Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв. - Автор неизвестен - Страница 47

— Пощадите, будьте милосердны! Не убивайте меня! Велите уплатить деньги — дам денег, хотите риса — дам рис, велите отдать жену — отдам и ее. Только не лишайте меня жизни!

Тогда мужланы напоследок еще раз-другой сдавили палками ноги Нольбу и сказали:

— Так вот, мерзавец, слушай! Мы идем любоваться видами Кымгансана и нуждаемся в деньгах на дорогу. Выкладывай не мешкая пять тысяч лянов. Не то мы тотчас прикончим тебя!

Онемевший от страха Нольбу отдал мужланам деньги, и ватага тут же исчезла.

После перенесенных пыток Нольбу не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Однако он по-прежнему не оставлял своих пустых надежд. Уверенный в том, что теперь его безусловно ждет удача, Нольбу на четвереньках взобрался на горушку, извлек из зарослей еще одну тыкву и убедил Заячью Губу распилить ее.

Крак! — тыква распалась на две половинки, и из нее валом повалили слепцы со всех восьми провинций. Постукивая палками и устрашающе сверкая белками глаз, слепцы кричали:

— Теперь-то, негодяй, ты от нас никуда не скроешься — ни на крыльях, ни ползком. В поисках тебя мы обошли всю округу, были в Мугедоне и Сангедоне, не пропустили ни одного дома в окрестных селах. А ты, оказывается, вон где! Сейчас мы тебе покажем свою сноровку!

И слепцы, размахивая посохами, двинулись на Нольбу.

Нольбу без памяти кинулся бежать, но слепцы — а ясновидцы проворней зрячих! — в один миг сцапали его. Поняв, что ему не спрятаться от слепцов, Нольбу взмолился:

— Чем прогневал я вас, почтенные слепцы? Умоляю, не губите меня! Исполню все, что только прикажете.

Но тут слепцы оставили Нольбу и под рокот своих барабанов стали читать молитву:

— «Тысячерукая и Тысячеокая Авалокитешвара бодисатва, благостная и любвеобильная, чудесная и вечная, великая и совершенная, милосердная сострадательница! Южный огненный царь, Западный золотой царь, Северный водяной царь! Владыка звезд, дух Таи! Вас заклинаем: ниспошлите погибель негодяю Нольбу! Молим, да исполнится это!»

Помолившись, слепцы снова бросились на Нольбу и принялись колотить его палками, словно собаку, предназначенную на убой.

Некоторое время Нольбу крепился, но скоро ему стало невмочь. Отдал он слепцам пять тысяч лянов и подумал:

«Денег в доме не осталось ни гроша. Все состояние пустил на ветер! Как мне теперь жить — не знаю. Но «начато — кончай», а еще говорят так: «Сладкое за горьким». Не может быть того, чтобы мне не повезло в конце концов!»

С этими мыслями Нольбу снова отправился на горушку и, отыскав среди густых плетей другую тыкву, сказал Заячьей Губе:

— Смотри, какая белая и славная на вид эта тыква. Должно быть, битком набита драгоценностями. То-то на славу ты заживешь, когда мы завладеем ими. Ну, берись смелее за пилу! Посмотрим, что там такое.

И Нольбу приставил пилу к тыкве.

Немного попилив, Нольбу и Заячья Губа осторожно приложились ухом к тыкве и прислушались — оттуда, словно раскаты грома, неслись возгласы: «Фэй! Фэй!»

Испуганный Нольбу понял, что его опять ожидает какая-то беда, и, положив потихоньку пилу, попятился от тыквы. Заячья Губа тоже шарахнулся в сторону и уже собрался дать тягу, как вдруг из тыквы кто-то рявкнул сердито:

— Чего вы там копаетесь? Почему бросили пилить? Мне страшно неудобно сидеть в тыкве, нет сил терпеть. Пилите же скорее!

Дрожа от страха, Нольбу проговорил:

— Вы только что изволили упомянуть о каком-то «фэй». Не откажите в милости, растолкуйте, что это значит.

В ответ из тыквы донеслось:

— Фэй, фэй, скотина!

— Вот вы все говорите «фэй», — продолжал Нольбу. — Хотелось бы узнать, прежде чем допиливать тыкву, кого вы имеете в виду: наложницу ли танского государя Ян-гуйфэй или кого-нибудь другого.

На это из тыквы последовал ответ:

— Нет, я говорю о себе. Я командую лестницей — Чжан Фэй по прозвищу Идэ, уроженец Янь, побратим дядюшки Лю, потомка правящего дома Хань. И если ты сейчас же не распилишь тыкву, я не ручаюсь за твое благополучие.

Нольбу при имени Чжан Фэя в трепете повалился наземь и потихоньку запричитал:

— Ай-яй, Заячья Губа! Что же нам теперь делать? Денег-то ведь уже нет. Видно, пришел нам с тобой конец.

Заячья Губа отвечал ему с ядовитой усмешкой:

— Ты-то, положим, сдохнешь поделом. А мне за какие грехи помирать? Ляпнешь в другой раз этакое, я тебя первый отправлю на тот свет!

— Ну, ты оставь свои шуточки! — рассердился Нольбу. — Давай-ка лучше допилим тыкву да посмотрим, чем все это кончится.

И он нехотя взялся за пилу.

Взвизгнула в последний раз пила, и в ту же минуту из тыквы проворно выскочил полководец. На черном, будто облитом тушью, лице полководца остро выпячивался вперед тонкий подбородок и свирепо поблескивали огромные глаза, над головой возвышалось длинное копье с наконечником в виде восьми змей.

— Негодяй Нольбу! — зычным голосом закричал полководец. — С тех пор как ты явился на свет, ты ни разу не выказал почтения к родителям, с братом не дружишь, с родичами в ссоре. Грехов у тебя, что волос на голове. Могло ли Небо остаться равнодушным к этому? Верховный Нефритовый владыка повелел мне разорвать тебя на десять тысяч частей, дабы тем самым искупить твои неисчислимые грехи. За этим я и прибыл сюда. Ну, а теперь крепись!

Молвив это, полководец своею мягкою, но сильною рукой схватил Нольбу и стал его подбрасывать и вертеть, словно пустую тарелку.

Нольбу от страха лишился чувств, а придя в себя, заплакал и стал умолять о пощаде.

Тогда полководец сжалился и, отпустив Нольбу, так сказал ему:

— Ты, вне всяких сомнений, стоишь того, чтобы тебя разорвали на десять тысяч частей. Однако, поразмыслив, я пришел к выводу, что тебя можно простить. Не смей отныне обижать своего доброго брата, живи с ним в мире.

И тут же исчез.

А Нольбу, не успев даже как следует опомниться от учиненной ему встряски, побежал на гору: там еще оставались две тыквы. Притащив одну из них, Нольбу принялся уговаривать Заячью Губу:

— Посочувствуй мне хоть ты, Заячья Губа! Хотел я стать обладателем сокровищ, а вместо этого потерял все свое добро и оказался нищим. Неужели все тыквы такие? Сдается мне, что на этот раз нам наконец повезет. Давай-ка без лишних слов примемся за дело.

Заячья Губа не стал ему перечить и снова взялся за пилу.

— Что до сокровищ, пусть их будет побольше. Не дай лишь бог наложницу вроде той, что явилась Хынбу, — вставила стоявшая неподалеку жена Нольбу.

— Экое же ты созданье! — рассердился Нольбу. — Вот ведь уже нищая, у которой ничего нет за душой, а туда же — ревновать! Поди прочь, лукавая баба!

Вжик-вжик! — взад-вперед ходит пила.

Спустя некоторое время Нольбу прижался ухом к тыкве и послушал: на этот раз оттуда не доносилось ни звука.

— Тыкву уже почти что распилили, а ничего не слышно! Верно, из этой тыквы будет толк, — сказал Заячьей Губе обрадованный Нольбу и стал торопливо водить пилой.

Но когда они распилили тыкву, то оказалось, что в ней ничего нет. Тыква была совершенно пуста!

Нольбу это несказанно обрадовало, а Заячья Губа подумал: «Тут что-то не так. Сколько уж тыкв распилили, и в каждой непременно была какая-нибудь пакость. Почему же эта тыква не похожа на остальные?»

И, отойдя за угол будто бы за нуждой, он со всех ног пустился наутек.