Время скорпионов - D. O. A. "Dead on arrival" - Страница 35

Процесс деградации, который запустил агент, довершит остальное.

В конце концов Насер сначала набросился на воду, а потом на сандвич.

Второй прокол.

Минуты две-три агент внимал звучанию гитарных аккордов, не отвечая на нескончаемые вопросы заключенного. Погрузившись в музыку, он едва слышал, как тот жует. Зрелище полного рта ливанца с испачканными хлебом, майонезом и тунцом зубами порядком поднадоело ему.

Когда Делиль уже заканчивал есть, Линкс подобрал с полу и положил на стол довольно плотный картонный конверт, прежде остававшийся вне поля зрения. На лицевой стороне, на виду, можно было прочесть написанные красным фломастером буквы: «Мишель Хаммуд a.k.a. [101]Насер Делиль a.k.a. Абу эль-Калам».

Выключив запись, он наклонился вперед:

— Do you have any idea why you are here? [102]

Глаза Насера выдавали острый приступ панического страха. Он затряс головой. Неистово.

— We are going to talk about you and your life… For as long as we need to. — И добавил: — If you ask me, the longer, the better. [103]

Ружар заметил, что Амель отвлеклась. Она рассеянно любовалась видом на Монмартрский холм, открывающимся за широкой застекленной стеной.

Часы журналиста показывали пять минут первого. Пора сделать паузу.

— Сегодня не жарко: солнца нет.

Они вот уже три часа трудились над зафиксированным на пленке и бумаге отчетом о состоявшейся в конце августа в предместье Парижа конференции. Оратор, кстати герой следующей книги Ружара, делился своими соображениями относительно Французской Республики, которую ислам готов уважать при условии внедрения его принципов в ее учреждения.

— И все равно хорошо.

— Здесь перед ремонтом была швейная мастерская. Моя жена купила это помещение в середине восьмидесятых: тогда никто не хотел жить в таком простецком районе. Селиться дальше девятого округа было не в моде. К тому же благодаря кризису недвижимость стоила гроши. — Они сидели в мансарде над гостиной квартиры-студии Ружаров. — Пойду сделаю кофе. Потом еще часик поработаем, и все. У меня на вечер назначены встречи. Но прежде перекусим где-нибудь поблизости. Я приглашаю. Идет?

Амель с улыбкой кивнула. Когда журналист вышел, она раскрыла одну из газет, валявшихся на его столе. У Ружара были почти все. Мечта.

Сегодня утром она думала о своих родителях. Главным образом о матери, так и не простившей ей замужество. По странному стечению обстоятельств традиция и обычаи, некогда разделившие мать и дочь, теперь снова их сближали. От этого становилось только хуже, ибо по иронии судьбы невидимая стена, вставшая между ними, тоже укреплялась из-за этой вновь обретенной близости.

Разрыв окончательный. За полгода никаких попыток к сближению. Только отец и сестра тайком поддерживали связь с Амель. Но никогда к ней не приходили. К ним. К нему. Амель и Сильвен по-прежнему жили в его квартире, и порой, несмотря на все внимание мужа, она чувствовала себя там чужой.

Сам того не ведая, Ружар толкал ее на трудный и тернистый путь. Но при этом он дал ей первую настоящую работу и, возможно, новые перспективы. Позицию журналиста нельзя было считать беспристрастной, она обуславливалась текущим моментом — профессия обязывает. Однако его осведомленность в области ислама выходила далеко за пределы одних только представлений о феномене исламизма.

Эти глубокие знания сочетались у Ружара с распространяющимся на всех фундаменталистов неприятием главенства какой бы то ни было религии. Он не проповедовал, ничего не навязывал, просто предлагал иное прочтение. А ее дело — в документах, над которыми он предлагал ей корпеть, обнаружить истину за лицемерием; опасность, скрытую под убедительными речами; заградительные блоки в самой проповеди об открытости. Подвергнуть разоблачению такийя— исламское искусство эзопова языка, служащего для сокрытия своей веры и убеждений во избежание гонений.

Хорошо бы ей углубить свои знания о религии, с которой она почти незнакома, хотя и родилась в мусульманской семье. Изучить все течения, обычаи, развитие во времени и пространстве, чтобы определить место этой религии в исторической и культурной перспективе. Быть может, попутно она найдет средство, которое поможет ей вступить в диалог с родными.

Зазвонил телефон. Откуда-то из глубины квартиры Ружар крикнул, чтобы она сняла трубку.

— Здравствуйте, это Мартина…

— Здравствуйте…

Наступило молчание, затем:

— Могу ли я поговорить с Бастьеном Ружаром?

— Пожалуйста, подождите, он сейчас подойдет.

— Спасибо…

Когда Амель опускала трубку, ей показалось, что на том конце провода произнесли ее имя. Связь была не слишком хорошей, и она не решилась переспросить собеседницу. Она не была знакома с этой Мартиной, а та могла принять ее за сумасшедшую. Так что Амель вновь взялась за газету.

Войдя в комнату, Ружар схватил трубку. Амель одними губами назвала ему имя собеседницы, он покачал головой.

— Я почти забыл о вас. — Он включил громкую связь. — Мадемуазель, мадам?..

— Очень жаль. Хотя у вас ведь столько поклонниц… На что я могла надеяться?

Лицо журналиста посуровело.

— Перейдем к делу, у меня много работы.

— Представляю… — После долгого молчания вновь раздался голос незнакомки: — Вы знакомы с Шарлем Стейнером?

— Нет, а кто это?

— Наведите справки. Вот увидите, очень интересный человек. — Как и в первый раз, «Мартина» резко положила конец их разговору: — Всего доброго.

Она прервала связь, не дав Ружару времени хоть что-нибудь добавить.

Заинтригованная Амель ничего не говорила, но на ее лице было написано любопытство.

— Просто сумасшедшая. Так мне кажется. — Журналист повесил трубку и налил себе кофе. — Она мне уже однажды звонила, недели две назад. Совсем вылетело из головы.

— Что она хотела?

— Встретиться.

— Довольно странный способ…

Ружар подул на кофе.

— Не совсем. В нашей профессии нередко сталкиваешься с поклонниками или мошенниками.

— То есть?

— Нас снабжают ложной информацией, чтобы вызвать определенную реакцию, навредить кому-нибудь или что-то скрыть. Простая и незатейливая попытка манипулирования.

— А это имя — Стейнер?

Прежде чем ответить, журналист помедлил:

— Возможно, все это ерунда. Вернемся к нашим баранам, ты не против? — Он указал рукой на разложенные на столе документы. — Это конкретное дело.

Мужчина минуты две стоял не шевелясь, прижавшись лбом к стеклу и вертя в пальцах маленький металлический диск, только что вынутый им из телефонной трубки. Перед ним, серая и массивная, возвышалась церковь Святой Магдалины. Струящиеся по стеклу капли дождя размывали ее контуры.