Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв. - Автор неизвестен - Страница 20

Она раздвинула двери и вышла к ним.

— О, стражники! Проходите, пожалуйста! Вот уж не ждала вас! Должно быть, устали, пока ехали с новым правителем? А как они изволят здравствовать? Не случалось ли вам побывать в доме нашего старого правителя в столице, нет ли мне письмеца от молодого господина? Я прежде все за ним ухаживала, даже глаза и уши были заняты. Господин-то ведь был не простой, вот я и не зналась с вами. Но что уж, у меня сердца нет? Заходите, пожалуйста, заходите!

Стражники Ли и Ким и другие, взявшись за руки, уселись в комнате.

— Принеси-ка столик с вином и закусками! — велела она Сандан.

Напоив их допьяна, Чхунхян открыла дверцу шкафика и дала им денег — пять лян.

— Ну, а теперь идите! Вина выпили и ступайте себе, да лишнего не болтайте!

Стражники захмелели.

— Да деньги нам вроде ни к чему. Ты думаешь, мы пришли к тебе за деньгами? Забери-ка их!

— Ким, да ты возьми!

— Не положено... Правда, нас тут много...

Он забрал деньги обратно, и только они ушли, как появилась старшая кисэн и ударила в ладоши.

— Послушай-ка, Чхунхян! Такая преданность, как у тебя, и у меня есть, такие добродетели, как у тебя, и у меня есть. Неужели ты одна можешь быть преданной? Неужели ты одна можешь быть добродетельной? Скажи на милость — верная жена, добродетельная жена! Из-за тебя, маленькой негодницы, такой переполох! Все — от важных чиновников до слуг в управе — могут попасть в беду. Быстро собирайся, пошли!

Чхунхян ничего не оставалось делать, как выйти за ворота.

— Ах, тетушка, тетушка! Не надо так со мной! Неужто вам всегда, во всех жизнях, быть кисэн, а мне — Чхунхян? Как говорится:

Вот и мы — умрем один раз, а не два! Еле передвигая ноги, вошла она в управу.

— Чхунхян ждет ваших повелений!

Правитель взглянул на нее и обрадовался.

— О, ты действительно благоухание весны! Взойди на площадку!

Чхунхян поднялась в зал и скромно присела. Правитель был восхищен.

— Пусть придет сюда казначей! Тот вошел.

— Посмотри-ка, это и есть Чхунхян! — радостно воскликнул правитель,

— Ха! Девчонка и на самом деле очень хороша! Просто прелесть! Вы, господин, еще когда в столице жили, все изволили говорить: «Чхунхян, Чхунхян... Вот бы хоть раз на нее взглянуть!»

— Ты, пожалуй, будешь у нас сватом, — улыбнулся правитель.

Тот помолчал, а потом сказал:

— Господин не должен был звать к себе Чхунхян. Надо было сначала послать сваху и попробовать все это сделать через нее, так было бы лучше. А то получилось немного неловко. Но раз уж позвали, придется сыграть свадьбу!

Правитель, довольный, приказал Чхунхян:

— Отныне следи за своей красотой, будешь моей наложницей!

— Ваше повеление привело меня в трепет, но я хочу служить только одному мужу и не могу выполнить ваше приказание.

— Красавица, красавица! Какая женщина! — с улыбкой говорит правитель. — Ты поистине добродетельна! Как хороша твоя верность! Конечно, ты права, но молодой Ли — сын большого сановника, он стал зятем в знатной семье, неужто он вспомнит о тебе — как говорится, иве и розе при дороге, которую он одарил любовью на одно мгновение? Ты поистине преданная женщина, и добродетель твоя совершенна, но красота поблекнет, и седые волосы уже не уложишь в прическу. Будешь вздыхать о том, что

Станешь жалкой, несчастной. Зачем же так поступать? Как бы ты ни хранила свою верность, все равно никто не назовет тебя образцовой женщиной! Оставь все это и подумай, что правильней: служить уездному правителю или верность сохранять мальчишке? Скажи-ка мне сама!

Чхунхян отвечает ему:

— Верный чиновник не служит двум государям, добродетельная жена не выходит замуж дважды! Этот наказ для меня свят. Мне жить тяжело, но преданная жена ни за что не выйдет замуж второй раз. Можете делать со мной, что хотите!

Тут вдруг заговорил ведающий казной.

— Подумайте только, какая строптивая девчонка! Мечта всей жизни правителя — первая красавица Поднебесной, а ты отказываешься! С чего бы это? Да господин желает возвысить тебя! Что ты, певичка, смыслишь в целомудрии? Мы проводили старого правителя и встретили нового. Все это по закону, и если ты чтишь законы, нечего вести такие речи! Откуда бы взяться добродетельности и преданности у такой презренной кисэн, как ты?

У Чхунхян даже дыхание перехватило.

— Добродетельные женщины, верные сыновья и преданные престолу есть и среди благородных, и среди низких. Я расскажу вам о них. Вот возьмем кисэн. Вы говорите, что среди них нет верных престолу и целомудренных женщин. А ведь Нонсон, кисэн из Хэсо, умерла на перевале Тонсон, а кисэн из Сончхона еще девочкой знала о семи пороках жены. Кисэн из Чинджу, Нонгэ, записана в книге верных престолу как героиня, ее дела прославлены теперь на тысячу осеней. Хваволь, кисэн из Чхонджу, тоже знаменита, в ее честь построен трехэтажный терем, а в книгу героев, верных престолу, вписано имя пхеньянской кисэн Вольсон. Еще при жизни слыла образцовой женщиной кисэн Иль Чжихын из Адона, потом ей даже дали звание «целомудренной, почтенной». Так что вы не поносите кисэн! Когда я только встретилась с молодым господином Ли, сердце мое дало вечную клятву, такую, как гора Тайшань, как море. Мое сердце преданно, и даже, если бы вы оказались таким сильным, как Мэн Бэнь [127], душу мою не сумели бы вырвать, и красноречием Су Циня [128]и Чжан И [129]сердце мое вам не уломать! Владейте вы умением Кунмина [130]вызывать ветры, вам никогда не сломать маленькое женское сердце! Сюй Ю [131]с горы Цзиньшань не стал служить Яо, отказался от почестей, а Во И и Шу Ци с горы Шоуяншань не стали есть чжоуский хлеб. Если бы не было Сюй Ю, кого бы назвали преданным мудрецом? Если бы не Бо И и Шу Ци, развелось бы много мятежников и непочтительных сыновей. Пусть я женщина подлого сословия, но разве я не знаю про подвиги Сюй Ю, Бо И и Шу Ци? Я стала наложницей, и для меня теперь оставить дом и мужа — все равно что для чиновника на службе забыть страну и государя. А теперь делайте со мной, что захотите!

Правитель рассвирепел:

— Ах, ты негодница! Да знаешь ли ты, что заговор против королевской семьи карается четвертованием, а тот, кто насмехается над чиновником на государственной службе, наказывается как преступник, того же, кто не подчиняется приказам чиновника, отправляют в ссылку? Бойся смерти!

Чхунхян возмутилась.

— Если насилие над замужней женщиной не преступление, так что же это?

У правителя даже дух занялся, так он разозлился. Изо всей силы ударил по столику для письма, сорвал с головы шляпу, растрепал волосы и хрипло заорал:

— Схватить эту девку!

— Слушаемся! — ответили ему слуги при управе, подскочили к ней и поволокли за косы.

— Эй, рабы!

— Слушаемся!

— Хватайте эту девку!

Чхунхян задрожала.

— Пустите! — Она сошла на нижние ступени, и тут налетели рабы.

— Ах ты негодная баба! Ты посмела так отвечать господину и еще думаешь остаться в живых?

Ее бросили в конце двора, и палачи налетели на нее, как свирепые тигры, как стая пчел. Длинные косы Чхунхян, похожие на водоросли, намотали, словно лотосовые стебли в новогодний праздник, будто канат лодочника, как фонарь на бамбуковый шест в восьмой день четвертой луны, и с силой швырнули на землю. Бедная Чхунхян! Она, прекрасная, как белый нефрит, упала на землю. Справа и слева друг против друга стали стражники. В руках они держат палки — с железными наконечниками, те, которыми бьют по ягодицам, пытают преступников, и красные палки.