Тайны рун. Наследники Одина - Кормилицын Сергей - Страница 4

Чем шире распространялось по Северной Европе новая вера, тем более настороженным становилось отношение непосвященных к рунам. И раньше-то сам процесс письма казался многим чем-то сродни магии, а теперь, когда посланники Рима громогласно осуждали все языческое и предавали огню и железу древние капища, знатоки рун и вовсе причислялись к колдунам и волшебникам[13]. Все меньше становилось эрилей, способных «сплетать руны» — составлять рунические заклинания, соединять несколько знаков в один — «биндеруну[14]», придавая ему новое, более точное значение. Только в лежавшей далеко за пределами власти Рима Исландии скальдическая культура, обломки традиций эрилей сохранялись еще несколько столетий после того, как в 1100 г. был разрушен последний скандинавский храм древних богов в Упсале. Поднятые Одином из тьмы знаки постепенно забывались, стирались, зарастали мхом. Некоторое время руны сохранялись в качестве обычных знаков письменности, альтернативных латинице (так называемые руны Валдамара[15]), но и в этом качестве они прожили совсем недолго. Эпохе скальдов пришел конец. Громогласная латынь Ватикана вытеснила молчаливые идеограммы Севера.

Но окончательно выбросить сакральные знаки из жизни Германии и Скандинавии католическим священникам не удалось. Они сохранялись в начертании гербов старинных германских родов, в амулетах, которыми невежественные крестьяне Средневековья — наследники куда более просвещенных бондов темных веков — пытались оградиться от инфернального зла, жившего по большей части в их собственных головах. Сохранялись даже в текстах Священного Писания, переведенных с латыни на языки местного населения. В доказательство этого постулата один из крупнейших на начало XX в. специалистов по древне-германской письменности Эдмунд Вебер приводит цитату из готского перевода Евангелия от Марка: «Вам дано ведать руну Царствия Божия[16]».

Кое-какие элементы рунического наследия сохранились благодаря стараниям людей, склонных к занятиям магией. Правда, для таких занятий нужно было иметь очень и очень высоких покровителей, способных защитить взыскующих тайного знания от карающей руки церкви и инквизиции. У каббалиста Иоанна Буреуса такой защитник был — шведский король Густав Адольф. Благодаря добрым отношениям короля и книжника до нас дошло много описаний рунических камней Скандинавии, в том числе и тех, что считаются ныне утерянными. Только записи ученого XVII в. остались от камней, подчас намеренно разбивавшихся священнослужителями или использовавшихся фермерами в качестве строительного материала. Письмена на камнях и скалах всегда занимали ученых, и тем из них, кто находился под покровительством монархов или дворян, в должной мере сильных, чтобы оспаривать решения церкви, удавалось изучить предмет своего интереса достаточно тщательно[17]. Хотя, конечно, ни о каких систематических исследованиях в те времена не было и речи.

Другое доказательство живучести древних знаков до сих пор можно увидеть на стенах старых домов и хозяйственных построек крестьянских усадеб Германии. Так называемую руну «Хагал»

— (в начертании — косой крест, перечеркнутый вертикальной линией), часто толкуемую создателями рунических оракулов как «ограда», «крепость», «защита[18]», еще в первой трети минувшего века использовали как защитный знак, оберег, при этом зачастую не имея представления о ее тайном значении. Дело в том, что, хотя часто о «Хагал» говорится как об отдельной, самостоятельной руне, на деле это творение опытного эриля, «биндеруна»: слитые воедино

— «Альгиц» (или в немецкой традиции «Ман»), означающая «защищенность», «закрытость», и

— «Тейвац» (в германской традиции «Тюр»), символизирующая защиту активную, с оружием в руках. Символическое значение того знака, который они образуют в слиянии, как нельзя лучше отвечает задачам оберега, но знали ли, мягко говоря, не слишком образованные крестьяне, что они рисуют или вырезают на стенах своего жилища? Скорее всего — нет. Однако «Хагал» пережила века, подчас соперничая в частоте использования с крестом. Церковь смотрела на такие рецидивы язычества с неодобрением, однако жестоко за них не карала — ей хватало иных забот. Религиозные войны, Реформация и контрреформация, могучим валом прокатившиеся по северу Европы, начисто смели все, что не уничтожил торжествующий католицизм.

ПОДНЯТЫЕ РУНЫ

Новый интерес к наследию предков возник на волне романтических настроений начала XIX в. Очарованные таинственностью рубленых знаков Футарка, германские исследователи обратились к ним и взялись за исследование со всем типично немецким упорством и педантичностью. Не удивительно, что под таким натиском завеса тайны над старинными письменами приоткрылась, дав жизнь новому разделу науки на грани истории и языкознания — рунологии. Правда, помимо романтических настроений, свойственных тому времени, был и еще один момент, подхлестывавший интерес к тайным знакам древних германцев: Германия, расколотая после Тридцатилетней войны на множество мелких государств, отчаянно нуждалась в некой общей идее, которая могла бы сплотить немцев, дать им подтверждение национальной идентичности. Тем более — после наполеоновских войн и всплеска вызванного имперской оккупацией патриотизма. Интерес к древней истории, к культуре предков был на этом фоне вполне естественным.

Собственно, не одни только немцы взялись в тот период исследовать свое прошлое. Во многих государствах Европы, в том числе и в России, происходил в ту пору настоящий исторический бум: коллекционеры составляли библиотеки древних рукописей и актов, археологи вскрывали погребальные курганы, светские любители истории превращали в салонное событие исследование содержимого тысячелетней давности амфоры или развертывание египетской мумии. Но особенно увлекательной стала в ту пору тема дешифровки древних письмен и знаков.

Этот интерес буквально подхлестнуло открытие Жана Франсуа Шампольона[19], дешифровавшего иероглифическую надпись на Розеттском камне и предложившего методику чтения древнеегипетских текстов. Однако немцам обращаться к столь древней истории никакого резона не было: таинственные письмена были у них, что называется, под рукой. И в 1821 г. в свет выходит первая серьезная научная работа, посвященная древнегерманским идеограммам, — книга Вильгельма Гримма[20] «О немецких рунах». Сказать, что она вызвала фурор в обществе, пожалуй, нельзя, однако определенный интерес к исследованию рун эта книга вызвала. А к середине XIX в. руны, германская мифология, старинные традиции стали настолько неотъемлемой частью немецкой национальной идеи, что образованному человеку было как-то неудобно не иметь хотя бы поверхностного о них представления. Тем более что к этому времени на сцене появился такой яркий персонаж, как Рихард Вагнер[21]. «Тангейзер», «Лоэнгрин», «Тристан и Изольда», тетралогия «Кольцо нибелунга» вызвали живейший интерес к германской истории, причем не только в Германии, но и далеко за ее пределами. «Старые времена» неизбежно романтизировались, действительность обрастала легендами, а факты — догадками. На волне этого интереса, к слову, вышла в свет книга второго из братьев Гримм — Якоба[22] «Немецкая мифология», посвященная, помимо прочего, языческим культам прагерманцев, в том числе и культу Вотана.