Время жизни - Корнеев Роман - Страница 44

– Я проводник.

– Это я должен сказать, что ты проводник. А ты это должен понимать. Ты часть команды, часть нашего сквада, пусть временная, но ничуть не менее важная. Ты же сейчас стоишь тут, как будто ждешь приказа, любого, лишь бы дали. Чтобы не стоять, а что-то делать.

– Я вас не понимаю.

– Мидж, у нас есть цель. Задача. Нам нужно думать только о ней, не о прошлом, не о будущем. Только о ней.

Миджер обернулся в лес, а потом снова посмотрел на капрала.

– Я понял. Буду думать. Только о ней.

– Вот и молодец.

Капрал подмигнул Миджеру и еще более расслабленно отвалился в сторону.

– Ты знаешь, это обычное дело. Молодежь боится бояться. Она думает, что это важно. Быть бесстрашным. Это совершенно не важно. Ты отказался принять скорч, видимо, думая о чем-то своем. Это нехороший признак, парень. Хотя зря засомневался. Твой гермокостюм принудительно вколет тебе все, что потребуется, за полсекунды до того, как ты начнешь паниковать. И не смотри на меня так, мы не имеем права рисковать сквадом ради мальчишки с расшатанными нервами и гипертрофированным самолюбием. Ты же боялся не их прилета, – капрал кивнул в темноту, – а нашего, нашего прибытия. Кто мы такие, по-твоему? Захватчики? Колонизаторы?

– Нет. Я все понимаю. Сознанием. Душой не могу.

– Ничего, еще поймешь. Даст бог…

– Вы верующий?

– Да нет… это просто присказка такая.

С этими словами капрал захлопнул забрало гермошлема, оставшись в той же расслабленной позе, словно разом потеряв всякий интерес к собеседнику.

Однако Миджеру разговор показался не таким уж отвлеченным, было в этом напоказ расслабленном диалоге что-то, очень волновавшее командира сквада. Только он этого не хотел показывать. Что вообще скрывается за этими бездумными шутками, каменными физиономиями, холодными глазами. Миджер пытался понять и не мог.

Он всегда считал солдат регулярной армии смертниками, уже как бы и не живущими, готовыми к счастливо мгновенной или люто медленной смерти. Они спят, едят, при возможности совокупляются, совершают иные физиологические отправления. Но по приказу встают обратно в строй и стройными (идиотский каламбур) рядами идут на заклание ради людей, которых либо никогда не видели, либо любили всю жизнь, но больше ведь никогда не увидят!

Сквад, с которым повезло столкнуться Миджеру, не желал укладываться в эту схему. Где марширующие яростные колонны, где смех в лицо врага. Они смеялись друг другу, а со внешним миром вели себя абсолютно нейтрально, воспринимая врага скорее его частью, нежели собственно врагом.

Это было непостижимо. Для них скорч и правда был не наркотиком, убивающим страх, он был лишь подспорьем напряженным нервам, лишним питанием подкорке, складывающей рефлексы техники и органики в единое целое, отправляя через нейроконтур подконтрольную единицу боевой силы в бой.

А еще они вовсе не рвались умирать, и словно даже не рассматривали всерьез возможность умереть здесь и сейчас.

Показалось какое-то движение. Все трое разом вскочили, распластываясь вдоль изготовленных к бою стволов. Коротко пискнули взводимые пусковые последовательности. Миджер с удивлением понял, что сам справился с ситуацией ничуть не хуже своих товарищей. И даже не дал волю нервам. Обыкновенное дело, кто-то идет.

Сонарная сетка расцветилась вспышкой зеленого огня. Это был свой. Короткая строчка идентификатора. Эл.

Двигался он быстро, но без спешки, будто всю жизнь по ночным лесам прогуливался. Основной ствол покачивался у него в руках, но ему скорее просто было так удобнее, нежели была какая-то необходимость в непосредственном применении оружия.

– Капрал.

– Примар.

– Ситуация: форсировали реку, – только тут Миджер заметил на гермокостюме Эла специфическое эхо резонирующих на водяной пленке звуковых волн, – выставили охранение, осмотрели два грота, чисто. Нужно выдвигаться остальной группой, не растягиваться.

– Косвенные указания присутствия врага?

– Ноуп, анализаторы молчат.

– Можно подождать рассвета, время еще терпит. Мы прошли почти по радиусу, если начать движение с пяти ноль-ноль…

– Капрал, я говорю – двигаться сейчас. Ночью – преимущество.

– Что толку, если мы на них наткнемся?

– Ничего. Если мы выйдем вплотную, шансов, верно, мало.

– Ок, иди, тагретпоинт – ближний берег. Боковые двойки остаются на местах.

Эл молча кивнул, обрывая цветовое мерцание визуализации канала.

Шаг-другой, и он уже сливается со все более мутнеющим, теряющим структуру предутренним звуковым фоном. Маяки почти не прорывались сюда сквозь влажный воздух. Только инфразвуковые багровые эхопятна рябили на крупных препятствиях.

Навигатор-инженер снова сидел на земле. Словно эта сгорбленная неудобная поза была для него лучшим на свете отдыхом. Даже стоя в гермокостюме, ты чувствовал поддержку экзоскелета, как бы повисая в его клетке. Но ему нравилось так.

Капрал на этот раз остался стоять. Чуть склонив голову, он покачивался на растопыренных штангах манипуляторов, потом вдруг повернулся к Миджеру и заговорил на личном канале. Снова на языке матерей.

– Ты знаешь, Мидж. Парни рассказывали о героях, которых уже с нами нет, и никто не стал ничего рассказывать о себе. Говорят, плохая примета. Я в приметы не верю, но привычка тоже, знаешь ли. Да и было ли там каких подвигов, в моих воспоминаниях, чего выпячивать, я хотя бы жив, вот тебе и подвиг, героям же настоящим нужна наша память. Иначе они как бы и не жили вовсе. И подвигов не совершали.

Вот как я. Ведь я не всегда был капралом, когда-то был на месте Эла примаром, и секундом. А когда-то был и вовсе «рядовым необученным», стажером вроде тебя.

Еще злился, помню, хотел в летные части, у меня математические способности были, но не взяли по здоровью. Ну, ты знаешь, недостаточная приживаемость нейроконтура. Только в пехтуру, и то – данные в остальном хорошие, быстро продвинусь по службе, там и нейроконтур не нужен, командуй себе.

Да только и за злость мою, и за много еще что… в общем, вышло все на самом деле так, что нарочно и не придумаешь.

Нас сбросили десантом на один холодный астероид, где засел враг, и нам непременно нужно было их оттуда выбить, а применять термоядерные заряды отчего-то запрещали. Ну, сбросили нас, а потом случилось интересное. Наша капсула была то ли подбита, то ли просто какие неполадки двигателя случились… в общем, ухнули мы всем составом в открытое пространство. Когда очнулись от перегрузки – никого вокруг, а мы несемся в самое сердце роя. Связь вроде работала, только ни ответа, ни привета.

Через пару часов нас ударило об один из осколков. Мы тогда буквально как сегодня, только-только успели наболтаться друг с другом вволю. Удар пришелся на середину чьей-то фразы. Пламя в вакууме красивое, только недолгое, да и гореть просто так там ничего не станет.

Я остался один, с раздробленными костями, посреди черной ночи, расцвеченной огнями звезд. Сонар в вакууме не предусмотрен. Так что я лежал в темноте и тишине и думал, что как было бы замечательно, чтобы появился сейчас враг, а я хотя бы смог ему рассмеяться в лицо. Глупость, а что поделаешь. Когда ты знаешь, что выжил только чудом, что товарищи твои погибли, что никто тебя здесь не найдет и что тебе придется здесь лежать сутки, трое, четверо, пока не начнется агония – нет, не от удушья или кровотечения, гермокостюм рассчитан на многое, он не даст тебе просто так умереть – оттого, что организм все-таки, минуя все антиблокады и питательные вливания, начнет отключаться целыми органами, начнут отекать легкие, откроется снова кровотечение из распоротой печени, а потом медленно, в удушье и ужасе, начнет мутиться сознание.

Глупо это было все, глупо.

Я мужественно перебирал в уме причины, от которых я наконец загнусь, но в результате не угадал. Мне повезло, наш маяк тогда все-таки засекли, и как только закончился бой, отправили спасателя мне на подмогу.

А дальше был космогоспиталь. Райское местечко по нынешним временам. Вдоволь воды. Отдельная одноярусная койка, оранжереи в невесомости по периметру воронки.