Ведется розыск - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 8

В это время зазвонил телефон.

— Здравствуйте, Виталий Васильевич, — весело проговорил Есин, и мы поняли, что звонит Зайцев. — Что там у вас новенького?

Но улыбка тут же сползла с его лица.

— Как это так? Почему? Да такого не может быть! — Он надолго замолчал, сосредоточенно слушая собеседника. — Заключение уже получили? Вот так штука! Я подошлю Крылова, и вы с ним обговорите… Да… Конечно, будем работать… Ну хорошо, до связи.

Есин положил трубку и забарабанил пальцами по столу.

— М-да, ситуация! Крылов, давай быстро к Зайцеву. У него там появились новые материалы, и выходит, что Веретенников Коровину не убивал.

Реакцию всех сидевших в кабинете можно сравнить только с заключительной сценкой гоголевского «Ревизора». Я первым вышел из оцепенения и отправился в прокуратуру.

Зайцев держался, как всегда, невозмутимо, хотя, зная его достаточно хорошо, можно было заметить, что он тоже изрядно ошарашен. На столе лежали несколько листков бумаги, и следователь молча протянул их мне. Акт криминалистической экспертизы одежды Коровиной. Как мы и предполагали, она была убита ударами ног.

Эксперты нашли на платье следы коричневой ваксы, а в одном месте удалось обнаружить отпечаток подошвы сорок первого размера. Здесь же имелась и фотография, на которой довольно ясно просматривался сложный узорчатый рельеф, по всей видимости — лыжные ботинки.

Н-да… В день убийства Веретенников был обут в старые черные туфли на гладкой подошве. И вообще носил он сорок четвертый размер…

Я дочитал документ. На платье оказалось несколько шерстяных волокон красного цвета, не принадлежащих одежде потерпевшей.

— Вот это прокол! — Я бросил листки обратно на стол.

— По крайней мере, теперь мы знаем кое-что об убийце.

— Да, размер обуви и рельеф подошвы. А также то, что у него может быть красный шерстяной свитер, так что все в порядке, через пару дней мы его задержим. — Сарказма в голосе было даже больше, чем мне хотелось, но Зайцев на это никак не отреагировал.

— Поедешь в И ВС и допросишь Веретенникова. Подробно: когда он расстался с Коровиной, где, при каких обстоятельствах, кто при этом присутствовал.

Снова работу пришлось начинать с нуля: строить новые розыскные гипотезы, искать пути их проверки. После того как рухнула версия, казавшаяся железной, делать это трудно вдвойне, потому что приходится преодолевать уже сложившиеся психологические установки.

И когда мы собрались на очередную оперативку, было видно, что каждый считает следствие зашедшим в тупик.

Слава Виноградов, работавший по красному шерстяному свитеру, доложил, что среди завсегдатаев пивной, от которой начала свой последний путь Коровина, двое имеют такую одежду. Одного удалось установить, это слесарь-сантехник Злобин, который ни в чем предосудительном замешан не был, а в ночь убийства дежурил в домоуправлении. Вторым был неизвестный молодой парень по имени Леша, которого несколько раз видели вместе с Галкой Совой.

В принципе, ничего обращающего на себя внимание в сообщении Виноградова не было, но что-то заставило меня насторожиться. А через секунду я понял, что это было.

Совой приятели называли некую гражданку Ожогину, а в моей записной книжке уже фигурировала эта фамилия. Ожогина жила по ул. Окружной, 92, в одном из тех домов, в районе которых собака потеряла след. Образ жизни ее не был особо нравственным, и у меня против ее фамилиистояла пометка: «Постоянно водит к себе мужчин, некоторые длительное время живут без прописки».

Когда я сказал об этом, Есин оживился:

— Совпадение настораживающее. Надо вплотную заняться новыми фигурантами. Крылов, ты присмотрись к Ожогиной, а Виноградов займется установлением личности Леши.

Остальные работают над своими версиями, но ориентируются и по линии Ожогина — Леша. Все ясно? Значит, вперед!

Галина Ожогина, двадцать пять лет, подсобная рабочая швейной фабрики. Работает без особого старания, иногда прогуливает. С товарищами по работе отношений не поддерживает. Живет одна, часто выпивает, постоянно приводит к себе «гостей».

Некоторые живут месяцами, и тогда пьянки следуют одна за другой. Соседи неоднократно жаловались, и мы беседовали с Ожогиной, предупреждали, она обещала изменить поведение, но все продолжалось по-старому.

Вся эта информация нам, собственно, ничего не добавила к тому, что уже было известно о Сове. Нас больше интересовало ее знакомство с Лешей, но тут-то и начинались трудности: соседи и знакомые, запутавшись в многочисленных «друзьях»

Ожогиной, естественно, не знали их по именам, а достаточными приметами Леши мы пока не располагали.

Посоветовавшись с Зайцевым, решили избрать самый простой путь, и я вызвал Ожогину к себе. Расчет был на то, что если повестка из прокуратуры может насторожить ее, то вызов в милицию — учреждение, ставшее привычным, — будет расценен как приглашение на обычную профилактическую беседу.

Ожогина была коренастой ширококостной девицей с развитыми формами. Кличка у нее была не случайной: круглое лицо с круглыми же глазами, тонкими полукружьями бровей и крупным носом действительно напоминало совиное. Когда она переступила порог моего кабинета, я обратил внимание, что выглядит она несколько необычно, и тут же понял, в чем заключается эта необычность: всегда ярко, аляповато накрашенная, сегодня она была без грима, а пестрый крикливый наряд заменило серое неброское платье.

Понятно. Люди такого рода в учреждения, подобные нашему, предпочитают приходить в скромном виде, чтобы произвести благоприятное впечатление.

— Садись, Галя, — пригласил я. — Как живешь?

— Живу понемногу, — ответила Ожогина низким прокуренным голосом и напряженно улыбнулась.

— Как на работе, не прогуливаешь?

— Нет, у меня все в порядке, можете мастера спросить. Уже почти целый месяц хорошо работаю.

— Ну а как дома себя ведешь? Что-то соседи тобой недовольны.

— Да вы их не слушайте, они всегда чем-нибудь недовольны. К тому же я одна живу, жизнь неустроенная, вот и мешаю им, как бельмо на глазу. К кому-то же надо придираться…

— Как раз о том и речь, что не одна ты живешь, все время к тебе посторонние ходят, пьянствуют, живут без прописки. — Я протянул Ожогиной сигарету, и она обрадованно закурила, а когда глубоко вдохнула дым, то как бы расслабилась и, оставив тон светской дамы, вернулась к привычному лексикону.

— Брешут все. Бывает и зайдут гости, ну и бухнем, выпьем то есть, не без этого.

Так это законом разрешается. Можно по нашим законам в гости ходить?

— Конечно, можно, — весело ответил я. — Я и сам люблю в гости сходить или у себя гостей принять.

— Вот-вот, — ободрилась Ожогина. — И пить по закону можно, так ведь? Если бы нельзя было, то вино и водку в магазинах бы не продавали. Вы небось тоже в гостях употребляете?

— Бывает, — не стал запираться я, подивившись своеобразию взгляда собеседницы на проблему потребления спиртного.

— Ну вот, — еще больше воодушевилась она. — А раз все пьют, почему мне нельзя?

Разве я не человек, по-вашему?

— Человек, конечно, человек, — успокоил ее я и перебил дальнейшие излияния вопросом:

— А где сейчас Леша?

— Какой Леша? — Ожогина заметно вздрогнула.

— Да этот, в красном свитере, который к тебе приходит.

— Никакого Леши я не знаю. — Сова вновь сидела в напряженной, выжидающей позе, и на лице ее отчетливо проявилась отчаянная решимость отрицать даже предположительный факт знакомства с каким-нибудь Лешей. Это уже становилось интересным, но нажимать я не стал.

— А как зовут парня, который к тебе в последнее время ходит? Разве не Леша? — простецки спросил я.

— Колька ко мне ходит, это да. Мы с ним пожениться хотим. А никакого Лешу я знать не знаю.

— Да Бог с ним, это небось соседи перепутали, — сбавил напряжение я.

— А как фамилия этого Кольки?

— Берберов, он на Дачном поселке живет. Его еще Длинным зовут.