сиденье водителя. Было неизвестно, что она делала в этом районе города, и что стало причиной убийства.

– Что еще она говорила во время вашей вчерашней беседы? – спросил Марино.

Я не могла вспомнить ничего существенного.

– Она была в напряжении, – сказала я. – Что-то тревожило ее.

– Что? Есть какие-нибудь предположения?

– Не знаю что.

Дрожащими руками я открыла свой медицинский чемоданчик и вновь проверила его содержимое. Фотоаппарат, перчатки и все остальное было на месте. Я вспомнила, как Сьюзан как-то сказала, что, если кому-то вздумается похитить или изнасиловать ее, ему прежде придется ее убить.

Довольно часто мы оставались с ней на работе вдвоем, чтобы все убрать и разобраться с писаниной. Мы не раз делились друг с другом своими мыслями о всяких женских проблемах, о любви к мужчинам и о том, каково чувствовать себя матерью. Как-то раз мы заговорили о смерти, и Сьюзан призналась, что боится ее.

– Нет, я не про преисподнюю, и не про муки адовы, о чем говорит отец, я боюсь не этого, – уверенно говорила она. – Я просто боюсь, что всё вдруг оказывается где-то.

– Не всё, – сказала я.

– Откуда вы знаете?

– Что-то уходит. Стоит посмотреть на их лица – и становится понятно. Уходит энергия. Душа не умирает. Умирает только тело.

– Но откуда вы знаете? – вновь спросила она. Сбавляя газ, Марино свернул на Стробери-стрит. Я взглянула в боковое зеркальце. За нами еще одна полицейская машина, мигавшая красным и синим. Мы проехали мимо ресторанов и маленького продуктового магазина. Все было закрыто, и немногочисленные машины сворачивали, давая нам проехать. Возле кафе «Стробери-стрит» вдоль узкой улицы стояла вереница полицейских патрульных машин, и въезд в переулок был перекрыт «скорой помощью». Чуть поодаль стояли два фургона телевидения. Репортеры шныряли вдоль огороженного желтой лентой участка. Как только Марино остановил машину, мы почти одновременно открыли дверцы. В тот же момент телекамеры повернулись к нам.

Я смотрела, куда шел Марино, и следовала прямо за ним. Щелкали фотоаппараты, жужжали камеры, тянулись микрофоны. Марино продолжал идти широкими шагами, не останавливаясь и никому не отвечая. Я отворачивала лицо. Обогнув «скорую помощь», мы поднырнули под ленту. Старая красная «тойота» стояла вдоль узкой полоски, мощенной булыжником и засыпанной грязным рыхлым снегом. Уродливые кирпичные стены со всех сторон преграждали путь косым лучам низкого солнца. Полицейские делали фотоснимки, разговаривали и осматривались вокруг. В воздухе витал запах помоев.

Я отдаленно припомнила, что молодой, похожий на латиноамериканца офицер, говоривший по рации, был мне знаком. Том Люцеро, глядя на нас, пробубнил что-то в рацию и закончил прием. С того места, где я стояла, в открытой дверце «тойоты» со стороны водителя мне были видны лишь бедро и рука. Я вздрогнула от ужаса, узнав черное шерстяное пальто, позолоченное обручальное кольцо и черные пластмассовые часы. Между лобовым стеклом и панелью управления торчала ее красная карточка судмедэксперта.

– Судя по номеру, машина принадлежит Джейсону Стори. Думаю, это ее муж, – сказал Люцеро Марино. – Ее удостоверение личности у нее в кошельке. На водительских правах имя Сьюзан Доусон Стори, двадцать восемь лет, белая.

– Деньги?

– Одиннадцать долларов и пара кредитных карточек. Пока нет никаких признаков ограбления. Вы узнаете ее?

Марино подался вперед, чтобы лучше рассмотреть. На скулах обозначились желваки.

– Да. Я ее узнаю. Машина вот так и была обнаружена?

– Мы открыли дверь водителя. Вот и все, – сказал Люцеро, запихивая рацию в карман.

– Двигатель был выключен и двери не заперты?

– Да. Как я уже говорил вам по телефону, Фриц заметил машину во время своего патрулирования. Где-то около пятнадцати ноль-ноль, и он обратил внимание на знак судмедэксперта за лобовым стеклом. – Он посмотрел на меня. – Если вы обойдете машину и заглянете внутрь с другой стороны, то увидите кровь возле ее правого уха. Кто-то чисто поработал.

Отойдя назад, Марино осмотрел снег.

– Похоже, со следами у нас ничего не получится.

– Это точно. Тает, как мороженое. Уже было так, когда мы приехали.

– Никаких гильз?

– Ничего.

– Ее близкие знают о случившемся?

– Еще нет. Я подумал, что вы сами захотите это сделать, – сказал Люцеро.

– Позаботься о том, чтобы раньше ее близких никто не узнал, ни кто она, ни что она. Боже мой. – Марино повернулся ко мне. – Вы что-нибудь хотите здесь сделать?

– Я не хочу ничего трогать в машине, – тихо сказала я, оглядываясь и вынимая свой фотоаппарат. Я была на взводе и ясно мыслила, но мои руки продолжали дрожать. – Мне нужно только на минутку взглянуть, а потом давайте переложим ее на носилки.

– Док может осмотреть? – спросил Марино у Люцеро.

– У нас все готово.

Сьюзан была одета в потертые синие джинсы и изрядно поношенные шнурованные ботинки, ее черное шерстяное пальто было застегнуто до самого подбородка. У меня сжалось сердце, когда я заметила торчавший у нее из-под воротника красный шелковый шарфик. На ней были темные очки, она сидела на месте водителя, откинувшись назад, словно устроилась поудобнее и задремала. На светло-серой обивке сиденья за ее шеей было красноватое пятно. Зайдя с другой стороны машины, я увидела кровь, о которой говорил Люцеро. Я уже начала делать фотографии, потом отвлеклась и, наклонившись поближе к ее лицу, ощутила слабый запах мужского одеколона. Я обратила внимание на то, что ее ремень был отстегнут.